***
Райские краски по обычаю светились золотом сквозь облака. Крылатый народ без забот прогуливался улицами. Темный переулок едва ли можно было именовать таким, рай — святое место, там не должно было быть темени. Тощее тело спускается по белой стене, оставляя за собой золотые кровавые полосы крыльев, они теряли оперение. На холодный бетон опускались белые перья, оставаясь там блестящими пятнами, словно от побитой птицы. Со звонким звуком на пол приземляется меч, засохшая кровь не даёт покоя, окровавленная ладонь катится по щеке, физические ощущения не заглушали боль, совсем. Это было поражение, такое горькое и ужасное, отдающиеся солёными слезами на щеках, пульсацией на месте бывшей конечности, и засохшей кровью на одежде, на этот раз, своей. Серебристые волосы бесстыдно распрёпанны, а лицо застыло в выражении немого крика, Лют едва могла ли шептать тихое. — Ненавижу.. И это крутилось в голове, превращаюсь в какофонию звуков, разные голоса разрывали мозг, она схватилась рукой за голову, утыкаясь в колени. До нельзя чистый переулок без единого окна, перепачкан кровью и болью, отчаяньем, унынием. Она потеряла лучшего друга, Адам конечно, далеко не пример для подражания, да и Лют не далеко от него отошла, но они оба были словно единым целым, предпочитая проводить время в компании друг друга. Единственное, что от него осталось, это нимб, и тот она безжалостно бросила под ноги Лилит, пытаясь показать своё превосходство, показать что она ещё не сломлена. Это было тогда, пару часов назад, но не сейчас, сейчас что-то переломилось. Лют хотела рвать и метать от безнадёжности, от отчаяния, от всего. Дрожащей рукой она достает из внутреннего кармана пачку сигарет, когда-то украденную у Адама, и зажигалку. Единственная рука оказалась проблемой, это было настолько чертовски неудобно, она несколько раз выронила курево из тонких губ, пока подожгла. Тонкой струйкой изо рта потянулся сизый дым, сердце застучало быстрее, после всего совершенного, Лют уже была не уверена, что оно у неё вообще есть. Возможно, Вэгги была права, назвав её жалкой, она была совсем не рада, что та, позволила ей жить. Она предпочла бы полный покой души, нежели свернуться комочком в подворотне, без возможности прекратить истерику. Сигарета тлеет в тонких, исцарапанных пальцах, и она смотрит на меч, снова и снова, не в силах отвести взгляд. Ярость берёт вверх, она винит во всём злосчастное оружие из ангельской стали, которое, по факту, ничего не и сделало. Сделало. Убило тысячи душ. Она убила тысячи душ. Это осознание скребётся дикими кошками, она не защитница и воин, она — простой убийца. Без принципов или сожаления, она ведь просто убивает, и не думает кого и как, она без разбору забирает чужие души, пусть, и адские. Возможно в чем-то, непутёвая дочка Люцифера всё же была права, Эмили же её поддержала? Мысли о младшем Серафиме ударили в голову лёгким потоком весеннего ветра, впервые она почувствовала себя так легко, будто снова может нормально летать. Её крылья были сильно повреждены, исцарапанны и изрезаны, она не могла даже их расправить, с них падали перья, какой ангел без крыльев? А могла ли она вообще считать себя ангелом? Лют, всегда уверенная в своих принципах и не преклонная чужому мнению, впервые сомневалась, сомневалась настолько сильно, что даже не знала, кто она теперь? Пораженный и павший духом экзорцист без руки и собственного достоинства? Разве что. Это было не возможно, из пачки потянулась третья сигарета, она сидела среди запаха крови и табака, умирая от боли, как внешней так внутренней, она не могла смириться, ей хотелось драться дальше, дальше и дальше, отомстить за всё и за всех, в первую очередь, за себя. Но она не могла даже толком подвестись на ноги, Вэгги не плохо её покалечила, не зря она была лучшей из лучших в их отряде. Даже сейчас, спустя годы, она не потеряла свои способности, и вернула крылья, даже та, кого Лют ненавидела и презирала за её поступок, та, кого она лишила всего, сейчас в счастливых отношениях с дочкой Люцифера, её окружают друзья и дом, и это всё в аду. Агатаполучила своё счастье в самом дьявольском котле, наверняка сейчас смакуя вкус победы, а Лют, а что Лют? Она валялась среди темного закаулка, убитая и едва ли дышащая от передозировки никотина, от неё ужасно несло смесью крови и дыма, она, словно закончившийся пожар, оставивший после себя только пепел. Глаза налились кровью, пальцы до боли сжали уже давно стлевший окурок, она швырнула его куда-то, едва ли не на белый свет. Глаза снова хватаются за меч, сердце обливается кровью, кипит ярость, не подвластная