Right choice

      Сонхва уже минут двадцать лежит на кровати, которую не согревает никто, кроме него, уже как полгода, и пытается понять, с каких пор его жизнь стала похожа на непрекращающийся день сурка. Деньги, любовь, хорошие отношения с родителями — все это у него есть, но почему-то за последние полгода его моральное состояние оставляет желать лучшего. Наверное, отчасти вина все-таки лежит и на самом Сонхва, потому что неумение сдерживать плохие мысли всегда было его проблемой, с которой надо было бороться еще в самом начале отношений. Однако розовые очки на глазах не позволяли заметить, что что-то не так.       Все началось с того, что Хонджун стал чаще пропадать в студии. Сонхва тогда не придал этому особого значения, потому что его парень по образованию продюсер, и это нормально, что большую часть времени он занимается музыкой. Он и Минги постоянно зависали в его студии, что-то записывая, но постепенно он словно начал отдаляться. По крайней мере Сонхва это ощущал именно так, но Хонджун ничего не говорил по этому поводу.       Сначала Сонхва думал, что это его паранойя, но их отношения и вправду шли по накатанной: с каждой неделей Хонджун все реже появлялся дома, перестал звонить, объятия и поцелуи в шею стали пропадать. Именно тогда Пак впервые ощутил холодок в их отношениях, но ведь любые проблемы стоит обсуждать, чтобы не было недомолвок, поэтому он решил поговорить с Хонджуном. Разговор дал свои плоды, и все стало как раньше — совместные завтраки, мягкие поцелуи в губы перед уходом в студию, трепетные касания к волосам, — но и это не продлилось долго, через месяц ситуация начала повторяться, и Сонхва стало интересно, насколько далеко это зайдет. Привело все к тому, что сейчас он лежит один в их кровати — как уснувший поздней ночью, раздумывая о завтрашнем дне, так и проснувшийся совсем один на смятых только с одной стороны простынях.       Знакомство с Хонджуном оказалось судьбоносным для восемнадцатилетнего парня, но он тогда не знал об этом, не испытывая к нему ничего кроме отвращения. В тот день их познакомили на вечеринке общие друзья, отмечающие полгода в отношениях. Сан и Уён до сих пор, даже по прошествии пяти лет, вместе. Смотря на них сейчас, сердце Сонхва сжимается от белой зависти — их трепетное отношение друг к другу заметно невооружённым глазом. Те до сих пор удивляются, как же так получилось, что Сонхва сошелся с Хонджуном, ведь в то время они готовы были глотки друг другу перегрызть.       Хонджун всегда был и остаётся эксцентричной личностью. Когда Сонхва увидел его в первый раз, то возникло какое-то аномальное притяжение, однако стоило парню открыть рот, как оттуда полилась такая река грязи, что сразу стала понятна невозможность их нормальных взаимоотношений. Однако жизнь — интересная штука, и так получилось, что притяжение сыграло с Сонхва глупую шутку — он влюбился.       Не сказать, что Хонджун неприятная личность, но в те годы он был слишком. Слишком вспыльчивый, слишком язвительный, слишком. Его самого было слишком. Так получилось, что они поступили в один университет и учились на схожих потоках. Почти все учебные годы их сопровождали ссоры, доходящие почти до драк, вызывающие под конец дня у Сонхва слезы, потому он что не понимал, чем заслужил такое отношение.       Выпускной год стал отправной точкой для них. Огромное количество нервов потратилось на экзамены и подготовку к выпуску. Хонджун, который всегда был вспыльчивым, начал взрываться из-за любых пустяков. В итоге это привело к тому, что за неделю до выпуска тот, с налившимися кровью глазами, толкнул Сонхва в стену. Держа за воротник рубашки, он орал ему в лицо, тогда как сам Пак стоял и понимал, что все — он окончательно пропал. Не сдержавшись, Сонхва поднял руку и провел пальцами по щеке Хонджуна, моментально его остудив. Руки упали с рубашки, и Хонджун просто стоял, смотря Паку в глаза. Возможно, тогда взгляд Сонхва рассказал ему обо всем, потому что после этого случая их взаимоотношения стали менее токсичными для окружающих, но более неловкими друг для друга.       