Чем дальше в лес, тем толще волки

      — Я никогда не спал с омегой в течке.       Антон долго тянул, пока формулировал эту мысль, а теперь смущённо улыбается в эти бесконечные несколько секунд оглушительной тишины, пока все присутствующие переваривают услышанную информацию.       Официальная часть корпоратива давно закончилась, и большинство коллег разбрелись по разным углам офиса, собираясь в небольшие компании, и тихонько ведут беседы, прерываясь на поедание пиццы и вливание в организм халявного алкоголя. Арсений сам не понял, как вписался в компашку ребят с курилки, но ещё больше он не понял, в какой момент они начали играть в «Я никогда не».       Они играют уже больше часа, и закономерно, что всякие безобидные штуки типа «я никогда не прогуливал алгебру» или «я никогда не пробовала устрицы», во-первых, закончились, а во-вторых, обеспечивают стремящийся к бесконечности уровень скуки такой игры. Арсений уже пообещал себе, что ещё один кружок таких бесполезных фактов о коллегах, и он сваливает, но внезапно Шастун открывает этот портал в звенящую пошлость. В тот ад, ради которого эта игра и существует.       Потрясающе.       Что ж, придётся задержаться.       Слышится чей-то смешок, и, ожидаемо, все альфы делают глоток из своих стаканов, а Арсений, изогнув бровь, смотрит на Антона, который только сейчас выдаёт о себе столь занимательный факт.       А ведь до течки примерно недели три. Пу-пу-пу.       — Серьёзно? — спрашивает Заяц, откинувшись на спинку кресла. — Ни разу? Да ты гонишь!       — Да как-то чёто… — Антон чешет затылок, пока румянец разрастается по его лицу и шее. Очаровательно.       — Напомни, тебе сколько лет? — в разговор включается Матвиенко, наливая в свой стакан апельсиновый сок. Господи, зачем его трезвенная сущность вообще играет со всеми в эту дичь? И ладно, весь остальной офис в понедельник на курилке спихнет всё происходящее на лишний стаканчик алкоголя или даже не один, а вот у Серёжи такой отмазки не будет. Хотя, он не из тех, кто стыдится откровенных разговоров.       — Двадцать четыре.       — Ну так, какие твои годы! — он хлопает Антона по плечу и усмехается. — Я вот в двадцать пять только считай по-настоящему омежку-то и распробовал…       — О боже, Серёнь, не начинай эти свои казановьи байки! — умоляюще говорит Арсений и возводит глаза к потолку. Он, будучи лучшим другом, и так уже последние лет пятнадцать слушает обо всех Серёжкиных похождениях, когда они тусят вдвоем, но на корпоративе погружаться в эту любовную ретроспективу он не готов. Прости, дорогой.       — Знаешь, Сень, зависть — плохое чувство. Сам вот, научил бы молодежь, — и кивает в сторону Антона, который теперь испуганно бегает взглядом между Серёжей и Арсением.       И вот тут можно было бы красиво закончить эту перепалку, объявив, что Антон уже имеет счастье получать приватные уроки, а Арсений чувствует глубокое знание предмета, но вовремя прикусывает себе язык.       А жаль, такая колкость пропадает.       Руководство не приветствует романтические взаимоотношения сотрудников друг с другом. Мол, негативно сказывается на работоспособности, влияет на объективную оценку продуктивности и бла-бла-бла. Какая глупость! Шастун, который ходил тут и благоухал на весь офис своими феромонами молодого альфы, чем медленно, но верно сводил с ума тонкую омежью организацию Арсения, — вот что сказывалось на продуктивности.       Антон ему понравился сразу и сильно. Ну и Арс окончательно убедился в том, что ему нравятся альфы помоложе, у которых круг интересов чуть шире, чем платеж по ипотеке и очередной ремонт кредитной тачки. Однажды на курилке он услышал, как Шастун в чувствах рассказывает о теории струн (простигосподи, как и зачем он пришёл к этой теме?), активно жестикулируя, и осознал, что такого…м-м-м, интересного парня упускать нельзя. Не то чтобы ему обязательно нужен парень со знанием квантовой физики, но Антон совершенно точно не дурак.       