вороны не были созданы для одиночества.

последнее, что жан хотел в своей проклятой жизни — чтобы кевин узнал об этом. жан так и не понял, в чём прокололся и где не смог сдержаться, но один из его главных страхов настиг его так неожиданно, что он определённо не был к нему готов. жан уже не помнил, о чём они говорили до этого — забытью немало помогли ещё свежие травмы, но момент, когда последние крохи его существования пошли под откос, он, кажется, не сможет забыть никогда. — я нравлюсь тебе, — вдруг понял кевин. жан сумел сдержать своё тело, чтобы оно не взгдрогнуло, но взгляд его выдал — он увидел это по поражённому выражению на лице кевина. жан не знал, что именно он прочитал в его глазах — животный страх от раскрытой правды? лишённое смысла облегчение? тяжесть осознания, что это ничего не изменит? глупую, не имеющую право на существование надежду? жан не думал, что сможет возненавидеть себя ещё сильнее, но он это сделал. ненависть к собственному существованию скручивала в тугие жгуты его внутренности, заставляя тошноту подниматься по горлу. ещё секунда — и жан бы потянулся к своему горлу железной хваткой онемевших пальцев, но кевин вдруг подался вперёд, перетянув внимание на себя. жан почувствовал, что мир вокруг него схлопывается, когда кевин нерешительно протянул к нему руку. ещё не касаясь лица, но уже находясь слишком близко. жан почему-то не боялся вторжения в своё личное пространство, но где-то на подсознании очень хотел, чтобы кевин прямо сейчас его ударил. это было бы привычно, это было бы честно. это то, что сделал бы рико, и что кевин не сделал бы никогда. жана затошнило с новой силой от осознания своей непоколебимой беспомощности перед ними двумя. перед рико — из-за боли и ужаса, что были его вечными спутниками всю жизнь в «гнезде», перед кевином — из-за чувств, о которых тот никогда не должен был узнать. — можно? — кевин прозвучал до страшного непривычно. его вечно холодный и уверенный голос сквозил незнакомыми интонациями. жану показалось, что кевин его умолял. жан понял вопрос, но не смог ответить — только отрешённо и коротко кивнул через несколько очень долгих секунд. это не могло быть правдой, просто не могло. не существовало ни одной вселенной, в которой кевин дэй мог чувствовать что-то к нему. жан не поверил происходящему, когда кевин осторожно уложил ладонь на его скулу, перекрыв цифирное клеймо, въевшееся иглой под кожу многие годы назад. у кевина, кажется, дрожали пальцы, но жан этого не заметил. жан не верил, когда кевин приблизился ещё сильнее — так, что жан мог чувствовать тепло его тела своей кожей. жан не верил, когда кевин с неописуемым и необъяснимым трепетом провёл большим пальцем успокаивающий полукруг по его щеке под глазом. жан не верил, когда губы кевина накрыли его собственные осторожным поцелуем. жан не верил, когда услышал судорожный и почему-то облегчённый выдох кевина через нос. только когда кевин осторожно и вновь почти умоляюще провёл языком по его нижней губе, жан вдруг осознал, что происходящее — реально. не верить больше не было смысла. жан наконец ответил на поцелуй и приоткрыл рот, молча позволяя кевину углубить. пальцы отчаянно дрогнули, и жан потянулся ладонью выше, пока не запутался ею в темных волосах, притягивая его ближе. тело обязано было отозваться на движение мгновенной болью, и оно отозвалось, но жан будто бы этого не заметил. кевин крепко стиснул в свободной руке простыню, прекрасно понимая, что тело жана сломано и изувечено слишком сильно, чтобы к нему прикасаться. жан тоже знал, но это не помешало ему невольно выгнуться навстречу и сразу же безумно об этом пожалеть — сломанные рёбра и прочие раны мгновенно напомнили о себе, заставив картинку под прикрытыми веками перекрыться темнотой, а воздух — вылететь из лёгких с несдержанным болезненным стоном. кевин вздрогнул и мгновенно отстранился от него, но жан не дал ему отодвинуться слишком