***
Мин Юнги выкручивает руль, заезжая в очередную подворотню. Сверяется с отправленной геолокацией. Тормозит около обшарпанного кирпичного строения, неторопливо покидая тёплый салон серебристого рендж ровера. На низкой ступени крыльца сидит какой-то малыш, свернувшись в калачик от холода. Маленький комочек, мимо которого пройдёшь и не заметишь. Юнги давно привык замечать именно таких. Омежка неловко кутается в тонкую ткань чёрной олимпийки. Блондинистые кудри торчат во все стороны. Лицо спрятано в прижатых к груди коленях. Юнги останавливается в шаге от него, прикуривая сигарету. — Чонгук? Омежка медленно поднимает голову. Парень оказывается взрослее, чем показалось на первый взгляд. Юнги поджимает губы, разглядывая следы побоев на милой усталой мордашке. Румянец украшает замёрзшие щёки и кончик маленького носа. Глаза красные и опухшие. Прижатая к боку, трясущаяся рука с трудом отделяется от туловища и указывает на вход в круглосуточный магазин. Альфа поднимается по ступеням. Останавливается. Возвращается, снимает чёрное пальто и набрасывает на узкие дрожащие плечи. В помещении продуктового тихо. Лампа на входе мигает, остальной свет погашен. Огонёк сигареты высвечивает углубившиеся носогубные складки и сжатые в тонкую линию губы альфы. Он неосторожно вступает в уже подсыхающую лужу крови одним ботинком, медленно моргая. — Не замечал за тобой альтруистических порывов раньше, — хрипло выдыхает вместе с дымом Юнги. Чонгука всё ещё не видно, но его голос вместе со странными шорохами доносится из самого тёмного угла: — Всё так очевидно? — Внешний вид твоего нового юного друга говорит сам за себя. Он бы уже давно сбежал, если бы не был так напуган. Юнги вскользь осматривает два трупа, сваленных у стены, делая очередную затяжку. Мертвы от силы часа полтора — два, как раз столько он потратил на сборы и дорогу сюда. — Чимин только недавно перестал икать. Я уж начал волноваться, как бы он насовсем не остался заикой. Чимин, значит. Юнги не подавляет скептичный хмык, отбрасывая окурок в сторону трупов. Им уже всё равно, так что церемониться не имеет смысла. Похоже, они этого и при жизни не заслужили. Со всей своей кровожадностью и умением быть по-настоящему жестоким, Чонгук никогда не убивал, просто потому что мог. Он всегда чётко отделял обычную жизнь и свою работу. Ну, до того ублюдка точно. — Ты ведь понимаешь, зачем я позвал тебя? — омега наконец-то выступает из тени, вытирая руки об какую-то неприглядную на вид, серую тряпку. Юнги вздыхает. Иногда он почти жалеет, что в своё время подобрал этого маленького голодного щенка с улицы. Конечно, Юнги знал, что все принятые им решения в этой жизни имеют свои последствия. Конечно, он понимал, что привяжется. Не мог не привязаться. Такова его природа. Но Чонгук привязался ещё больше. — Пока ты ехал, я расспросил его. Есть ли место, куда он может пойти. Ну, ты понимаешь, чтобы не быть одному, — Чонгук подходит ближе. — Но Чимин-и у нас родом из Пусана, в Сеул приехал учиться в универе, первый курс, что-то там связанное с танцами и искусством. Снимает комнатёнку за свои деньги, потому что наврал матери, что поселился в общежитии. Короче, он один и почти на мели. А у тебя есть опыт в общении с детьми. Почему бы тебе не забрать его на время, хён? — Мы словно передержку собаки обсуждаем, Чон Чонгук. Ты совсем перестал следить за манерами, маленький паршивец. Чонгук улыбается. Очевидно, ему нравится, что Юнги игнорирует его глупую смену фамилии. Юнги не удивляется. Он достаточно умён, чтобы понять, что в семье омеги произошёл разлад. Иначе он бы не возился с трупами в два часа ночи в маленьком круглосуточном магазине за два километра от своего пентхауса. Да ещё и с ним, с Мин Юнги. После двух лет затяжной тишины между ними. Признаться честно, Юнги сначала насторожился, увидев знакомое имя на дисплее вибрирующего телефона. Но услышав голос… Этот родной голос его ребёнка, его Гука. Альфа без раздумий сорвался из дома по первому зову малыша. — Прости, хён. Я совсем отбился от рук. Чонгук чуть склоняет голову, глядя из-под чёлки на Юнги таким знакомым взглядом. Эти огромные чёрные глазищи совсем не изменились. Он всё тот же Чонгук. Как бы Тэхён ни пытался изменить его. Изломать под себя. — Правильно, совершенно отбился, — Юнги делает первый шаг сам. Он стремительно сокращает оставшееся между ними расстояние и прижимает омегу к себе. Прячет