Безымянная река

— Шуня, а где галстук? Маша тяжело вздыхает, поправляя серёжки. Шура как обычно — вчера носился, складывал и перекладывал, весь взволнованный и нервный. Нет, его эмоции понятны, Маша же не осуждает — но можно же запомнить, куда ты не чьи-то, а вот свои вещи положил? Ого. Это прям мамины мысли. Видимо, правда сработал прогноз — в браке становишься похожей на женщину из анекдотов, которая пилит мужа за разбросанные носки. Особенно, когда других-то проблем, в общем, и нет. — Ты нашёл? — Да, я... ого, — Шура застывает на пороге комнаты и присвистывает. — А я не понял, это ты втайне от меня, на самом деле, решила второй раз замуж выйти? На обычную подружку, — усмешка, — жениха не тянешь. — Шуня, — Маша разворачивается, шуточно надувая губы, — не нервируй меня, а. Всё я прекрасно тяну. А сама улыбается, потому что это, на самом деле, бред такой. Оба Шуни — Сашуня и Машуня, детский сад какой-то. Но приятно. И то, как Шура на неё смотрит абсолютно всегда — и по утрам, когда ещё сонные и ленивые, и на кухне, когда все руки в чём-то липком, и на репетиции, когда измотанные, но соглашающиеся прогнать ещё раз. Всегда на неё Шура смотрит так. Маша даже объяснить не может, что это за взгляд такой — это чувствовать надо. Она вот чувствует. И на него смотрит, наверное, точно так же. — И вот надо было им за три пизды всё устраивать, — ворчит Шура, пока Маша его расчёсывает. Ей нравится: волосы всё ещё сухие, конечно, но значительно лучше, чем то, что было раньше. Чем то, что было до неё. — Слушай, ну у нас тоже не ближний свет был. — У нас было всё официально и красиво, — отзывается Шура, прикрывая глаза. — А у этих, блин, от свадьбы одно название. — Балунов! — цокает языком Маша, закатывая глаза. — То, что у ребят не так, как было у нас, не значит, что у них плохо. Наоборот здорово, что они своё решили делать. Или, — щурится она, заглядывая Шуре в глаза, — ты так на Миху в платье посмотреть хочешь? Пара секунд — они оба срываются, смеются, хватаясь друг за друга. Шура изображает Миху, скуксив рожу, делает вид, будто поправляет юбку — смеются ещё сильнее. Потом успокаиваются кое-как (Балу всё ещё похихикивает), и Маша, наконец, уложив чужие волосы так, как ей нравится, отпускает Шуру в свободное плавание. Если быть точнее — джинсы натягивать. Миха сразу сказал: никакой официальщины, иначе прибьёт. Оно, в целом, понимаемо: ему первого раза хватило. Маши ещё тогда не было, она потом пришла, но по рассказам Шуры — первая свадьба у Михи не задалась. Делалась больше для родителей, была напыщенной и чинной — словом, вообще не то, что нужно. Так что да, сейчас всё по-другому должно быть. Только так, как ребятам хочется. А раз хочется по-домашнему — значит, и джинсы можно. Дорога и правда долгая, но это ничего страшного. Маша укладывает голову Шуре на плечо, тот что-то мычит под нос, типа спокойный и ни о чём не волнующийся. На деле, конечно, всё совсем не так. Маша знает — у Шуры сейчас буря эмоций, просто он показывать не хочет. Стесняется. Нет, всё было очевидно уже давно. Просто не заявлялось: есть и есть. А потом Миха, неловко мнущийся, спросил, какое лучше кольцо взять. А Андрей, краснеющий и хмурящий брови попросил букет невесты кинуть в Михину сторону. Примета, сказал, дурацкая, конечно, но, Маш, пожалуйста. Надо. Так и получилось: оба с кольцами, оба посчитавшие, что лучшей возможности не будет. Оба понимающие, что это только между ними, что никакого письменного подтверждения не будет, потому что сложно это всё и не факт вообще, что возможно. Оба влюблённые, оба любящие. — Я, короче, к Андрюхе пошёл, — Шура затягивается, шмыгнув носом. Лес, блин, деревья повсюду, пыльца эта дурацкая. — А ты к Михе, наверное, иди. — Ну, как-нибудь уж пойму, куда мне, — беззлобно фыркает Маша и целует Балунова в щёку. Тот сразу добреет, светлеет и идёт, уже даже не жалуясь на то, что здесь связи нет и комары кусаются. Миху Маша находит ожидаемо нервного. Стоит перед зеркалом, насупившись, смотрит, поджав губы. Скала, блин, а не жених. — Морщины раньше времени будут, не хмурься, — советует Маша, аккуратно подходя ближе. Миха вздрагивает, из своих мыслей выпутываясь, смотрит как-то растерянно совсем. Выдыхает тяжело — Маша подходит ближе, сжимает чужое плечо. — Нормально всё будет, Миш, ну чего ты? — Да я чёт, вот. Не знаю, блин, — он трёт лицо руками, смотрит куда-то в сторону и пожимает плечами. — Так странно это всё, ё-моё. — Но ты же хочешь? — аккуратно спрашивает Маша, и Миха уверенно кивает. — А чего тогда? — Да говорю ж, не знаю, — рявкает он и тут же виновато качает головой. — Извини, я не хотел. Просто волнуюсь пиздец, понимаешь, да? — Миш, — Маша мягко улыбается и берёт чужую руку. Накрывает своей, гладит аккуратно и бодает лбом в плечо. — Говорю же, нормально. Не кисни только. Миха промаргивается и неуверенно улыбается в ответ. Потом срывается с место — сгребает Машу в объятья, искренние и крепкие. Отпускает через пару секунд, смущённый, но заметно успокоившийся. — Спасибо, блин. Ты иди, мы скоро уже... Когда Маша выходит, Шура уже сидит — и ребята тоже на местах. Она садится с ним рядом, и Балунов приобнимает её за плечо. — Ну, как он? — Шура пытается маскировать волнение, но выходит плохо. Маша улыбается и кивает: — Нормально. А Андрей? — В порядке, — отмахивается Балунов и щурится. — Вон, кажись, пошли. И правда, пошли. Миха, в своей этой нелепой футболке, и Андрей, кожаный, блин, ловелас. Становятся перед всеми, обмениваются кольцами, неловкие и молчаливые, смотрят друг на друга. Первым не выдерживает Яшка — громким шёпотом говорит, мол, ребята, тянете кота за яйца, коту больно. Сидящий рядом Ренегат мигом подхватывает, но только проецирует на самого Яшу — мол, не тебе бы, милый, про яйца говорить. — Да замолчите вы, блин, — возмущённо шипит Миха, но губы у него сами расплываются в улыбке. Он смотрит, как его друзья бесятся, и все родные, и все их приняли, и все приехали вот сюда, к сизым и косым домикам в лесу, а совсем рядом речка, и вечером они обязательно пойдут купаться. Миха смотрит, чувствуя, как наполняется счастьем — и в этот момент Андрей целует его. Потому что Андрей в чужую улыбку влюбляется заново. Потому что Андрей знает — всё будет хорошо. Потому что у них будет маленькая хижина на берегу реки, и здесь, в этом лесу, никто и никогда не будет обиженным.