Наверняка, Стас порадовался, когда его глава аналитического отдела перестал проводить львиную долю рабочего времени у маркетологов, куда недавно приняли этого кудрявого зелёного парнишку. Шеминов в принципе был не особо в курсе происходящего, а в здравом уме Арсений ни за что не рассказал бы ему про бурную фантазию и влажное бельё, которые были его неизбежными спутниками при встречах с новеньким альфой, но вопросик определённо решился.       И определённо в пользу Арсения.       Но, видимо, Антон вызывает такую реакцию не только у него. Да и вообще он опасный человек — работает тут весь такой деловой, шутки свои шутит, чёлку ладонью поправляет, пахнет аки райское блаженство и совершенно не осознаёт, какой эффект это оказывает на всех незанятых омег в радиусе их офиса как минимум.       — Антош, всё впереди, не парься. Я уверена, что ты обязательно встретишь ту самую омегу. Кто знает, может ты уже с ней знаком, — Кузнецова смотрит на него с восторгом лудомана, сорвавшего джекпот, а ещё слишком долго гладит его по плечу, отставив свой стакан с алкоголем, что уже начинает подбешивать. И чем слаще голос, которым она воркует с Антоном, тем кислее лицо Арса. Потому что Антон, мать его за ногу, ничего с этим не делает! Устраивает его всё.       — Да я уж надеюсь, — улыбается он Ире, а потом мимолетно бросает взгляд на Арсения, который в ответ только хмыкает.       Надеется он, ну да.       На самом деле, желание повесить на Шастуна табличку «Не влезай, убьет» растёт с каждым днём всё сильнее. А вообще Арсений не ревнивый, нет. Просто всякие… чересчур навязчивые эйчарки наглаживают плечо его парня слишком долго. Впрочем, похуй на длительность, в принципе прикасаются к его парню.       Бесит. Особенно в их ситуации, когда Арсений не может хлопнуть по Ириным наманикюренным пальчикам и заявить, что чужое трогать нельзя. Вот и остаётся только прожигать её взглядом в надежде на… да хрен его знает на что.       Ну а с другой стороны — это ведь просто Ира. Вся такая тонкая, звонкая, краснеющая при слове «хуй». С её методами обольщения они с Антоном поцелуются первый раз дай бог через полгода. Юная ещё, не знает, что с такими альфами, как Шастун, надо брать быка за рога прям с порога. Это умозаключение успокаивает и притупляет сиюминутное желание уволочь Антона подальше в тёмный угол, чтобы он даже не попадал в поле зрения и обоняния всяких Ир.       Вообще, с Ирами у Арса не складывается. Ладно, Кузнецова, если выключить режим обезумевшего ревнивца и рационально подумать, то в целом — безобидная омежка, которая пытается строить глазки Антону и аккуратно флиртовать. Больше раздражает, чем действительно злит. А ещё, глядя на все эти неумелые потуги, хочется по-наставнически потрепать её по волосам и просто молча улыбаться с капелькой снисходительности. Де-е-евочка моя, ма-а-аленькая, ничего у тебя тут не выгорит.       А вот Ира Мягкова… Квинтэссенция той самой русской женщины-альфы, которая и дом на скаку, и в коня горящего. И всё бы ничего, только вот Арсений имел неосторожность заинтересовать её. Сам он такой агрессивный флирт старался всерьёз не воспринимать, переводя его в шутки, но на новогоднем корпоративе его весьма нешуточно полапали за задницу. Само собой, Ира потом извинилась, но конечно же, у сего перформанса были свидетели.       