в своих объятиях от всего мира. Хотя бы ненадолго. Чонгук обхватывает его шею руками, утыкаясь носом куда-то под ключицу. Здесь ему всегда было, есть и будет уютно и безопасно. В этих руках. Ощущая это спокойное сердцебиение. Чонгук и сам не осознавал, что Тэхён лишил его не только дела всей жизни, но и единственного на весь мир родного человека. Этот хитровыдуманный сукин сын всё продумал. Расчетливо отлучил его от Юнги. От того, кто мог бы вправить омеге мозги. И отлично обработал его. Заставил Чонгука самостоятельно оттолкнуть своего родителя. Он наговорил Юнги так много гадостей перед тем, как перестал отвечать на звонки… Чонгук крепко зажмуривает глаза. — Я виноват. — О, малыш. Будем говорить о том, кто и в чём виновен? Нам не хватит и жизни на этот разговор. — Вообще-то, один ублюдок виноват сильнее остальных, хён. Чонгук поднимает голову. Юнги готовится услышать безрассудную глупость. — Я убью его, хён. И Чонгук не заставляет себя ждать. Юнги вздыхает. Как он мог допустить мысль, что его маленький воспитанник изменится? О, нет. Это же Чон Чонгук. Хоть в восемь лет, беспризорный сопляк, хоть в двадцать семь, обманутый, злой омега. Слово муж Юнги даже в мыслях не применяет к Гуку. Он сирота, ребёнок Мин Юнги, убийца, омега, любовник, кто-угодно, но не муж. Ким Тэхён не заслуживает этого признания. — Ты же уже всё решил для себя. Я не нужен тебе, чтобы убить какого-то Кима. Даже сейчас. Так зачем говоришь? Чонгук поводит плечами и улыбается. Улыбается так, как делал это раньше. Озорно, шкодно. Как улыбался только Юнги с самого детства. — Я хочу, чтобы ты знал. Я хочу, чтобы ты позаботился о моём имуществе, — Чонгук шаркает ногой по грязному полу, склоняя голову. — Я собираюсь пропасть на какое-то время после дела. Юнги чувствует, что он что-то не договаривает, но не допытывается. Пока Гук не захочет, он не скажет. Значит, всему своё время. Юнги будет ждать столько, сколько понадобится его ребёнку, чтобы решиться на ещё один откровенный разговор. — На какое-то время, — тянет альфа, словно заранее смиряясь со скупой горечью очередного расставания. Чонгук фыркает. — На не очень долгий срок. Но кто-то должен позаботиться и о Чимине, пока меня не будет. Он… Он нравится мне, в нём есть какой-то потенциал, хён. Он не станет убийцей, но точно будет блистать. Юнги лениво закатывает глаза. История имеет свойство повторяться, он знает это. Возможно, в глубине души, он давным-давно был готов к этому. Возможно, ему даже нравится давать шанс. Возможно, так Мин Юнги искупает свои грехи. — Ты несносный ребёнок, — обречённо говорит альфа, поворачиваясь к двери. — Оставь в покое эти куски мяса, я сейчас позвоню, их заберут. Пошли, сам будешь объясняться с Чимином, если он там до смерти ещё не околел. Колокольчик в последний раз звенит над дверью, когда они выходят на промозглую улицу. — О, малыш, — вздыхает Чонгук, присаживаясь рядом с уснувшим сидя Чимином. Омежка, укутанный в чужое пальто по самую макушку, хрипло посапывает, уронив голову на колени. Устал, продрог, напуган до смерти, но никуда не ушёл. Самый маленький и беззащитный котёнок сейчас для двух профессиональных убийц. Юнги жестом останавливает Чонгука, чтобы не будил ребёнка. Молча отдаёт ключ от машины и подхватывает Чимина на руки вместе с пальто. Малыш почти ничего не весит и даже не просыпается, когда его укладывают на задние сидения внедорожника. — Расскажешь мне, наконец, что случилось? — Юнги не поворачивается к Чонгуку, устроившемуся на пассажирском, смотрит прямо в разгоняемую светом фар ночную темноту. — Ответ «просто поумнел» тебя не устроит, да? — без особой надежды спрашивает омега. И не удивляется скептичному хмыку от альфы. — Он меня предал. Использовал. Лицо омеги ожесточённо замирает. Он отворачивается к окну, рассеяно глядя на проплывающие мимо машины. Внутри ничего. Но это ничего горит и плавится. Так же мучительно больно, как и исцеляюще хорошо. Наверное, именно так ощущается освобождение. — Я был на шопинге в Каннаме и случайно увидел его у отеля два дня назад. Я просто… Просто чувствовал, что что-то идёт не так, и это стало последним знаком. Всю ночь думал, пока он сжимал меня в своих руках. Не вытерпел, поднял одну старую связь на следующий день, там мне были должны, так что разузнать, зачем он туда ходил, когда, с кем и сколько раз, большого труда не составило. Я бы удержался… Не сбежал так нелепо