* * *
Вот по всему подъезду раздаются шаги, шустро сменяющие направление и высоту их звука. Дверь в квартиру стоит перед глазами, надо только до неё дойти и открыть замок. Происходит звучание щелчка ржавенького ключа в старой скважине, дверь со скрипом отворяется, и тонкая низкая старуха с седым пучком волос на голове залазит внутрь. В руках у неё чёрный пакет. Опять. - Фу-у-ух, всё... Меня не поймали! - с облегчением выдыхает свои слова Зинаида и чуть-чуть сползает спиною по раздолбавшейся двери, - Устала сегодня бегать, надо бы отлежаться... Тут узкие глазёнки через жёлтые прямоугольные очки направляют свой взор на шуршащую черноту в руках. Петровна тут же вспоминает об сегодняшнем событии. - Ёмаё, а нахрена я это сделала? Тут же нет ничего ценного, только какая-то сгоревшая сковорода, пара столовых вилок и чей-то портфель. Пипец, даже вилки не мытые... А рюкзак вообще для школьника! А, это Лёшкин... Худая бабка изобразила нахмуренную физиономию и оставила украденные вещи на пороге. - Потом отдам.* * *
В доме было темно, потому что окна были закрыты плотной тёмной тканью, чтобы свет не мешал делать свои повседневные дела. На полу стояла древняя узкая кровать с примбабасами в виде трёх маленьких подушек. Вы скажете, а почему кровать именно древняя? Так потому что на ней спала ещё мать Петровны, прям на колючих пружинах! Правда, этих пружин уже нет, почти... Матрас на постели имел засохшие пятна мочи от полосатого котяры, который ел, мурчал и топтал лапками лица своих хозяек ещё в 80-ые. Те миленькие подушки в начале описания кровати, в свою очередь, были же украдены 3 недели назад. Поэтому они имели приятные небесные цвета и выделялись из общей картины жалкой комнатки. Одеяло же куда-то делось, поэтому на его место пришёл сиреневый тусклый халат с дырками и недочётами в вышивке (брак, ну что сказать). По комнате располагался большой, но ужасно отвратильный ковёр, напоминающий больше растянутую телячью облезлую шкуру, причём самую дешёвую из дешёвых. Тумбочка - традиция оставлять весь хлам на ней. Батарея - не работающая хрень с прошлого года. Шкафчик - бабы Аллы. Люстра - на каникулах. Гитара - опять чужая, с наклейками зумеров. А цветы давно сдохли. И вот в атмосфере всего этого спрятанного от посторонних глаз (от птичек), в мелкой комнатушке, с разодранными обоями и зелёными листьями на них, уселась на постель наша Зина, не имевшая никакого желания что-то здесь менять. Петровна вздохнула. Посмотрела на пол. Увидела упавший фотоаппарат. - О, Аллкин! Я тебя, помню, ещё в молодости в коляске увезла, - руки со страшной, почти серой кожей потянулись за агретатом на полу, - Та-ак, вроде бы ещё жив... Кляча старая начала ковырятся в фотоаппарате, проверяя, чтобы уж точно всё на нём было в рабочим состоянии. - Ай, етить твою мать! - от фотика отвалилась крышка, но попала в лицо инвалидке, - Дурацкий фотоаппарат, чё ты бросаешься на меня... - советский агрегат ещё раз дал "пощёчину", только уже сам весь прилетел в лицо, - ДА ЁМАЁ, ТЫ СОВСЕМ!? Петровна выкинула нафиг фотик в сухие растения. Те испарились, остались только горшки.