(Пред)назначение

Фольтест, пока ещё был жив, говаривал иногда Роше, что у настоящего командира Особых Отрядов должны быть холодная голова, горячее сердце и чистые руки. Роше на это обычно тихонько хмыкал. Горячая голова была его самой большой бедой; люди шептались, что сердце у него ледяное; руки же — объективно — были по локоть в грязнущей, чёрной крови. Однако работу свою Роше выполнял лучше многих. Его величество вообще был иногда чертовски романтичным для своей должности. Когда-то давным-давно эта сердечность спасла Роше, но месяц назад она же погубила Фольтеста, и нильфгаардский ведьмак-ассасин перерезал тому горло. Темерия же чуть не погибла вслед за своим королём — раздираемая на части внутренними врагами и внешними захватчиками. Эта потеря зажгла в Роше ненависть столь испепеляющую, что душа, кажется, выгорела. Поэтому, пристально изучая другой берег приграничной Яруги в подзорную трубу, он впервые ощутил свою голову не то что холодной — ледяной. Фигурки в чёрных нильфгаардских латах были как на ладони на другой стороне — плоском, высушенном солнцем степном полотне. Если бы сейчас ему надо было убить — рука его шла бы легко и без дрожи, а сам он ощущал бы одно лишь спокойное злорадство. Но трупы и исчезновения патрулей — вернейший способ попасться. Роше не мог позволить себе быть замеченным — Наталис ждал его доклада о стягивающихся на границе Темерии нильфгаардских силах. Они действительно готовились к атаке. Гадство. Ему нужно было теперь знать больше. Нужны были численность, планы, схемы путей. Реку следовало перейти, попасть в нильфгаардские земли. Роше, разглядывая чужой берег, размышлял, как же это устроить. Переправы контролировались. Вода просматривалась с высокой, испещеренной ласточкиными норами кручи. Плыть — это слишком долго и медленно. Его бы заметили. Вдруг в поле зрения трубы что-то блеснуло белым на воде. Роше всмотрелся, чувствуя, как сердце нервно забилось чаще. Он ожидал, что это парус нильфгаардской лодки, но вместо него — он глазам не поверил — яркое августовское солнце отражал лёд на поверхности Яруги. Вернон внимательно оглядел оба берега. Ошибки быть не могло. Лёд в конце лета. Достаточно прочный, чтобы по нему быстро преодолеть реку. Роше не был религиозен, но пока он бежал к белеющей кромке, он бормотал под нос молитвы Мелителе. В конце концов, кроме как чудом такую удачу объяснить было невозможно. Тяжёлые ботинки его зазвенели о лёд. Нильфгаардский берег стремительно приближался. Роше услышал скрипучий треск и ждал, что провалится в воду, но понял вдруг, что звучит он не под ногами. А у него за затылком. Посох навигатора Дикой Охоты коснулся его головы, а затем наступила тьма. Первым, что Роше увидел, когда очнулся, были чьи-то переливающиеся золотом прекрасные, волнистые волосы, свешивающиеся ему на глаза. Возвращение в сознание было резким, словно удар в грудь. На эту самую грудь, между тем, опирался ладонями обладатель светлых локонов – юный на вид эльф с невероятно насмешливой улыбкой на идеально правильном, точёном лице. Сам он восседал у Роше на бёдрах. Заметив, что Вернон очнулся, он недвусмысленно ими двинул. — Что за… Какого чёрта? — Роше сообразил, что запястья его прикованы над его головой к кровати, а потому решил не дёргаться лишний раз. Из-за мешающих ароматных, мягких волос полутёмное помещение разглядеть не удавалось. Слышались лишь глухой шум и потрескивание магии. — En Faer aen Deard Ruadhi. Te eigean wett? — улыбка, полная ровных мелких зубов, стала шире, когда эльф заметил, что у Роше пересохло во рту. Он ткнул ему в губы чашку с водой, но Вернон предусмотрительно сжал челюсти. Эльф рассмеялся и провёл пальцем под подбородком Роше, медленно и легко, словно изучая на ощупь его щетину. — Не бойся, человек, я могу говорить и по-твоему. Ты на корабле Дикой Охоты. И теперь ты моя личная добыча. Выпей. — Не буду. Не доверяю. В каком смысле — “добыча”? Зачем? — Иногда мы приходим в ваш мир, чтобы найти себе слуг. В отличие от нашего вида, вы не можете генетически улучшать себя, так что все вы разные. Кто-то более способный, кто-то менее. Мы отбираем лучших из лучших. Ты вот, — тонкий палец прошёлся по груди Роше, — очень способный. И я поймал тебя лично. Значит, теперь ты мой. Не бойся содержимого этого кубка, человек, — улыбка эльфа словно стала тоньше. — Там всего-навсего тонизирующие травы и ничего более. Такому физически здоровому d’hoine это лишь пойдёт