и позорно, но… Фото. И видео. Он делал это весь последний год, хён. Юнги краем глаза цепляется за сжатый до побеления костяшек кулак Чонгука на ремне безопасности. Этот ублюдок не достоин жизни, не достоин быстрой смерти. Он заслуживает только адских мучений перед самой позорной, из всех возможных вариантов, кончиной. — Он меня растоптал, — усмехается Чонгук и смаргивает слезу, пряча лицо. Он не думал, что рассказывать Юнги будет так тяжело. — Он поставил мне метку. Повязал в последнюю течку. Я просил его этого не делать, хён. Правда. Я не хотел. А он сказал «значит, ты меня не любишь?», и я позволил… После этого что-то во мне действительно отмерло, сломалось. Я подумал, должен ли я любить его? Любят ли меня, если заставляют сделать что-то против моей воли? Я запутался, просто ужасно запутался. Новые вопросы рождали новые сомнения, но окончательный ответ я получил лишь вчера. Юнги молчит. Молчит, когда они подъезжают к дому, когда вынимает Чимина из машины и когда укладывает его в кровать в гостевой комнате. Молчание гнетущее, злое, оно словно набирает обороты с каждой минутой. И достигает апогея, как только они с Чонгуком остаются одни в большой гостиной. Юнги усаживается рядом с Гуком на диван и берёт своего ребёнка за руки, ласково сжимая мягкие ладошки. Омега смотрит устало, но охотно держится за родителя, впитывая его тепло. — Послушай меня, Чонгук-и. Ты ни в чём не виноват. Ты не виноват ни в том, что всё это случилось с тобой, ни в том, что позволил ему сделать это. Виноват он, потому что такой ублюдок и искусно манипулировал тобой, виноват я, в том, что не понял и не предотвратил. Не спас тебя. Но не ты. Сначала эта твоя затея мне не понравилась, но я не стал бы останавливать тебя, даже если бы ты не рассказал мне всего, что он с тобой сотворил. Теперь я сам хочу прикончить его, но это твоё право, и я не могу его отобрать. Он заслужил смерть, Гук. Поэтому убей его и освободись.***
Горячее дыхание опаляет ушную раковину омеги. Первое мокрое прикосновение чужого языка к мочке заставляет резко схватить воздух ртом. Подавить разнузданный стон. — Прекрати, Чонгук, — низко рычит Тэхён, крепче сжимая узкую талию в своих руках. — Не смей сдерживаться. И кусает за местечко между шеей и плечом. Сильно, больно, так, чтобы вырвать из нежных губ громкий вскрик. Чтобы пометить в очередной раз это тело. Конечно, метка на загривке уже давно украшает Чонгука, но Тэхён всё никак не может насытиться. Ему мало. Так мало этого малыша. Чонгук стонет, когда альфа переходит с мокрыми поцелуями на чувствительную шею. Там уже живого места нет, но Тэхён из раза в раз набрасывается на неё, как изголодавшийся зверь. Его руки уверенно избавляют омегу от рубашки, небрежным рывком выдёргивая пуговицы, и нетерпеливо ласкают мягкую, нежную кожу. Чонгук словно одновременно и принадлежит Тэхёну, и не принадлежит. Альфа упорно привязывает его к себе, берёт его каждый раз, как в первый, подолгу не выпускает из жадных рук. Но это не помогает. Чонгук никогда не отдаётся до конца. Сначала всё было хорошо, Тэхён влюбил омегу в себя. Очаровал его, одурманил своими тяжёлыми феромонами. Да так, что дело дошло до брака. Тэхён лучшего развития событий и представить не мог. Чонгук не отходил от альфы, больше не брал задания, Тэхён вышел на первое место. Он получил омегу, о котором многие и мечтать не смели, и высокое положение в криминальной иерархии наёмных убийц. Для альфы стало привычным возвращаться после очередной миссии в свой роскошный пентхаус и находить в своей развороченной постели обнажённого, невыносимо красивого, нуждающегося малыша, его Чонгука. Тэхён жарко дышит в затылок с тёмными кудрявыми волосами, укладывая омегу животом на мягкую обивку сидения дивана в гостиной. Проводит горячими большими ладонями по нежным бочкам к сочным тренированным бёдрам, ловя волны мурашек на чужом теле. Чонгук, по сравнению с ним, маленький, его кожа под руками альфы гладкая и упругая, а стоны распаляют желание. Он его. Он главная собственность Тэхёна. Он никуда не уйдёт. — Приподнимись-ка, малыш, — низко шепчет альфа, жёстко придерживая бёдра беспокойно ёрзающего омеги и стягивая штаны с нижним бельём. Да, сначала всё и в правду было хорошо. Тэхён не был так привязан к Чонгуку, он просто его использовал. Было захватывающе сладко подчинять этого омегу, развращать его. Брать. Тэхёну нравилось это, он упивался своей новообретённой властью. Но всё в жизни не вечно, альфа открывал для себя новые грани удовольствий, новые возможности вскружили голову, он трахал всё больше и больше других омежек, а Чонгук уже был накрепко привязан к нему чувствами и клятвой. Тэхёну стало с ним скучно. Чонгук просыпается резко. Он лежит ещё какое-то время, глядя в потолок. Сердце не стучит в горле. Омега всё ещё собирается убить собственного мужа.***