далеко, стиснув трясущиеся пальцы в тёмных локонах. поэтому кевин отчаянно зашептал прямо ему в губы, невольно обжигая их слишком горячим дыханием. — прости. прости меня, жан, прости, мне так жаль, — он говорил по-французски, едва ли сам сильно это осознавая, и жану показалось, что он может умереть от того, как всё его существо отозвалось на родную речь, срывающуюся с этих губ. — я так виноват перед тобой. я не должен был оставлять тебя, мне так жаль, я не должен был.. — заткнись, — жану не хватило сил испугаться повелительных ноток в своём голосе — он был слишком занят попыткой хоть как-то задышать, чтобы не пойти к окончательному дну. кевин послушно умолк, бросил на него просяще-виноватый взгляд из-под ресниц, но жан не стал продолжать разговор — он просто потянул кевина на себя, и тому ничего не осталось, кроме как вновь впечататься своими губами в чужие. на этот раз жан углубил первым и, кажется, услышал краем уха треск слишком крепко сжатых простыней — кевина еле заметно трясло, и он всё ещё сталася держать себя в руках. жан дрожал куда сильнее и наплевал на то, что кевину их поза была явно неудобна — нужно было безостановочно балансировать и держать большую часть веса на одной руке, но кевин пока что справлялся. жан всё ещё слабо доверял реальности, но уже начинал верить, что с ним действительно это происходит. в этот момент ему вдруг показалось, что он может стать по-настоящему свободым, но он осмелился думать об этом. — ненавижу, — сорвалось с его губ, когда кевин чуть отстранился, давая им обоим возможность глотнуть недостающего воздуха. кевин замер, молча призывая его продолжить. жан проигнорировал блестнувшую в его глазах скорбь и сожаление. — ненавижу любить тебя. кевин отчаянно подавился воздухом и зажмурился, слишком огорошенный громкостью его признания. он и так знал, но услышать эти слова вслух оказалось так неожиданно и больно, что перед глазами замелькали блики. — прости, я.. — начал было кевин, но жан вдруг сжал его волосы так крепко, что дэй вынужденно прервался и болезненно зашипел. — извинишься ещё раз, и я убью тебя, — жан знал, что это всего лишь пустая угроза, но кевин послушно кивнул и замолчал. его покорность была ненормальной и несправедливой. жан не мог сопротивляться ей. они молча смотрели друг на друга, и жану казалось, что он тонет. он ждал, что подсознание нарисует вокруг него стены замка эвермора, но периферийное зрение улавливало лишь тёплый цвет древесины и неосторожный солнечный блик, перерезавший комнату напополам. в воздухе отчётливо можно было разглядеть летающую пыль, деревянное изголовье кровати тихо скрипело от любого неосторожного движения, кевин сидел рядом. после холодных и жестоких чёрных стен «гнезда» эта комната казалась жану проклятьем. он знал, что не заслуживает свободы, он знал, что рико убьёт его, как только они встретятся, он знал, что ему никогда не увидеть счастливого будущего, и всё же ему безумно хотелось урвать хоть маленькую часть всего этого. жан так боялся и так хотел почувствовать себя живым, что горло болезненно сдавило новым приступом. — жан, — осторожно позвал кевин, и жан вдруг понял, что он удерживает его ладонь, не давая стиснуть горло. кевин хотел что-то сказать, но передумал. под набирающим осознанность взглядом жана кевин вновь приблизился к нему, но не поцеловал. жан подумал, что умрёт прямо сейчас, когда кевин спустился чуть ниже и невесомо прижался губами к его шее. жан был парализован и никак не сопротивлялся, и кевин аккуратно продолжил. короткие ласковые поцелуи рассыпались по всему горлу, не то придушивая жана, не то давая ему нормально задышать. нежность кевина была столь непривычной и ненормальной, что жан вдруг подумал, что ему это снится. табун мурашек, покатившийся по коже, когда кевин поднялся поцелуями к его уху, мгновенно дал понять, что такое не может присниться. кевин замер, прислонившись лбом к его