Пролог
– Сколько ещё времени мне придётся ждать тебя?! Пронзительный тон отразился сквозь стены и в том числе задели адресатора. Звуковые волны до тошноты пробили проход оленьих ушей. Ах да, – это Аластор. Искрящиеся апартаменты порно-студии сверкали розовым блеском, усеянными игрушками, что имелись в не менее роскошной комнате. Динамичный алый цвет поглощал декор и способствовал уюту. Металлические крепления на стенах особой мебели, пушистые наручники – говорили о передышке, наслаждённой кое-кем ещё с прошлой ночи. Личные покои Аластора оставались в его распоряжении, соответствуя вкусам и потребностям, как для любого из постояльцев. Не нужно быть идиотом, чтобы не суметь узнать эти повелительные ноты в лаконичном и требовательном вопросе. И да, он уже предсказуемо кривится. Зря он думал, что всё могло быть мягче. Да чтоб эта моль... Чёрт бы его побрал. Но нет, Аластор молча проглотил всё прежде сказанное, сходственное с манипулированным токсином. И всё ради того, чтобы Валентино получил от него ответ. Лучше подумать второй раз, чем сразу же подать голос. И если мотылёк услышит, – не дай бог, – несогласие, и что ещё хуже, – возмущение, скользнувшее из его уст: милостей можно не ждать. Очередную жестокую сцену с этим нарциссом повторять не хотелось, совсем. Не хватало ещё, снова вскружить себе голову, лишний раз почувствовать, как чужие руки твёрдо сжимают шею до потемнения, и всё из-за такой ерунды. А это ещё меньшая мера. Но молчать тоже было не самым безопасным вариантом. Спустя доли секунд, красноволосый утомлённо процедил: – Ещё две минуты. Признаться честно – его легко было напугать, всего одно повышение голоса было достаточным и всегда это было – предсказуемо, совершенно. Раздражало и выглядело унизительно только одно: заставляли стоять, приподнимаясь бёдрами вверх, лежать в открыто-некомфортной позе, пока этот гной размышлял, в какой части тела будет лучше всего надавить. Прижимать к стене или жадно, тесно и безжалостно притягивать за волосы к себе, абсолютно всё что могло быть в списке, всё легко реализовалось. И смелости не было – возразить. Сопротивляться? Вы, должно быть, шутите. Ещё и внутренние кровные удары в области виска давали знать о неизбежных повадках по сей раз, в поздние часы. В теле – в первую очередь, в главном пункте. А ты всё держишься. Как всегда, до последнего. Правда же, ни у кого из комнаты не исходит такое количество прорывных стонов, как из твоей. Грязный свет направлен на близстоящую кровать, охватывая внимание каждого желаемого на темнисто-красный цвет постельного белья. Вероятно из-за плавного головокружения, она даже стояла ближе в данный момент. Одеяло, что было скомканное, сейчас было чисто застелено благодаря своему же добропорядочному субъекту. Но эта чистота продлится недолго, он знает. Аластор отпустил волю, которая была в шансе достичь его от ног до головы. В душе Валентино не было ничего, кроме яда, настолько огромного, что хватило бы на весь Ад вчетверо. Глаза ненавидят и заковывают в лед, голос сочиться отравой, но губы обжигают страстью. Ад – это вечность. Это слово, говорящее о многих значениях, и все воспринимают такое понятие по своему. Вечность всегда казалась ему ледяной, когда для других она была полыхающе- обжигающей, цветом крови, с чувством власти. Но в переворот событий он точно не верил. Беспомощность рвала изнутри, вдабливала в мозг: Долг остаться здесь – и есть долг. Сдвинуться – нет. Ни туда, ни сюда. Всё казалось понапрасну. Ради дьявола, пускай ты будешь более учтивым, хотя бы сегодня. Дурные мысли, если честно. Ситуацию хотелось проклинать до зуда под когтями. Но проклинать всё вокруг, проклятия скорее не хватит. Встречи с Валентино были настолько дёргающими, аж до плавления. Каждый раз, когда приходилось видеть его, возникало чувство, будто кто-то схватил за чувствительные уши. Это чувство проникало так глубоко, что хотелось бы просто вцепиться в ладони и начать их разрывать до мяса. Такое действие казалось бы способом избавиться от этой зловещей игры, которая царила во время каждой встречи с этим... Но, к сожалению, даже это не могло полностью унять это неприятное чувство, которое оставалось внутри, словно затаенный никотин, медленно разъедающий душу. Сердце Аластора давно очерствело, превратившись в камень, неспособный испытывать ни жалости, ни любви. Ненависть покрывала его лицо сетью морщин, превращая в маску чудовища. Красноволосый не мог видеть в людях ничего, кроме их пороков и недостатков, заставляя их чувствовать себя ничтожными и жалкими. Радио-демон будто и забыл вовсе, что именно было упомянуто в их разговоре, примерно за час до нескончаемо-громких воплей сутенёра, стоявшего во главе роскошной студии. Предупреждение, вот что было.***
