Одуванчик

      Александр поначалу ребëнка в обличии взрослого в ней видел.       Оттого и относился бережно, искренне, холя и лелея, оттого и улыбался глупости каждой сделанной, оттого и слушал нескончаемый поток мыслей, порой кивая, соглашаясь с каждым-каждым еë словом...       На испытание Битвы очередное за город выехать пришлось: в энной деревне черти на крышах пляшут, копыта о шифер обтачивая, полудницы пьяницам мерещатся и вообще «бесовщина так и прëт, откуда только — непонятно».       Александру в условиях таких работать более, чем комфортно, выходит. Воздух свежий, чистый, выбросами заводскими не загрязнëнный, лëгкие собой заполняет.       Съëмочная группа в гостинице небольшой на окраине райцентра обосновалась, близ парка, которого проекты благоустройства, кажется, не то, что не касались, а даже слухом мимоходным в радиусе километра не проносились.       Майский ветер овивал могучие стволы деревьев, пробираясь вверх до макушек почти беззвучно, если бы не листья, звонко шелестящие. Даже страницы книги, от старости чуть пожелтевшей, но менее захватывающей оттого не ставшей, им подхватывались, будто ветру самому любопытно было, чем же история эта закончится.       Из лап текста Александра чей-то смех, такой по-домашнему тëплый и заразительный, вырывает... а это Ира «вампирëныша» убедить пытается, что предмет, в руках еë находящийся, его стиль и душу готические «чëрный-с-чëрным-по-чëрному» не только разбавить, но и дополнить сможет.       Александр отвлекается, загадочную вещь за еë спиной разглядеть пытаясь.       Одуванчик.       В голове мысль про цветочное вандальство пролетает, но он ей усмехается только. Даже прощает убийство невинного молодого желтыша, который уже после прохладной надвигающейся ночи в старика седого превратился бы, с жизнью своей и так короткой попрощался, семенами по всему свету разлетаясь.       Более того, Александр сам, над растением склонившись, такой же цветочек срывает и за ухо себе его закладывает.       Ветер-проказник, момента не упуская, страницы тяжëлые до корки конечной пролистывает, и парень книгу закрывает, на испытание всë же начать собираться подумывая.       Он со скамейки полуразбитой даже встать не успевает, как перед ним Ира с улыбкой очаровательно лучезарной оказывается. Она, разрешения и не спрашивая, за второе ухо цветочек, ею сорванный, помещает, пальцы в волосах Александра Саши запутывает, движением незамысловатым ерошит, «одуванчиком» его нарекая.       Саша улыбается глупо — дурак дураком. И Ира, только лëгкость, безмятежность момента чувствуя, лба его губами касается.       Александр поначалу ребëнка в обличии взрослого в ней видел.       Оттого и душу еë поистине нежно полюбил.