виску, и вдруг тихо прошептал: — мне так тебя не хватало.. жан подавился воздухом, глаза обожгло подступающими слезами, и он не нашёл ничего лучше, чем повернуть голову и заткнуть кевина очередным поцелуем, пока тот снова не сказал что-то громкое и способное уничтожить жана изнутри. жан потерял счёт времени, прерывая поцелуи только ради коротких вдохов и пары секунд передышки — тело ни на секунду не переставало болеть, и порой волны адских ощущений накрывали его слишком сильно, поэтому приходилось брать паузы. кевин рассыпался в его руках. жан чувствовал это так отчётливо, как и собственное разрушение. у него не было будущего, не было свободы, и та маленькая частичка, которую он урывал с губ кевина, обязана была уничтожить его в последствии. раздавшийся короткий стук в закрытую дверь вернул его на землю с такой силой, что жан испытал бóльшую боль, чем любую из тех, что приносил ему рико. его чуть не вывернуло наизнанку от взгляда кевина — он опять извинялся. молча, но разницы не было, жан умел читать чужие эмоции слишком хорошо. кевин встал с кровати и пошёл к двери. жан еле сдержал себя, чтобы не начать умолять не открывать её. это был бы конец, это разрушило бы всё, это убило бы его. замок щёлкнул, в комнату зашёл ваймак. жан подумал, что ненавидит его сильнее, чем рико. — документы, — коротко объяснил тренер, передав стопку бумаг жану. жану показалось, что белые листы порезали ему ладони и вскрыли сонную артерию, но он покорно сжал их в пальцах. — не созрел для еды? его забота — а это была она, как бы жан не хотел этого признавать — была тошнотворной. жан захотел убить его или хотя бы кинуть стопку бумаг ему в лицо, но лишь покачал головой. исцелованная шея отозвалась мгновенной болью, и он невольно сморщился от этого ощущения. ваймак пожал плечами и вышел из комнаты, оставляя их с кевином наедине. кевин еле заметно вздрогнул, когда дверь закрылась, и перевёл на жана сложный взгляд. жан даже не попробовал его прочитать — его и так выворачивало происходящее. неверие было бы спасением, но он, дурак, уже признал реальность случившегося. внутренности разорвались напополам на желание вновь поцеловать кевина и не знать его никогда. — подпиши, — вдруг подал голос дэй. — троянцы хороши, джереми согласился принять тебя, он.. — заткнись, — оборвал его жан. — я не буду выслушивать твои хвалебные оды в их адрес. злость пересилила боль, и жан откинул бумаги в сторону. листы разлетелись по полу. жан знал, что собирать их обратно в его состоянии будет очень, очень больно, но сейчас ему было плевать. кевин отвёл взгляд и прикусил губу, опять послушно выполнив то, о чём его просили. жан почувствовал, что ненавидит его сильнее, чем кого-либо на свете. ненависть к рико казалась ничтожной на этом фоне. — зачем? — внезапное опустошение обрушилось на жана так неожиданно, что он не справился с голосом — тот предательски дрогнул. — зачем что? — эхом отозвался кевин, хотя прекрасно понял вопрос. жан посмотрел на него так, что, если взглядом можно было бы убить, кевин уже валялся бы без дыхания на полу. кевин ничего не ответил, но глаза сказали всё за него. жан возненавидел его ещё сильнее, когда почувствовал своё сбитое сердцебиение. жан любил кевина дэя столько, сколько себя помнил. почти с первого же дня в эверморе. неотрывная связь между первой встречей и первым днём в чёрно-красном аду разрезали чувства жана в соотношении один к одному — сколько любви, столько и ненависти. кевин совершил непоправимую ошибку, когда поцеловал его, а жан в сотни раз ухудшил ситуацию, когда ответил на поцелуй. им ни при каких условиях нельзя было этого делать, но они всё равно сделали. жан внутренне содрогнулся от осознания, сколько времени придётся залечивать эту рану. если его сломанные рёбра срастались за пару месяцев, то эта травма вряд ли бы перестала болеть хоть когда-то. суицидальные мысли не были новы, но ещё никогда не