Рассвет Чонгук встречает в доме Юнги, в комнате Чимина. Он наблюдает за первыми, вырывающимися из-за горизонта, алыми лучами. Кровавое зарево. Это так символично, знаково, предзнаменующее, что из горла омеги рвётся смешок. Чонгук доверяет знакам судьбы, тем более таким красноречивым. На телефоне высвечивается сорок второй пропущенный звонок от контакта «Тэ» за это утро, когда просыпается Чимин. — Чонгук-щи?.. — хрипло шепчет он, приподнимаясь с подушек. — Не вставай, Чимин-и, ты заболел, — Чонгук оборачивается, нежно улыбается, подходя ближе, и усаживается на край большой кровати, укладывая руку на бок ослабленного болезнью омежки. — Послушай, котёнок, мне нужно уехать. Юнги-хён присмотрит за тобой, пока меня не будет, не волнуйся. Он хороший альфа, он вырастил меня, поэтому тебе не стоит его бояться. Чимин слабо вздрагивает, старательно ворочаясь в одеяле. Ничего не получается, но он упорно подтягивает непослушные, мелко трясущиеся руки, чтобы хоть немного приподняться. Всё плывёт, и в глаза будто песка насыпали, так что омежка дезориентировано валится обратно на подушки. Чонгук умилённо смотрит на неуклюжие трепыхания Чимина так, словно перед ним маленький, новорождённый котёнок. Ещё не открылись глазки, но уже куда-то торопится. — Тише-тише, малыш, мы с Юнги только сбили температуру, тебе не стоит так перенапрягаться. Чонгук удивлённо выдыхает и опускает глаза на свою ладонь, которую обхватывают маленькие пальчики омежки. — Хён, прошу, — шепчут непослушные губки, пока в усталых глазах Чимина собираются сверкающие слёзы. — Не бросай меня, пожалуйста. Чонгук накрывает маленькую ладонь своей. В горле стоит ком, и Чонгук не понимает, почему ему так тяжело смотреть на Чимина, которого придётся оставить здесь. Поразительно, как крепко они смогли привязаться друг к другу за одну неудачную встречу. Возможно потому, что для Чонгука и Чимин своеобразный знак судьбы, к которым омега старается прислушиваться. А для Чимина Чонгук, не больше и не меньше, — спаситель, тот, кто дал ещё один шанс на жизнь. С Юнги он будет в безопасности, и Чонгук планирует вернуться на родину через какое-то время. В конце концов, под опекой Юнги маленькому омежке не придётся выживать на задворках цивилизации, в грязных подворотнях Сеула, он не будет одинок, и учёба в университете поглотит его так, что он даже не заметит, как пролетит время. — Я не бросаю тебя, Чимин-и, — Чонгук заботливо стирает дорожки слёз с румяных щёк, тепло улыбаясь малышу. — Совсем скоро мы вновь увидимся, ты не успеешь соскучиться. Чимин плачет долго и жалобно. Чонгук сидит с ним до последнего, шепча всякие милые глупости. До последней слезинки, пока котёнок не засыпает снова, вымотанный истерикой и болезнью. Чонгук целует его в горячий лобик перед тем, как уйти. Юнги пьёт кофе на кухне, что-то печатая в телефоне, когда Чонгук усаживается за обеденный стол ровно напротив него. — Рыдал? — Не сомневаюсь, что он продолжит это, когда проснётся. Так что, готовься. И, кажется, у него опять температура поднялась, стоит дать ему лекарство. Юнги поднимает голову, осматривая лицо омеги. Чонгук спокоен. Сон не испугал его и не заставил сомневаться в своём решении. Он чувствует, что сможет. Что готов к последней встрече с Кимом. Чонгук видит каждый знак, указывающий на неотвратимость мести. Сейчас он, как никогда, должен следовать по своему пути, не сворачивая, глядя строго перед собой. — Он уже получил сообщение? Телефон затих сразу после того, как Чимин проснулся, — ведёт плечом Чонгук, улыбаясь уголком губ. — Так точно, — салютует чашкой альфа, допивая её содержимое. — Кстати, курьер выжил, если тебе интересно. — Он даже не подумал, что я могу сделать что-нибудь такое, раз не убил вестника, — задумчиво тянет омега, укладывая подбородок на скрещенные на столе руки. — Ублюдок. Мы же не пятнадцать лет в браке были, а всего лишь два года. Он, что, считает себя таким неотразимым? — Тебе это на руку, Чонгук-и, ты же