Единственный раз.

      Волк... Волк любил Македонского. Не такой любовью, о которой пишут в дешёвых романах в мягких обложках, которые можно было найти в библиотеке дома. Волк любил его не так, не правильно, извращённо, жестоко. Сжимая кисти рук, оставляя синяки, обнимая, до хруста костей. Он не хотел отдавать Македонского никому, забирая себе полностью, не отпуская, сливаясь с ним. Он был привязан.       Македонский тоже любил Волка. Любовью страдальческой, жертвенной, отдавая себя. Он любил его всего, жестокого, вспыльчивого, ранящего словами. С тёплой лукавой улыбкой, сияющими глазами, тёплыми объятиями. Совсем не нежными, только изредка, когда Волк нуждается в поддержке. Иногда Волк открывается Македонскому, перестаёт защищаться, утыкается лицом в шею. Он обвивает худощавое тело руками, плотно прижимается сзади и медленно покачивается, вдыхая запах. Македонский поддаётся. Такие моменты случаются нечасто, он старается их ценить, растягивать, наслаждаться нежностью.       Македонский поворачивается, встречаясь взглядом с Волком. Тот смотрит не долго, прикрывает глаза и чуть поддаётся вперёд, сталкиваясь лбами. Он медленно дышит, глядит куда-то вниз, сжимает бледные руки с покусанными пальцами, нежно поглаживает шрамы и незажившие ранки. Такого Волка не видел никто. Он совсем беззащитен, полностью открыт только для Македонского, только сейчас, в этот самый миг. Сколько же они так сидят? Почти неподвижно, не произнося ни слова. Первым действует Волк, он всегда берёт инициативу на себя, понимая, что Македонский слишком боится сделать неверный шаг и разозлить его.       Волк касается губ, пробирается руками под серый мешковатый свитер, становится увереннее. Македонский в ответ неуверенно касается лица парня, убирает мешающуюся белую чёлку, дышит тяжело прерывисто, пытаясь справиться с бушующими эмоциями. Волк целует обсыпанные веснушками щёки, шею и плечи, шарит руками под свитером. Сердцебиение обоих учащается, тела друг друга кажутся всё горячее, почти обжигающими.       В такие моменты Македонский забывал о прошлом. Он забывал о слезах, забывал о синяках, насколько сильно сжимал челюсть от боли, о всех унижениях, злобном оскале и угрозах. В такие моменты он прощал Волка, такого нежного, беззащитного и любящего. Такой Волк не хотел причинять ему боль, совсем нет, ведь нельзя причинять боль любимому человеку. В такие моменты, Македонский верил, что был его любимым человеком.       Когда македонский лежал под ним, Волк думал, насколько тот ему доверял. Доверял как никому другому, а Волк пользовался этим доверием и открытостью, иногда поддаваясь соблазну и давая слабину. Он любил Македонского, но выражал любовь через боль, через следы от укусов на теле, через тёмно-красные засосы, запугивание, моральное унижение. Он любил его так странно, хотел быть особенным, хотел видеть его страдания, хотел полностью управлять. Такую любовь нельзя было назвать здоровой, но Волк не задумывался об этом. Почему он хотел делать больно Македонскому? Почему нападал, если чувствовал, что проявляет слабость? На некоторые вопросы просто не хочется искать ответы, чтобы не задеть своё самолюбие, чтобы не скатиться в пучину саморефлексии и признать…       Македонский прощал Волку всё, старался быть угодным, боялся, что его оставят. Когда Волк попросил об одолжении… Он не должен был просить. Македонский был готов на многое, готов был разорваться на части, но ни как не выполнить просьбу Волка. Он не решался, не хотел выбирать, но времени думать оставалось мало. Не смотря на страх, не смотря на противоречивые чувства… Надо было прекратить. Македонский был готов пожертвовать многим ради Волка, но в тот единственный раз, не мог поступить иначе. В тот единственный раз, Волк больше не проснулся.