– Пока ты работаешь, у тебя ещё есть время исправлять свои пробелы. От стороны Аластора доносятся лишь хриплые звуки и едва слышное шипение. Он не реагирует на произносимые упреки и не стремится задеть Валентино, что вызывает некоторое удивление. При входе в комнату режиссёр стучит каблуками облегающей обуви, обращая внимания на смотрящего в пол работника, сидящего на мягком стуле возле зеркала и опершегося о туалетный стол. Чёлка неприглядно падала на лоб, левая рука натомлённо держалась за него. Вся обстановка казалась каким-то неприятным кошмаром, который вызывает беспокойство, но убежать невозможно. Пытается игнорировать, Вэл вглядывается насквозь. Так не пойдёт. – Проблемы со слухом значит, – Сутенёр направляется к нему, делая шаги резвыми. Желания для мотылька всегда исполнялись как по щелчку пальцев, а неподдельный страх врезался в глаза алых оттенков. – Тебе напомнить, чьё имя ты стонешь каждую ночь, когда хоть единое слово в этих длинных бумагах, – он схватил первый попавший листок из всех лежавших на столе, и ткнул перед лицом страдающего. – проговариваешь с запинками? Когти на свободной руке приподняли подбородок, чтобы зафиксировать его тусклый взгляд. Слова – жгучие угли, скользили с губ Валентино, будто капли раскаленного металла, готовые обжечь. Они были как крики в ночи, обреченные звучать до утра, пока не иссякнут последние эхо уходящего дня. Подобное поведение оленя явно вызвало раздражение у мотылька. И он выглядел так злорадно, когда заставил его скорчится от такой слабой боли. Каждая мелочь могла нести за собой последствия. Захочет – глубоко прорежит места бледно-серой кожи, за которые сейчас плотоядно его держит. – Не надо.. я помню. И опять же, его еле слышно. К счастью, в просторах комнаты красноволосого тишина ликовала, поэтому эти мямли доступно было распознать. – Прекрасно. Я так полагаю, ты хотел принять душ. – Фыркнув, моль отодвинула коготки и в конце концов отпрянула. – Приведи себя в порядок. Надеюсь ты понимаешь, что в твоём случае, опаздывать не стоит.***
Проходящая по всему телу, стыдоба вызывает покраснение на щеках. Красноволосый полностью погружён в возбуждение и похоть, нервничая от страха. Каждый вечер сворачивается в клубок на бархатной постели и зарывается, прикрывая рот. В эти моменты покоя и уединения он находит возможность открыть душу и выразить свои эмоции. Очень аккуратно, чтобы во имя Сатаны, никто не услышал. Глаза трогали кристальные слёзы, скользящие в простынь, а в горле застревал бесзвучный крик. Боясь, что кто-то войдет в комнату и увидит его в таком состоянии, его страх усиливался, особенно если вошедшим окажется Валентино. Тревожное напряжение заставляло его ноги дрожать, разводится в стороны, однако он старался и хранил самообладание. Его глаза, обычно полные презрения, иногда мерцали искорками вожделения, а его голос, обычно леденящий кровь, смягчался, обретая хриплую чувственность. Здесь-то и затрагиваются самые тёмные уголки души. Аластор постепенно избавлялся от своего прежнего равнодушия и безжалостного расчета, ибо мотылёк так искусно провоцировал его на эмоции, что его холодный спокой, наведённый психологической травмой, исчезал мгновенно. Его нервы вспыхнули не по-детски, и вскоре ее лексикон пополнился весьма выразительными ругательствами. Ухватившись зубами за нижнюю губу, он устремил взгляд в зеркало гримёрки, просматривая его сквозь щели пальцев, и, как всегда, замечал захватывающую особу – разглядывал себя. Разложится на улице в самой тёмной и опасной части ада, под ноги грёбанным экзорцистам – в миллионы разо́в лучше. Таково его ежедневие – Бэмби, самая дорогая проститутка всего этого адского места. Каждый день он проживает такую рутину. Он вынужден сдерживать свои эмоции, скрывая боль и всё, что копится, под фальшивым образом страсти, чтобы угодить клиентам. Ежедневно он вынужден сталкиваться с незнакомыми