на пользу. — И зачем это? Что тебе от меня нужно? — Я буду с тобой играть, человек. Ты слишком хорош для каменоломни или кухни. Тебе место в койке Карантира Ар-Фейниэль, моей койке, — эльф улыбнулся и отпил из чаши сам, пристально глядя Роше в глаза. Вернон хмыкнул. Кем-кем, а красавцем из красавцев его на родине не считали: жилист, щетинист, среднего возраста, с пугающим выражением лица… — Вернон Роше. Будем знакомы, — он отпил из чаши, выдержав светлый, блестящий взгляд Карантира. — Здесь это не важно, — голос эльфа зажурчал, словно весенний ручей. — Я не буду запоминать твоё человеческое имя. — Такое бывает только в сказках. В наших сказках перед тем, как дело делать, сперва кормят, поят и парят в бане. Не советую “играть” со мной до мытья. Я не эльф, я не всегда пахну цветами и утренней росой… Карантир засмеялся — по-прежнему журчаще, почти очаровательно. — Я дитя многолетних опытов, искусно собранный идеал. Знаешь, насколько я устал от лабораторной стерильности? От глянца и прилизанности? Насколько хочется мне ощутить настоящее и неидеальное? Ты не можешь представить, человек, ты никогда не был этого лишён. Но я тебе покажу. Эльф вылил содержимое кубка в рот залпом, запрокинув голову. Золотые локоны вскинулись, обрамляя изящную шею. Затем он гибко прижался к Роше всем телом, заставляя его выпить жидкость с поцелуем. Не отстраняясь, его похититель задвигал бёдрами, прижимаясь ими мелко и часто. Роше почувствовал, как его щёки начинают гореть, не только из-за прикосновений Карантира, но и из-за того, что его тело это равнодушным не оставило. Он понадеялся, что синеватая щетина спрячет румянец. Чёрт, он-то думал, что необходимость гигиены заставит эльфа отстегнуть его от чёртовой кровати... Дыхание Роше сбилось. Красота Карантира, до этого словно искусственная, расцвела сейчас живым румянцем, раскрытыми покрасневшими губами и по-эльфски стеклянно светлыми глазами. — Слушай, чего во мне, — он попытался отстранить свои бёдра, между которых чувствовал тянущее возбуждение — очень уж странной была ситуация. Но ничего не вышло, — такого… привлекательного? Не то чтобы я прошусь на каменоломни… Карантир приостановился — качнулись локоны, — и взгляд его затуманился на мгновение, словно он вспомнил что-то далёкое и важное. — И правда, почему я решил так? Но в тебе есть что-то. В том, как гибко и быстро ты двигаешься. Как сухи твои мышцы. Как ловки руки. И твоё правильное лицо, — светлый взгляд эльфа снова поплыл, — с которого я почему-то так хочу стереть это злобное выражение… Карантир поцеловал его ещё раз, агрессивнее, глубже. Его руки прошлись по бессовестно теплеющему телу Роше. Он спустился ниже, взглянув Вернону в глаза с этого ракурса, и откинул роскошные волосы, чтобы перестали мешать. Задрал кольчугу и расстегнул гульфик его штанов. — Посмотрим, надолго ли ты останешься таким… Ожесточённым, охотник на эльфов. Роше охнул, когда его привставший член почувствовал влажный, нежный рот. Карантир приступил медленно, плотно облегая губами, наслаждаясь процессом. Золотые локоны, рассыпавшись, всё-таки попали ему в рот, что лишь сделало картину грязнее, но самого эльфа, кажется, ничуть не смутило. По телу растеклось горячее удовольствие вместе с чувством неприятной уязвимости. Обострив все его ощущения, оно предупредило Роше о шагах за дверью каюты. — Кто-то идё- — Que suecc`s, Or’wedd? Que'ss tuve siett? — вошедший в комнату эльф был, казалось, чуть ниже ростом. Его серебристые волосы были заплетены у висков в две косички, гневно качавшиеся в такт его холодным репликам. На Роше он взирал с таким ледяным презрением в прозрачных аквамариновых глазах, что тот со стыда сгорел. — Hail, saevherne, — прожурчал Карантир, выпустив член Роше изо рта. Он продолжил на всеобщем, чуть повернувшись к Вернону. — Это мой наставник, Креван Эспане аэп Каомхан Маха. Аваллак’х. Креван, это мой трофей. Не правда ли, он хорош? — Карантир очертил пальцем член Роше, который — проклятье! — так и не опустился обратно. — Обычный представитель современных d’hoine. К тому же, с усохшим отростком, — бросил вошедший. — С каких пор ты бросаешься мараться об этих обезьяноподобных созданий? Это низко. Примитивно! Не для этого ты был создан! Карантир медленно моргнул. Он выпустил, наконец, член Роше из тонких пальцев и ошарашенно потёр лоб, словно пытаясь разобраться, что же происходит. — Squaess me, saevherne. — То-то же. Передай мне свой “трофей”. Лучше