Экзамены прошли, они выпустились, но взрослая жизнь оказалась даже сложнее, чем можно было представить. Если Сонхва сразу смог устроиться туда, куда хотел, то Хонджуну понадобилось три месяца для того, чтобы его хоть куда-то взяли. Все эти три месяца их отношения развивались — от робких прикосновений до неловких поцелуев. Но самую важную роль тогда сыграла поддержка Сонхва, потому что Хонджун уже готов был отчаяться.       День трудоустройства Хонджуна они с друзьями отмечали вместе, и именно тогда, напившись, он признался Сонхва в любви. Громче всех от радости кричали Сан и Уён, которые знали о неразделенной любви Сонхва к Хонджуну еще с самого момента ее зарождения. В ту же ночь они, отдавшись чувствам, в первый раз переспали.       Сонхва, как сейчас, помнит нежные прикосновения своего парня, его влюбленный взгляд и робкую улыбку после часа выбивания из него своего имени. Хонджун всегда был внимательным любовником — несмотря на то, что после получения работы он почти весь день проводил в студии, Ким неизменно каждый вечер возвращался домой к своему любимому. Встречая его с готовым ужином, Пак уже знал по горящим глазам, что после ужина Хонджун собирается любить его как минимум треть ночи. В те дни ему практически каждое утро приходилось замазывать засосы после страстных ночей.       Даже вспоминая, как зародились их отношения, Сонхва все равно не понимает, что же стало причиной отдаления Хонджуна. Однако это не мешает ему осознавать, что он устал. Чертовски устал от такого пренебрежительного отношения к себе. Сердце давно треснуло, вонзая осколки в душу. Раненая душа требует если не освобождения, то хотя бы объяснений. И Пак больше не собирается молчать. Твёрдо решив, что если не сегодня, то, видимо, уже никогда, Сонхва встает и убирает последствия проведенной в одиночестве ночи.       Остывшая и тёмная кухня встречает разбитого парня тишиной и оставленной со вчерашнего вечера посудой, которую мыть вчера не было сил. Ни следа чужого, но в то же время родного присутствия. Босые ноги ступают по ледяному полу, но Сонхва не чувствует холода. Щелкает выключателем, и на кухне загорается свет и на секунду слепит ему глаза. Хоть и утро, но на улице темно, ничего не видно. Зима в этом году суровая, ветреная, видно, как ледяной ветер со снегом сгибают ветви голых деревьев, пробираясь в самые закоулки улиц. Даже понимание, что сегодня выходной и никуда не придется идти в такую погоду, не приносит даже капельки радости, ведь даже в их общий выходной Хонджун снова не соизволил явиться хотя бы под утро.       Шум воды заглушает мысли, и руки на автомате моют посуду, пока сам Пак витает где-то далеко. Размышлений много, и они совсем не радостные, ведь вариантов исхода предстоящего разговора несколько, но ни один не приводит к хорошей концовке. Даже если предположить, что Хонджун будет умолять его остаться, то сам Сонхва вряд ли решится на это — слишком много одиночества принесли последние месяцы, да и это уже пройденный этап, ведь не в первый раз Сонхва говорит о том, что ему не нравится происходящее в их отношениях.       Входная дверь хлопает, и Сонхва вздрагивает, сразу же выныривая из своих размышлений. В темном коридоре зажигается свет, и слышится звук расстегиваемой обуви, приглушенно раздается шорох пальто, которое Ким как всегда вешает на ближайший к двери крючок. Чужое присутствие объявляет о себе щелчком чайника, пока Сонхва домывает посуду, страшась обернуться и посмотреть в глаза тому, с кем решил оборвать отношения.       Стены кухни внезапно начинают давить на него, как только чужое тепло чувствуется за спиной и левой руке с их парным браслетом, подаренным на год отношений, мелькает у лица. Хонджун берет кружку и четко отработанными действиями насыпает в нее две ложки кофе и одну — сахара. Даже стоя к нему спиной, Сонхва может определить это. За все это время ни произносится ни слова, и он ощущает витающую в воздухе тяжесть, даже не представляя, чувствует ли ее сам Хонджун.       Положив на сушилку домытую кружку, Сонхва выключает воду и поворачивается лицом к своему парню, после чего опирается поясницей на столешницу с раковиной, ища в ней опору. Хонджун стоит и намазывает на хлеб масло, не обращая внимание на смотрящего на него Сонхва.       — Мне кажется, что нам стоит поговорить, — мягко произносит Пак, удивляясь тому, что голос, в отличие от ног, не дрожит.       — Слушай, давай чуть позже, я хочу хотя бы спокойно позавтракать, — говорит Хонджун с легким недовольством, кладя грязный нож на белую скатерть, делая тем самым Сонхва еще больнее.       — Хонджун, твое позже длится уже две недели… — вырывается у Сонхва, на лице болезненная гримаса. Он впивается ногтями в столешницу, пытаясь успокоиться. Под ребрами пульсирует фантомная боль, отдающая в горло. Глаза начинает печь. — Я не думаю, что мы можем это продолжать, я слишком устал…       Родные карие глаза, всегда глядевшие на Сонхва с теплом, сейчас смотрят прохладно и непонимающе. Пак обхватывает себя руками и продолжает:       — Я устал, что ты каждый день все время проводишь в студии, возвращаясь только под утро. Я устал, что от тебя ни звонков, ни сообщений. Устал, что, вернувшись домой, ты даже не обнимешь. Устал, что, возвращаясь, не ложишься спать в нашу кровать, выбирая сон на диване, — тело охватывает дрожь. Едва сдерживая слезы, Сонхва продолжает, отводя взгляд, чтобы не видеть чужой. — Давай просто прекратим это все. Отпусти меня.       Спустя, казалось, вечность до ушей Сонхва доносится тихий, но абсолютно спокойный голос Хонджуна.       — Хорошо, я все понимаю, — ноги Сонхва дрожат, и он оседает на пол, но Хонджун даже не двигается, продолжая говорить. — Извини, что тебе пришлось все это испытать, я скоро уйду, не переживай.       Услышав последнее предложение, Сонхва резко вскидывает голову и, с внезапно потекшими слезами и натянутой полуулыбкой, проговаривает:       — Куда? Куда ты уйдешь? Это твоя квартира, — шмыгнув носом, он вытирает рукавом ночной рубашки слезы и поднимается на ноги. — Я слишком долго об этом думал, чтобы не знать, куда идти. Оставайся.       Судорожный вдох и щелчки хрустнувших суставов пальцев от нервов доносятся до ушей Хонджуна, но он ничего не говорит и просто садится за стол. Понимая, что вряд ли он еще чего-то дождется от него, Сонхва вытирает вспотевшие ладони о пижамные штаны и уходит в комнату собирать вещи.       Тёмная комната встречает Пака холодом от открытого окна, которое тот забыл закрыть. Поежившись, он достает чемодан и начинает собирать вещи, не замечая, как по щекам струятся и капают на вещи слезы. Взгляд цепляется за их общую фотографию на тумбочке, вызывая в очередной раз дрожь. Подняв ее, он проводит пальцем по улыбающемуся лицу Хонджуна, который обнимает смеющегося Пака. Фотография с их первой годовщины. Широкие улыбки на лицах и влюбленные взгляды лишь добивают растерзанную душу Сонхва, и он кладет фотографию лицевой стороной на тумбочку, не желая прямо в квартире Хонджуна впасть в истерику.       Еле вместив свои вещи в один большой чемодан, Пак переодевается и садится на кровать, зависнув. Его внезапно настигает понимание, что это все. Что все закончилось и что он наконец сможет вдохнуть полной грудью. Может, не сегодня, может, не через месяц, может, не через год, но это обязательно случится. Только лишь это успокаивает Сонхва.       По квартире разносится звук колесиков чемодана, который Пак катит к дверям квартиры. Дойдя до коридора, Сонхва просто замирает, смотря на Хонджуна, которого было хорошо видно сидящим на стуле и медленно мешающим кофе в чашке. Он выглядит очень уставшим и, на удивление, разбитым. Чуть ли не таким же, как и сам Сонхва. Однако сам Пак прекрасно понимает, что так будет лучше. Лучше для обоих.       Даже не прощаясь, Сонхва одевается и уходит из этой квартиры навсегда. Дорога до лифта проходит как во сне, каждый шаг ощущается тяжелым настолько, словно его ноги прикованы цепями к Хонджуну, и те натягиваются от каждого нового движения. Зеркало лифта отражает красные и блестящие глаза Сонхва и растрепавшиеся черные волосы, которые Пак не удосужился расчесать даже перед выходом из квартиры. На улице уже ждет такси, вызванное до ближайшего отеля.       Холодная улица встречает морозным ветром, приводящим Сонхва в чувства. Повернувшись лицом к дому, в котором он жил с Хонджуном так долго, он отпускает. Отпускает все чувства, что так долго сковывали его грудь и приносили ужасную боль. По щеке катится слеза, Сонхва отворачивается и наконец садится в такси, зная, что он сделал правильный выбор.