После того случая кто-то в офисе успел приписать им роман, а Арсу — беременность, некоторые даже обращали внимание на его «округлившийся» животик. Возмутительно! И на уверения в том, что после новогодних праздников единственное, чем может быть беременен Арс — это оливье, реагировали понимающей улыбкой. А потом, опять же по версии любителей офисных сплетен, когда выяснилось, что беременность таки липовая, они с Мягковой расстались. Почему — до сих пор не пришли к консенсусу, теорий много, но Арсений активно поддерживает каждую из них. Не можешь бороться со злом — возглавь его.       Хорошо хоть Ира оказалась с чувством юмора, и когда слухи дошли и до неё, лишь поржала от души. И подкатывать перестала, даже портить с ней отношения не пришлось. Вообще, с ней ругаться так себе идея, потому что Ира — главбух. Даже Стас, идейный вдохновитель запрета на рабочие шуры-муры, закрывал глаза на их «роман». Никому нельзя ругаться с главбухом.       — Я никогда не участвовал в тройничке, — говорит Ваня и с азартом в глазах бегает взглядом по каждому.       А Арсений ловит на себе вопросительный взгляд Серёжи, который сделав глоток, ещё и бровь выгибает. Ну ладно, не только Матвиенко делится байками о своих похождениях, и в этот момент Арс жалеет, что когда-то рассказал ему эту историю, но в данном случае всё честно. Арсений отставляет свой стакан и в ответ легонько качает головой, но это не ускользает от пытливого взора Дмитриенко.       — А! — кричит он, указывая на него пальцем. — Я всё видел!       Арсений лишь складывает руки на груди и многозначительно изгибает бровь. Ну-ну.       — Что? Что случилось? — Антон наконец выбирается из цепких ручек Иры и осматривается по сторонам.       — Да они с Матвиенко такими взглядами многозначительными обменялись, что аж мне стыдно стало. Давай колись!       — Не было ничего такого, — Арсений усмехается, поправляя чёлку, ведь он действительно не врал. И в тройничках не участвовал.       — Ну мы же договорились честно играть, — кажется, Ваня даже расстраивается и поворачивается к Серёже, ища поддержки. — Ну скажи хоть ты, я же видел…       — Не умеешь ты, Ванёк, вопросы задавать! Смотри, — Серёжа делает паузу, достойную МХАТа, а Арсений слишком поздно понимает, что он хочет сказать. — Я никогда не трахался более чем с двумя людьми одновременно.       Какой же долбач, господи. Арсений тут ужом вертится, уходя от ответов на прямые вопросы о личной жизни, красиво дурачком прикидывается, где нужно, научился так элегантно стелить, что аж восхищённые слёзки на глаза наворачиваются, а тут Матвиенко словно нюдсы его распечатал и трясёт этой пачкой фоток перед голодной толпой. В фулл ашди качестве, блять!       Конечно, можно было бы схитрить — отрицать всё до последнего и не пить, но в чём тогда смысл? Каким бы скрытным человеком он ни был, но недоговаривать и откровенно врать — всё-таки вещи разные. Ещё и Серёжа таким прямым попаданием спалил все явки и пароли. Да и никто его за руку не тянул играть в эту дурацкую компрометирующую игру, сам проявил инициативу поучаствовать. Да, потому что Антон сел в неё играть. Но ведь это неважно!       А с другой стороны… Никто не запрещает наслаждаться чистейшим ахуем на лицах вокруг, когда Арсений, глава аналитического отдела, прямой руководитель трети всех присутствующих, делает большой глоток из своего стакана.       — Арсень Сергеич, весьма… — видно, что Шевелев пытается подобрать слово, но у него не выходит, пока Арсений сочиняет в голове легальные способы казни для обоих Серёж. — Весьма. Что ж, я никогда не прыгал с парашютом, а кто да?       Ладно, казнь отменяется. Не зря все-таки Шевелев один из лучших его сотрудников. Пора бы его до зама повысить, что ли.       Чёрт бы побрал все эти корпоративы, алкоголь и игры, за которые потом будет стыдно. Арсений на это не подписывался. Вернее, не подписывался трепаться о своих личных секретиках в надежде пропетлять, прикидываясь ветошью и вбрасывая какие-нибудь безобидные варианты типа прыжка с парашютом. Но конечно же, про письки и сексы играть забавнее, ещё бы. Как будто не уважаемая компания, а вписка пубертатных школьников.       