понимаешь, — Юнги встаёт, прохаживаясь вдоль стола и размышляя вслух. — Он явно удивился, когда распечатал послание. Он и представить не мог, что ты сделаешь такое, что ты так быстро выйдешь из-под его контроля и даже решишься пойти против него. Так что эффект неожиданности тоже на твоей стороне. Мы отлично ошарашили этого ублюдка. — А что насчёт моего оружия? — Я тут поболтал с Адорой, пока ты успокаивал ребёнка, — альфа вынимает пачку сигарет из кармана домашних штанов, умело выбивая одну и зажимая её в углу рта. — Она, по моей просьбе, ещё два года назад приютила у себя парочку крошек. И скоро эти красотки приедут сюда. Помнится, твоей любимицей была О-Рен, но Адора прихватит и Гого. Чонгук мгновенно вскидывается, его глаза загораются двумя яркими звёздами. Юнги, отошедший к окну, улыбается, прикуривая и выдыхая первое облачко дыма. — Хён, — растроганно шепчет Гук. — Ты позаботился и о них. Не знаю, существует ли в мире человек лучше тебя. — Бессовестно льстишь хёну, паршивец. — Говорю чистейшую правду, вообще-то, — Чонгук тоже поднимается из-за стола, но не отходит от него. Лишь складывает руки на груди, глядя на альфу и опираясь поясницей о край стола. Мин Юнги совсем не изменился. Всё такой же ворчливый добряк. Только удивительно постарел за два года. Не внешне, лицо до сих пор гладкое, а волосы черные, как смоль, но во взгляде читается лёгкая усталость от жизни. Чонгук догадывается о причинах изменений в своём родителе и виновато поджимает губы, опуская голову. Глупо всё вышло. И так обидно. — Думаешь, он не сбежит? — тихо спрашивает Гук. — За два года он не мог забыть мои боевые навыки. В тот раз, когда он ранил меня, ему лишь повезло, обстоятельства сложились против меня, но это был один шанс на миллион. Сейчас я иду за ним. И он прекрасно это знает. — А ещё он знает, что приручил тебя. Так он думает, по крайней мере. Держу пари, он уверен, что ты не сможешь закончить дело, что твоя рука просто не поднимется, чтобы занести меч и исполнить приговор. Он обрабатывал тебя два года, Чонгук-и, обычно за один день это не проходит. Юнги тушит окурок о пепельницу, копируя позу омеги у подоконника. — Но ты уверен, что я смогу. Почему? — Всё просто. У тебя появились обстоятельства. Я не знаю, что это, и угадывать не буду. Но я вижу это в тебе, в твоём взгляде, в твоём спокойствии, в твоей вчерашней истерике. Ты переломил эмоциональный барьер за одну ночь. Возможно, твои чувства к нему ещё живы, но сил, чтобы убить ублюдка сегодня, тебе хватит. С его смертью ты освободишься. Рано или поздно, станет легче, поверь. Чонгук думает про свои обстоятельства, удерживая руки на груди, чтобы не выдать себя характерным жестом. Невероятно, как досконально Юнги знает его. Хотя Чонгук сейчас скорее хочет прикончить Кима, чем думает о своих глубинных чувствах к нему. В Чонгуке буквально бурлит ярость, жажда мести за его надорванную нить судьбы. В Тэхёне корень всех зол Гука, он самая главная проблема омеги. И, к счастью Чонгука, дорога, по которой он шёл, привела его в Каннам, к тому самому паршивому отелю. Их общая история должна закончиться сегодня, потому что в новой жизни Чонгука не должно быть даже тени воспоминания о Ким Тэхёне. — Я сделаю это. Не только ради себя. — Вот и молодец, — кивает Юнги, вынимая телефон из кармана и читая сообщение. — Адора у ворот, пойду, впущу её. Чонгук успевает заварить себе кофе с молоком и устроиться с фарфоровой чашкой в руках среди подушек на диване, в гостиной, когда туда же заходят Юнги с двумя кожаными сумками и Пак Сухён, она же Адора собственной персоной. Альфа лучезарно улыбается и откидывает локоны длинных розовых волос за спину правой рукой. В левой она держит ножны-сая с катаной и вакидзаси, сделанных для Чонгука одним из последних мастеров, унаследовавших древние умения от своих предков. Найти его было не просто, ещё сложнее — договориться на счёт цены. Но Чонгук всегда был упёртым. — Правда вернулся, значит, блудный сын, — ухмыляется Адора, приземляясь рядом с омегой на диван. Чонгук молча пихает ей чашку с кофе в обмен на дайсё-пару. О-Рен покидает ножны с ласкающим слух, истинно японским шелестом стали. Катана так же превосходна, как и два года назад. Так же отражает тёмный взгляд омеги. Гого приветствует Чонгука с той же элегантной грацией. Вместе они — идеальная пара, венец оружейной коллекции Чонгука, главная жемчужина его пещеры