ангелам ярость. Свободная рука хватается за позолоченную ручку, и с силой швыряет его об стенку, оружие выдерживает, падая на пол с громким звуком. Её прорывает. Истерика льется потоком, она уже ничего не скрывает, тут никто не найдет её, никому нет дела. Она орёт и стонет как раненая лань, вырывает волосы и захлёбывается в собственных слезах, закрываясь едва подвижными крыльями, каждое движение которых отдается острой болью в спине. Теперь ей становится понятно, что чувствовала Вэгги, когда Лют лишила её крыльев. Бинты напитываются золотой смесью, и она завидев это, кричит ещё громче, срываясь на хрип. Крики боли и отчаяния, крики поражения, она хотела умереть, навсегда умереть, слечь там, прямо рядом с Адамом, не бросая его, оставить свою душу среди горящей адской земли, оставить свою душу как герой. А не вернуться домой, по чьей-то воле, больной колекой у которой ничего не осталось, всё что у неё было, сейчас уже не существует. Она подгибает под себя ноги, сворачиваясь клубком, и закрывается больными крыльями словно одеялом, уходя от невзгод, это было невозможно. Силы покидают, когда Лют в последний раз бросает взгляд на меч.***
Она едва ли может открыть глаза, когда их пронзает белый свет, она не знает откуда он взялся, и желает думать, что это — смерть. Она уже умерла однажды, она знает как это. Лют не приходит до конца в сознание, когда её тело обвивают чьи-то руки, мягкие и нежные, похожие на облака, на цветочное поле и лёгкий, прохладный ветер, она не открывает глаза, не может. Этот кто-то не обращает внимания на запах, который Лют и сама не чувствовала, она ничего не чувствовала. Кто-то оглаживает её крылья, гладит спуташиеся белые пряди и тихо шепчет на ухо, ей приходится открыть глаза, когда на коже слишком ярко чувствуется чужой взгляд, слишком обеспокоенный и отчаянный чтобы проигнорировать. — Ты жива..? Нежный до дрожи голос пронзает разум, она узнает его среди тысячи, младший Серафим, это могла быть лишь она. — К сожалению. Хриплое, и единственное что может выдавить из себя девушка, удивляясь тому, насколько жалким оказался её стальной голос всего за пару часов, хотя, а сколько прошло времени? Она уверена, на улице — ещё светло. Залипшие глаза с силой поднимают веки, Эмили смотрит на неё взглядом полным сожаления и сочувствия, и без капли осуждения, это удивляет её, она бы так, точно не смогла. Сколько же в этой хрупкой фигурке было жалости и любви к окружающему, сколько сочувствия и сострадания, вот он — настоящий ангел. Её помыслы чисты, даже в сравнении с той же Сэрой, она наивна словно ребёнок, добра и не обременена всей жизненной болью, она воплощение всего святого и светлого, она — свет. От девочки пахло лавандой, Эмили на секунду отходит назад, и берет в руки окровавленный меч без капли брезгливости, в её синих сапфирах читается только безграничная грусть. — Я полагаю, это твоё?.. Она говорит тихо, будто боясь спугнуть её как маленького котенка, запуганного людьми, а Лют только морщиться от одного вида, когда-то так любимого оружия, ей его подарил Адам, она хорошо помнит тот день. — Он не помог мне в нужное время. Аккуратно, отодвигает от себя меч, касаясь лишь кончиками пальцев, прикрытых дырявыми перчатками, Эмили снова опускается к ней на колени, оглядывая разбросанные бычки, но ничего не говорит, всё понимает. Лют заходится сухим кашлем, из носа её течет золотая струйка, приземляясь на верхнюю губу. — Лют.. Серафим произносит её имя с небывалой нежностью, и кладёт руки на плечи, она только смотрит в глаза, борясь с желанием отвести взгляд от по-настоящему ангельского существа. — Я рядом. Так же спокойно и умиротворенно произносит девочка, и утыкается ей в грудь, Лейтенант, уже, похоже, бывший, проводит рукой по мягким волосам, её ладони перепачканы болью, но Эмили ни капли не обращает на это внимания, лишь жмется ближе. — Мне жаль. Ещё раз говорит она, и отстраняется от объятий, Лют думала что сейчас она исчезнет, так же быстро, как и появилась, так же не заметно, но так же больно. Серафим встаёт полной фигурой, и она видит всё три пары сияющих крыльев, её длинное, белое платье, развивающиеся на ветру длиннющие волосы, блеск её глаз, она чувствует себя ужасно, по-настоящему, пораженной. Она не успевает очнутся, когда к ней тянется смуглая ладонь, от части спрятанная под лиловой тканью перчатки. — Пойдем со мной. Голос ласкает уши, зазывая за собой, и она встаёт из последних сил, в последний раз оглядываясь на меч, перед тем, как протянуть трясущуюся ладонь. Она обрекла себя на вечное клеймо поражения, но было ли до этого дело?