Честно говоря, Арсений тусовки любит. Даже рабочие корпоративы. Благодаря прошлому, например, Арсений узнал, что Антон не просто высокий симпатичный альфа, но ещё и приятный собеседник. Антон много шутит, смеётся заразительно, знает наизусть тексты абсолютно всех песен в этом мире, а еще он пиздец какой умный. Хоть и пытается казаться дурачком, но иногда вворачивает в диалог какие-то факты или цитаты, что даже Арсу остается только кивать и внимательно слушать. А ещё течь. Потому что умные альфы — охуеть какие сексуальные альфы. Таки тот разговор на курилке о теории струн не был случайностью.       Кроме того, Антон оказался джентльменом — такси вызвал, предварительно поинтересовавшись адресом, дверь машины открыл, до подъезда потом проводил и даже ни разу ни словом, ни делом ни на что похабное не намекнул, пока они ехали полулёжа, скрытые во мраке заднего сидения Рено Логана. Хотя Арсению очень хотелось, чтобы намекнул.       А что такого? Одноразовый секс, тем более хороший (а тогда казалось, что с Антоном он должен быть просто восхитительным), рабочим отношениям не помеха. Тем более, Шастун явно был человеком достаточно смышлённым, чтобы не болтать об этом направо и налево, подливая масла в огонь офисных сплетен.       Но оказалось, что подобным энтузиазмом, приправленным значительной дозой алкоголя, обладал только Арсений, который на прямое предложение подняться к нему на чай получил ответ в виде бегающих глаз и невнятных извиняющихся формулировок. Антон пробормотал что-то про голодную кошку, ожидающую того дома, коротко чмокнул в щёку и свалил в закат, оставив Арсения один на один с собственным ахуем и разыгравшимся либидо.       Обидненько, конечно, но ладно. Он совершенно не расстраивался и не дрочил позорно, разгоняя в мыслях образ Антона. Он был в приподнятом настроении и дрочил гордо, строя наполеоновские планы по затаскиванию Шастуна в свою постель.       Если бы Арсений каждый раз опускал руки в подобных ситуациях, его сексуальная жизнь была бы гораздо скуднее и скучнее. К тому же, он не обременён сложносочинёнными принципами, что это альфа должен бегать за омегой, и ни в коем случае не наоборот. Ради бога, все взрослые люди, а тут на кону как минимум одна неплохая ночь. А может, и не одна, там как пойдёт.       А пошло всё неожиданно. В понедельник Арсений обнаружил на своём рабочем столе букет белых роз. Ничего особенного или помпезного, самый обыкновенный, среднего размера букет. Как раз вписывающийся в характер стажёра из маркетингового. А ещё розы пахли Антоном больше, чем, собственно, розами. Под рубашкой он их носил, что ли? Отчего-то очень захотелось оказаться на их месте. А вообще приятно. И с этим явно можно было работать.       — Я никогда не встречалась с человеком, с которым у нас разница в возрасте больше… м-м-м десяти лет, — говорит Олеся, изгибая губы в хитренькой усмешке.       Кузнецова по-прежнему лучезарно улыбается, но её лицо вытягивается, когда она видит, что пьёт Антон. Арсений тихонько хихикает в свой стакан, пока и сам делает глоток.       — Учитывая твой возраст, я надеюсь, омега была старше? — обращаясь к Антону, спрашивает Олеся.       — Боже мой, да! — твёрдо отвечает он, но всё равно кончики его ушей очаровательно краснеют. Красиво.       Шастун, конечно, тот ещё робкий перепуганный подросток. Несмотря на то, что ему двадцать четыре, флиртовал он, словно на десяток лет младше. Хотя даже в такие моменты Арсений не чувствовал их одиннадцатилетнюю разницу в возрасте. Конечно, он мог бы загнаться, что его тянет ко вчерашнему студенту, зелёному альфёнку, который ещё жизни не видел, но зачем это всё, если оказалось, что с Антоном просто комфортно. Арсений успел хлебнуть говна в этой жизни, чтобы к тридцати пяти осознать, что элементарный комфорт — самое, блять, важное в любых отношениях.       