сокровищ. — Теперь ты до вечера будешь корпеть над своим длинным ножиком Хаттори Хандзо? — спрашивает Юнги, вытаскивая из сумок огнестрел и раскладывая на столе. Чонгук морщится, с почтительной любовью возвращая клинки обратно в ножны. — Ты всё такой же невежественный, каким и был до нашей разлуки, хён, — шипит омега. — Ты должен проявлять больше уважения творениям, созданным древними мастерами рукой своего потомка. — Надо же, как заговорил, — бормочет альфа. — Не знаю, существует ли в мире человек лучше тебя, хён, — специально пискляво передразнивает Юнги, повторяя недавние слова Чонгука. — А теперь вот, пожалуйста. Ты должен проявлять больше уважения, хён. Паршивец мелкий. Я плохо тебя воспитал, в этом всё дело. Уважения к старшим он не испытывает, зато свои палки железные он боготворить готов. Чонгук прячет смешок в ладони, отворачиваясь. Даже ревность альфы к дайсё никуда не делась. Он, почему-то, ещё с того дня, как Чонгук, счастливый до безобразия, вернулся из Японии с клинками, особо невзлюбил их. Словно они могли отобрать у него внимание Чонгука. Безусловно, на тренировки с ними уходило много времени, но уж для Юнги у омеги всегда находился час-другой каждый день. В те времена они жили в другом доме, вместе. Чонгук скучает по тому дому, по тому ревнивому бурчанию Юнги, и по тем вечерам у камина, что они неизменно проводили вместе. Конечно, они не питали друг к другу любви большей, чем между одиноким ребёнком и его приёмным, незаметно ставшим родным, родителем, но для омеги это были лучшие годы его жизни. Сейчас он лишь грустно улыбается, глядя на родную спину Юнги. Адора рядом спокойно прихлёбывает кофе, с интересом глядя на происходящее. В какой-то степени она рада, что омега здесь. Может, Юнги наконец-то вернётся к своей обычной жизни и перестанет быть затворником. Заточённым самим собой в собственном доме, никому не нужным стариком. У альфы на телефоне звенит будильник, и он тут же бросает возиться с оружием, отлучаясь в гостевую комнату. — Время принимать лекарство, — бросает он Чонгуку, проходя мимо. — Зачем ему лекарство? — недоумённо спрашивает Адора, даже приподнимаясь с подушек, среди которых так удобно развалилась. — Он чем-то болен? И не сказал мне? Как давно? — Спокойно-спокойно, это не для него, — смеётся Чонгук, гадая, когда и как они с Юнги успели так сблизиться, что ядовито-язвительная Адора беспокоится за его хёна. — Это для Чимина. Юнги-хён согласился присмотреть за ним, пока я разберусь со своими… — омега сознательно не хочет произносить слово «проблемы», потому что это не проблемы вовсе. — Новообретёнными обстоятельствами. Адора громко хмыкает, с видимым облегчением откидываясь на спинку дивана. Теперь-то Юнги точно не сможет уйти в себя. Ох, у него столько веселья намечается, что в пору посочувствовать. Но альфа только мысленно злорадно потирает руки, уже представляя, во что превратится его холостяцкая берлога в скором времени.***
Несмотря на глубокую ночь, в офисе Тэхёна всё ещё горит свет. Чонгук паркует новый спортивный мотоцикл на пустой парковке, неторопливо проверяя ножны. Он дышит глубоко, затягиваясь влажным ночным воздухом. Поднимает лицо к небу, чтобы увидеть редкие звёзды. Он не прощается. Просто старается запомнить это мгновение, отпечатать его на подкорке. Последний день Ким Чонгука, так его можно назвать. — Меня ждёшь, — выдыхает омега, переводя взгляд на знакомые окна. Задорная усмешка сама лезет на лицо. Он поднимается медленно, спокойно преодолевает турникеты. Охраны нет. И в здании ни души. Выгнал, значит, всех. Очень самоуверенно, в глубине души омега уязвлено напрягается. Альфа совсем не боится Чонгука, даже после того, как Юнги отправил сюда утром голову личного помощника Тэхёна с приглашением на дуэль. Чонгук заходит осторожно, профессионально осматривая периметр. Альфа сидит в своём большом кожаном кресле спиной к двери. В одной руке пустой бокал с подтаявшим льдом, в другой — пистолет. Длинные ноги, обтянутые дорогой чёрной тканью классических штанов, широко раздвинуты. — Привет, малыш, — басовито и хрипло выговаривают чужие губы. Тэхён оборачивается, встречаясь с мужем глазами. Строгий костюм заметно помят, а чёрный галстук оттянут вниз. Чонгук приподнимает левую бровь, осматривая по-настоящему жалкое зрелище. Внутри омеги всё выше поднимает голову гордость. Свобода ощущается как никогда близко. Этот Тэхён не выстоит