ему побыть под присмотром, — явно намеренно выбрав всеобщий язык, приказал Аваллак’х. Роше, разминая отцепленные Карантиром от кровати запястья, решил, что ничего хорошего это не сулит. — Надень свои штаны, прямоходящий, и следуй за мной. Неловко натянув одежду, Вернон повиновался. Карантир остался сидеть на койке, растерянный и словно разом размякший — это последнее, что увидел Роше, прежде чем раздвижная дверь каюты отделила их друг от друга. — Что со мной будет? — обратился он к Аваллак’ху, который в ответ лишь раздражённо дёрнул острыми ушами. — Я буду тебя исследовать. Нужно понять, что так свело с ума моего ученика. Возможно, узнав ответ, я смогу решить, наконец, проблему моего народа. — Народа?.. — Много лет назад Лара Доррен, наш величайший эксперимент, наша надежда на спасение, вместо того, чтобы создать со мной потомка, который обеспечил бы нашей расе господство над пространством и временем, предпочла человека. Обычного, как и ты, жалкого человека. Иначе как безумием это объяснить невозможно — равно как и сегодняшний инцидент. Видишь ли, Карантир — плоть от плоти Лары, созданный моими руками генетический слепок, как можно более точный и полный. И вот готов повторить её ошибку! Это система. Я должен выяснить, почему так происходит. Мы направляемся в мою лабораторию, Вернон Роше. У темерца стало кисло во рту. Последнее, чего ему бы хотелось — это умереть на столе для вивисекции только из-за чьих-то комплексов и ревности. Смерть в бою — штука подлая, но хотя бы достойная, а это? Он огляделся вокруг в поисках лазейки или укрытия, но увидел лишь ровные ряды одинаковых раздвижных дверей. Куда бежать он не знал, а оружия при нём не было, и от этого было особенно неуютно и горько. — Не пытайся. Как и любой чародей, я умею читать мысли. У тебя нет никаких шансов избежать твоей участи. Участи, которой твой вид всегда и заслуживал. Это взбесило Роше окончательно. Он был солдатом, а не рабом. И его работой было убивать. Ну, или умирать. Как повезёт. Аваллак’х предупредил его атаку, резко развернувшись и выкинув вперёд по-эльфски изящную руку. Роше повис в воздухе, поднятый невидимой силой за горло. Вокруг гудела душащая, сверкающая магия. Он несколько раз хватанул ртом воздух, а потом, крепко вцепившись, натянул капюшон знающего ему на лицо. Эльф взвизгнул, пытаясь вновь обрести зрение и контроль. Заклинание, сбившись, рассеялось. Вернон, тяжело спрыгнув на пол, послал дезориентированному Аваллак’ху резкий удар в закрытый нарядной тканью нос. — Я не желаю участвовать в вашем эксперименте, — уведомил Роше, оттянув скрытые капюшоном уши распростёршегося на полу Аваллак’ха. — Верни меня домой, и я тебя не придушу. — Bloede d’hoine! — Да, да, сто раз слышал. Отпусти меня обратно — и больше не будешь страдать от “прямоходящего” меня. — Thaess aep, hel'cwelle te! Роше почувствовал, как ему в бедро упирается чужая эрекция. От неожиданности и брезгливости выпустил уши и отодвинулся. Аваллак’х, наконец, показался из-под капюшона — весь красный и со слезящимися, искренне обиженными глазами. — Будь проклят ты и весь твой вид! Будьте вы прокляты, люди! Хорошо, как скажешь! Я верну тебя домой! В твой настоящий дом! В настоящий дом человечества, загаженный и оплёванный! Знающий гневным движением руки отворил портал. В гудящем воздухе запахло озоном. Роше ощутил, как неведомая сила вновь подняла его ввысь, а затем грубо швырнула в открывшуюся в пространстве дыру. Он прочертил спиной след на жёсткой, пыльной почве. Это отозвалось в его теле ударной болью, столь гудящей, что он некоторое время не мог сфокусировать взгляд. Когда Роше это всё-таки удалось, он увидел склонившиеся над ним фигуры в странных, тускло поблескивающих доспехах. Шлемы их, с зеркальной чёткостью отражая его, испуганного и помятого, полностью скрывали их лица. На облачении тут и там горели зелёные и синие искры-огоньки. Небо за их головами было подсвечено странным заревом, бордово-оранжевым – словно от огромного пожара. Такого Роше никогда не видел. Вернон попытался встать, но едва смог сдвинуться с места. Одна из фигур сказала другой что-то на непонятном, по-армейски отрывистом языке, а потом его удивительно бережно подняли на носилки. В воздухе пахло чем-то невероятно едким. Вернон прикрыл глаза, не в силах, несмотря на тревогу, сопротивляться укачивающему такту шагов тех, кто нёс его. Что бы его ни ждало, воспротивиться он всё равно бы не смог.