вставали так остро и чётко в его сознании. жан почувствовал, что может умереть прямо сейчас только от понимания произошедшего. — подпиши, — повторил кевин. жана разорвало от желания то ли убить его, то ли поцеловать ещё раз. грудь стянуло настолько невыносимым спазмом, что жан не был уверен, что верёвки, которыми его связывал рико, приносили такое же количество боли. — проваливай, — с трудом прохрипел жан, стараясь максимально выровнять голос. кевин посмотрел на него с мольбой. жан больше не мог этого выносить — судорожно зажмурился, чтобы не видеть ничего, и рявкнул во всю силу повреждённых связок: — проваливай, блять! жан смутно слышал, как открывалась и закрывалась дверь за спиной кевина. смутно понимал, что снова душит себя, пытаясь стереть с горла следы чужих губ. когда кислорода стало окончательно не хватать, он провалился в обморок. ему снились стены эвермора, ножи рико и поцелуи кевина. жан не знал, что из этого было самым худшим. кевин больше не появлялся. жан старался не думать о нём, но если он не думал о кевине, то в сознании всплывал рико и его пытки. за два дня он выпросил у эбби столько снотворного, что ей пришлось отказывать ему во всех остальных просьбах о препаратах в дальнейшем. по истечении третьего дня он, испытывая дикую боль, собрал бумаги, возненавидел то, что собирался сделать, и поставил подписи везде, где было необходимо. ваймак забрал у него документы и сказал что-то про правильный выбор. жан не слушал и не слышал его — достал из-под подушки две таблетки снотворного, за которыми не уследила эбби, закинул их в себя и насухую сглотнул. упал головой на подушку и понадеялся никогда больше не просыпаться. жану снились руки, хватающие его и утаскивающие в чёрно-красные подвалы, жану снились верёвки, удары и ножи, жану снилась сломанная рука и удаляющаяся спина сбегающего из эвермора кевина. жан проснулся, не уверенный, что он жив, и, когда сознание прояснилось, подтвердив эту информацию, очень пожалел, что не умер. дни до перелёта пролетели в страшной, плохо осознаваемой кутерьме. мозг наотрез отказывался осознавать смерть рико и падение замка эвермор. жан не верил ни в это, ни в победу лисов, ни в то, что самолёт приземлится через пять минут на другом конце страны. ваймак проводил его и, кажется, пожелал удачи. жан не сказал ему в лицо, что ненавидит его, также как не сказал о своей признательности за последние месяцы. жан хотел сбежать, но пути отступления давно были перерезаны его собственной рукой и подписью контракта. джереми встретил его с улыбкой, и жана вдруг отчаянно скрутило пониманием, как больно ему будет в будущем. джереми выглядел как солнце, которое жан не видел месяцами, будучи запертым в темнице под стадионом. джереми выглядел как самое мягкое и доброе, что могло случиться с жаном. джереми выглядел как спрессованное в человека счастье и как плюш в детских игрушках, которые когда-то остались без хозяина в марселе. он смотрел на него и понимал, что джереми выглядел как ошибка, которую жан обязательно совершит. жан пошёл к нему на негнущихся ногах, с каждым шагом задвигая всё дальше свою прошлую жизнь и готовясь к новой боли, которую ему непременно обеспечит капитан троянцев. джереми улыбался ему, и жан хотел умереть до того, как стало бы поздно. джереми много говорил, и жан, сам того не желая, уже слушал каждое его слово, собирая по кусочкам портрет своего будущего мучителя. джереми попросил научить его французскому, и жан почти развалился, когда мозг услужливо воскресил воспоминания о другом красивом мальчике, который шептал, что это будет их тайна. джереми не обещал вытащить его из чёрно-красного кошмара, но жан уже знал, что попадёт в красно-золотой ужас. горло привычно стянуло, и жан еле сдержался, чтобы не начать выдушивать из себя жизнь. единственное, на что он осмелился понадеяться — первый поцелуй джереми не будет последним. но это была только надежда.