против Чонгука ни минуты. — Знаешь, он был отличным работником, — альфа кивает на стоящую на столе коробку с посланием. — Наконец-то удалось найти расторопного и ответственного сотрудника, как его тут же шлёпнул мой муж. Забавно, правда? Чонгук пропускает мимо ушей чужой пьяный бубнёж. — Ты знаешь, зачем я здесь, верно? — без предисловий говорит омега, с тихим шелестом вынимая катану из ножен. О-Рен деликатно блестит в тусклом свете офисных ламп, отбрасывая угрожающие блики. Она готова принять чужую густую, горячую кровь. Чонгук буквально слышит, как она просит его не медлить. Начать и закончить, всего-то делов. Альфа пьян и неповоротлив, он не сможет сопротивляться. Тэхён усмехается, отставляя бокал к коробке. — Послушай, малыш. Я знаю, что ты был с Юнги. Он, конечно же, наговорил тебе про меня гадостей, ты начал сгоряча совершать необдуманные поступки, прикончил моего человека, но я прощаю тебе всё это, честно. Я же люблю тебя, малыш. Ты немного поиграл, развеялся, а теперь пора возвращаться в наше уютное семейное гнёздышко. Альфа поднимается на ноги, выжидающе глядя на Чонгука сверху вниз. — Давай, детка, иди ко мне. Можем прямо здесь очень страстно помириться, — он красноречиво толкает языком щёку, стремительно темнея глазами. — Ты выглядишь так соблазнительно сейчас, просто с ума сойти. Чонгук роняет звонкий смешок. — Прощай, Тэхён. Неприятно было познакомиться с тобой, ублюдок. Чонгук преодолевает оставшееся между ними расстояние так стремительно, что альфа даже не успевает поднять руку с пистолетом. Он с громким рычанием роняет его на пол, когда катана скользит по его предплечью. Жаль не отрубил, думает Чонгук, глядя на текущую по смуглой кисти тёмную струйку крови. Тэхён стремительно отступает к противоположной стороне кабинета, захлопывая входную дверь. — Это был неправильный выбор, малыш, — разозлённый альфа достаёт из-за пояса стилет. — Мне придётся наказать тебя. Он срывает с плеч пиджак. Ткань громко трещит и отлетает в сторону низких кожаных диванов у стены. Чужие губы разъезжаются в грязной ухмылке, а кончик ножа указывает на пол под ноги Тэхёна. — Ко мне, малыш. Чонгук не спешит атаковать снова. Слова альфы не злят его, эмоции не застилают разум. Он медленно встаёт в стойку, располагая лезвие перед лицом. Чонгук чувствует, что слишком долго возится с этим ублюдком. Тэхён высокий, неповоротливый и медлительный. Он лишился пистолета, своего единственного преимущества, и стремительно теряет кровь. Самое время добить его. — Давно я не воспитывал тебя, да? Ты совсем отбился от рук, малыш. С этими словами Тэхён срывается вперёд, умело избегая первого удара катаны. Чонгук бдительно следит за стилетом, юрко крутится под руками альфы, уворачиваясь от размашистых ударов ножом. Они кружат по всему кабинету. Тэхён расшвыривает мешающуюся мебель в стороны. С каждым новым движением и шагом омега начинает тяжелее дышать. Тэхён, конечно, замечает это, но списывает на долгий перерыв Чонгука. Он собирается максимально измотать омежку и схватить, когда тот совсем ослабнет. Чонгук подгадывает момент, понимая, что тянуть больше не может, и пригибается в очередной раз, уверенно распарывая открывшийся правый бок соперника. Альфа громко рычит и неожиданно хватается прямо за лезвие катаны, дёргая Чонгука за ним вперёд, на себя. Омега неловко заваливается на Тэхёна, охотно принявшего омегу в тесные объятия, и выпускает О-Рен из рук. Клинок со звоном падает на пол. Альфа без промедления толкает Чонгука животом на свой рабочий стол. Из омеги, ударившегося грудной клеткой, весь дух вышибает. Он приходит в себя от того, что сзади ему на спину наваливается тяжёлое горячее тело. — Вот так, малыш, — зло выдыхает в родной загривок Тэхён, запуская обе руки под чёрную курточку. — Здесь твоё место, прямо подо мной. Чонгук истерично выдирается, когда чувствует, как альфа срывает ножны с вакидзаси и пытается стащить с него штаны. — Не трогай меня, ублюдок! — из горла вырывается такой отчаянный крик, что пугает самого Чонгука. Он не может допустить, чтобы Тэхён сделал с ним это. Под угрозой окажется совсем другая жизнь. — Заткнись, Чонгук-и, иначе перед тем, как поиметь тебя, мне придётся занять чем-то твой рот, — возбуждённо рычит Тэхён, срывая с узких плеч куртку. Большие горячие ладони проходятся по спине, от шеи до поясницы и ниже, грубо сжимая ягодицы. У Чонгука перед глазами темнеет. Он