бесами, раздеваться перед ними. Стонать и выгибаться под ними, или над ними. И как под красивый конец, танцевать перед массой подобных ему. Наверное, многие могли бы представить себе жизнь порно-звезды иначе, что жизнь такого как он – одно сплошное благосостояние. «Большой результат – большая выплата.» – Детка, это же ясно, как день. Все чувства Аластора были остро сосредоточены в каждом дыхании, в каждой мысли. Всё это время он сидел на уютном гримерном стуле, постукивая по столу, вспоминая все ночные невыносимые пытки. Горечь разочарования проклинала его, окутывая его сознание и заставляя сердце биться ещё сильнее. Вот чёрт! В его сознании возникают непостоянные, мерцающие образы, которые словно растворяются в волнах воображения, непрерывно переплетаясь и трансформируясь перед его внутренним зрением. Этот особенный период, первый час после того, как он принимает сильнодействующий яд, всегда приходит к нему таким образом. Внутренние стенки его мозга словно наполняются воздухом, становясь чрезвычайно чувствительными и раздражительными, и в это время они начинают выбрасывать на поверхность бесчисленные образы, в которых неизменно присутствует Валентино. Неуловимо, откуда именно появляются эти образы, зато понятно, какая цель стоит за их появлением. Но в этот момент время кажется застывшим, замёрзшим, словно оно утратило свою обычную динамику, оставив Аластора в этом состоянии, наполненном беспрерывным потоком воображаемых сцен. В своих грёзах долго летать не пришлось. Почти никогда не удавалось. Понеслась. С лёгким улыблением, Аластор поспешно отодвинулся от стола, всё больше прогибаясь в спине и иллюстрируя подтягивание. Всё заранее уже было подготовлено, весь комплект одежды. В адской моде, где каждая деталь довольствуется значением, эротическое белье занимало особое место. О дьявол, каким же чарующим был этот образ на нём. Чёрные леггинсы, изготовленые из специального материала — бифлекса. Эта ткань абсолютно непрозрачная, не просвечивает даже при самом активном движении. Будь это совсем первые шаги на пути к профессиональному танцу, или ты уже давно занимаешься этим искусством, эти леггинсы обещали быть надежным спутником. Они не только помогут достичь лучшего, но и также выразить индивидуальность через язык танца. В них можно чувствовать себя комфортно, что даст дополнительный стимул для самовыражения. Топ томатно-красного цвета с длинными рукавами – акцент стиля и элегантности. Необычный грудной вырез добавлял изюминку и делал образ еще более загадочным. Стильные лоскутные шорты в сетку идеально сочетались и подчеркивали очаровательные бедра. И как вишенка на торте: Стрипы – обувь, предназначенная для танцев на высоком каблуке и платформе. Они влюбляли каждого. Эти туфли созданы не только для того, чтобы подчеркнуть красоту ног и придать особый шарм, но и для того, чтобы обеспечить вольную уверенность в каждом шаге. Что-ж, Вэл несомненно останется довольным. Для всех он – настоящая звезда эротического кино, обладающая богатым опытом, страстной и всегда открытой для самых экстремальных желаний своих клиентов. И его явная откровенность – это ключевой элемент его образа, который определяет его высокую ценность среди других таких же нежных и свободных дам, или же жено-подобных мужчин. Нужно собраться с силами. Нельзя демонстрировать свои слабости. Студия была красива. Но с красноволосым эта красота приумножалась, добавляла новые измерения. Каждое его выступление придавало этому месту еще больше очарования, наполняло его новыми смыслами. Каждый звук, каждое движение, пронизывало пышность студии. Казалось, что каждая нота, каждый аккорд становились частью этой красоты, раскрывая ее перед зрителями во всей ее великолепной славе. Это место поражало своим великолепием. И требовало больше. Аластор наконец прикоснулся к дверной ручке впереди и в последний раз мутно взглянул на любимейшую обстановку своей комнаты. Потолок, окрашенный в оттенки пылающего заката, казался то ли гранатовым, то ли цветом роз, притягивая взор непреодолимо. Ещё несколько секунд и дверь закроется, он уйдёт. Ему снова станет весело в этом окружении, он обречён вечно балансировать на лезвии бритвы между мраком и светом. Снисходительная улыбка была в самых разгарных силах поиметь его, и как уже было очевидно, не только она.