вспоминает сегодняшний рассвет в доме Юнги, Чимина, уютно свернувшегося в одеяле, Адору. Отголосок его прежней спокойной жизни. До Тэхёна. Всё просто не может закончиться так. Он же уже решил, куда отправится после дела, выбрал имя… Юнги верит в него. Всегда верил, и у Чонгука нет права подвести своего родителя. Отца. Чонгук должен бороться ради него и своего будущего. Прямо сейчас. Тэхён, не замечая состояния омеги, отстраняется, чтобы расстегнуть свои штаны, и Чонгук не ждёт другого шанса. Он резко поднимается следом, жёстко ударяя макушкой прямо в подбородок альфе. Тот от неожиданности отшатывается, позволяя Чонгуку скользнуть вдоль стола и подхватить ножны с Гого. Она выходит из своих нежных кожаных оков тихо и также тихо входит в живот альфы, бестолково кинувшегося прямо на омегу. Чонгук прокручивает клинок, преодолевая сопротивление чужой плоти, и вынимает короткий клинок, стряхивая с него густую алую кровь. Тэхён нетвёрдо отступает назад, заваливаясь прямо в собственное кресло. Он зажимает руками рану, но кровь густая и тёмная, льётся из него неудержимым потоком. Чонгук тяжело дышит, глядя на эту картину. Вспоминает чавкающий звук, с которым сталь проворачивалась внутри тела альфы, не может сдержать порыв и резко склоняется вперёд, выблёвывая весь свой завтрак. Тэхён хрипло булькает и смеётся. Из левого угла его рта струйкой скатывается кровь. — Тебя тошнит от крови, малыш? Ты стал таким домашним… — Это не я, — твёрдо отвечает разогнувшийся омега. Он уверенно укладывает ладонь на низ своего ещё плоского живота. Чонгук испытывает высшее наслаждение, когда в тёмных раскосых глазах вспыхивает осознание перед тем, как те окончательно стекленеют. Он заслужил это. Умереть вот так, понимая, что никогда не увидит своего ребёнка. — Он не узнает о тебе никогда, поверь, уж я об этом позабочусь. Чонгук устало подбирает куртку, возвращает клинки в ножны и подходит к бывшему мужу. Пальцы невесомо опускаются на чужие веки, в последний раз закрывая глаза альфы. Против воли он вспоминает, как Тэхён, когда они только поженились, лежал рядом с ним на мягком ковре в гостиной их дома. Он улыбался и рассказывал омеге о своём новорождённом племяннике. О том, какой он маленький, розовый и крикливый. Воображал, как у них с Чонгуком родится их собственный ребёнок. Ласково перебирал тонкие пальцы омеги в своих, убеждая, что они станут самыми лучшими родителями. А Чонгук верил, что у них всё будет хорошо. «У него будут твои глаза, малыш». По бледной щеке скатывается одинокая слеза.***
Чимин заскакивает в машину на всей скорости, молниеносно пристёгиваясь. — Поехали, хён, — недовольно бурчит омежка, съезжая по сидению вниз. — Сколько раз просил не останавливаться прямо перед главным входом. Про меня по всему универу слухи ходят. Юнги заинтересованно ведёт бровью, не отрываясь от дороги. — И что говорят? — Что ты мой сахарный папочка, — кисло тянет Чимин, складывая руки на груди. Юнги смеётся: — Скорее уж дедушка. Он достаёт из пачки сигарету, бросая хитрый взгляд на насупленную мордашку. — А что, есть кто-то, перед кем ты не хочешь выглядеть занятым омегой? — как бы невзначай спрашивает альфа. — Я не буду рассказывать тебе об альфе, который мне нравится. — Ага, но он есть. — Юнги-хён, не смей узнавать о нём всё по своим связям, — грозно сводит бровки Чимин. Он представляет, как Ким Намджун, главная звезда юридического факультета, приходит домой, а в его трусах копаются здоровье альфы в чёрном. Очередные друзья-супершпионы гиперопекающего Юнги-хёна. — Не буду, котёнок. Честно. Конечно будет. Он не позволит какому-то альфе даже приблизиться к Чимину, если вдруг Юнги что-то не понравится в его биографии. Они делают вид, что поверили друг другу, и всю остальную дорогу проводят за обычными разговорами об успехах Чимина в постановке его нового танца. А у дома Юнги замечает, что ворота вскрыты. Он приказывает Чимину укрыться на заднем сидении ровера и достаёт из бардачка пистолет. Проверяет магазин и взводит курок, перед тем, как переступает порог собственного дома. В гостиной слышится непонятная возня, затем до слуха альфы отчётливо доносится детское лепетание и приближающийся голос… Юнги опускает пистолет. — Привет, хён, — улыбается Чонгук, разворачиваясь так, чтобы альфа увидел милую маленькую мордашку только что проснувшейся омежки, сидящей на руках своего папы. — Познакомься, это Чон Джина.