Но так было не сразу, и вообще поначалу это их общение настораживало, потому что вроде как Антон проявляет внимание, а вроде как ничего особенного. Но всё же был в этом свой шарм, когда он делал комплименты вроде «у тебя очень привлекательные ногти, такие плоские», а потом прыскал, сгибаясь, наваливался всем собой на Арсения и смеялся заливисто, что невозможно было оставаться безучастным. Да и с самоиронией у него отлично. А может, это был какой-то новомодный стиль съёма, потому что даже такие неловкие глупости действовали на Арсения чересчур сильно — хотелось слушать Антона часами, хихикать над его шутками, поправлять ему воротник рубашки, накормить его своими домашними сырниками, а то питается в офисе одним кофе…       — Я никогда не дрочил на чьи-либо фотки, — со смешком тянет Журавль.       — Ой, не пизди! — сразу же протестует Ваш. — Как будто ты на батины журналы с голыми сиськами никогда не наяривал.       — Ты весьма идеализируешь жизнь в Верхней Колыбельке в начале нулевых. Там, наверное, до сих пор народ не в курсе существования Плейбоя.       — И на что ты дрочил тогда?       — На воображение, друг мой, воображение. Когда вы всей толпой идёте купаться на речку, а условная Машенька ещё не носит лифчик, ты потом эти стоячие сосочки сквозь мокрую футболочку у себя на подкорке высечешь и ладошку сотрёшь.       — Фу, — морщится Ира, — какой кошмар.       Арсений закатывает глаза, пока народ шумно переговаривается, решая, засчитать ли это, и в итоге все пьют в сопровождении ликующей улыбки Журавля.       На самом деле Арсений уже и не вспомнит, когда дрочил именно на фотки, хотя явно в подростковом возрасте какой-то такой эпизод у него был. Но зато он отлично помнит, когда дрочил на воображение. Конечно, Арсений примерно раз тыщу представлял их с Антоном секс. Какой он может быть. Какой Антон любовник. Наверняка, мягкий, осторожный, смущающийся, неискушённый замудрёнными ласками. Непаханое поле, в общем-то. И каково же было удивление, когда на деле всё оказалось не так просто.       — Я никогда не… не спала ни с кем на первом свидании, — то бледнея, то краснея, сообщает Кузнецова, но с таким важным видом, будто она тут только что сыворотку бессмертия придумала.       Ну конечно. Чистая, невинная, правильная, ни капли в рот, ни сантиметра в жопу. Наверняка ей нужен такой же альфа, вместе с которым они будут равномерно покрываться пылью и плесенью, чтобы умереть в один день.       Арсений пьёт сам и с удовольствием смотрит, как Антон делает глоток из своего стакана, и потом просто пожимает плечами под Ирин возмущенный взгляд в его сторону. Ну не пара вы, милая, не-па-ра! Не позовёт он тебя на свидание, выкуси.       На самом деле Арсений почти отчаялся, пока сам ожидал приглашения на то самое первое свидание. Конечно, он мог бы позвать Антона и самостоятельно, но помня его реакцию на прямое предложение «выпить чаю», решил дождаться, пока его цветочек дозреет. Поэтому когда почти через месяц осторожных ухаживаний Антон таки решился и пригласил Арсения на свидание, его внутренняя омега восторженно булькнула.       Кроме всяких милостей-приятностей между ними в рутине рабочих будней висел огромный такой ком сексуального напряжения. Это ощущалось в обострившемся запахе, долгих тяжелых взглядах, от которых Арсению хотелось раздеться прям на офисной кухне. Словно наваждение какое-то, когда Антон стоял так близко, что своей кудрявой чёлкой касался волос Арсения, и в тот момент было так индифферентно похуй на офис, коллег, Стаса, вообще весь остальной мир, который, казалось, схлопнется, если он не втянет чужие губы в глубокий поцелуй и…       — Я никогда не занимался сексом на работе, — говорит Шевелев, бросая короткий взгляд на Макса. — Ну в смысле не только на этой работе, а вообще.       — Немногое теряешь, братан, — со знанием дела отвечает Матвиенко и отпивает свой сок.              Сейчас Арсений даже рад, что тогда телефонный звонок отвёл их от как минимум петтинга, а как максимум от бог знает чего, разрушив магию момента и заставив отойти друг от друга на расстояние, которое можно охарактеризовать как приемлемое для коллег. Это даже хорошо, не хотелось бы, чтобы их первый раз случился между вазочкой с фруктами и банками с листовым чаем. Не то чтобы Арсений романтик, но нутро желало более уединенного места. Тем более, что свидание уже было назначено.       Конечно же Арсений подошел к этому вопросу со всей ответственностью.       Вдохновлённый вполне вероятным продолжением в постели, он откисал в ванной пару часов, мазюкаясь всеми скрабами, гелями и кремами, а потом выбривал всё, до чего смог дотянуться. Ну а что, надо ведь произвести впечатление. Даже духами не стал брызгаться, чтобы Антон ярче слышал его запах и не имел ни единого шанса.       Свидание прошло отлично. Ещё один букет роз, на этот раз огромный, ресторан, живая музыка, лёгкий разговор обо всём и ни о чём, поездка по ночному городу, прикосновения и первый поцелуй, от которого почему-то дрожало всё внутри. Антоновы губы такие мягкие, что хотелось вечность к ним прижиматься, а целовал он так уверенно и бескомпромиссно, сжимая волосы на затылке и притягивая ближе, что если б они стояли, то у Арсения подкосились бы ноги.       Неожиданное открытие, что такой весь робкий, стеснительный и вечно краснеющий Шастун так обезоруживающе целовал. Как альфа.       — Арс! — голос Серёги достаточно резко вырывает Арсения из воспоминаний как раз в тот момент, когда ими действительно можно было насладиться.       Не факт, конечно, что офисный корпоратив — самое удачное время и место, но всё-таки.       — Что?       — Твоя очередь, говорю!       — Хорошо, — соглашается он и снова возвращается взглядом к Антону, — я никогда не занимался сексом в машине.       Кажется, что заставлять Антона краснеть — новый фетиш Арсения. Он с победной ухмылкой наблюдает, как заливается краской Антоново лицо, а он весь вжимается в самого себя, откидываясь на спинку стула, что сопровождается жалобным скрипом подгулявшей офисной мебели. Стас, конечно, тот еще скряга — ну а чё, не разваливается же, значит, пользуемся дальше. А ведь Арсений помнит, как он долго и нудно выбирал новые стулья. И где они?       — Ты чего красный такой, а, студент? — со смехом спрашивает Саша. — Рассказывай давай!       — Да ну нечего рассказывать, — тихонько отвечает Антон, начиная крутить кольца на своих пальцах.       — А зачем тогда варёного рака косплеишь?       — Да вспомнил кое-что. Неважно, — он небрежно поправляет чёлку, бросая тяжёлый взгляд на Арсения, от которого невольно хочется расстегнуть верхнюю пуговицу на рубашке. — Кто там дальше?       — Эй, ну расскажи!       — Да, Антох, интересно же!       Под общий гвалт Антон закрывает руками лицо и вымученно стонет, а Арсению даже становится его немного жаль. Но только немного. Потому что после того потрясающего поцелуя Арсений готов был придушить Шастуна прямо в его чертовой машине. Огромной, просторной, тонированной машине.       — Ну просто всё шло к… тому самому, а потом ну… не сложилось, не срослось.       — Не встал, что ли? — гогочет Матвиенко. — Как-то рановато-то.       Ну конечно. О чём бы он ещё мог пошутить.       Сразу в памяти всплывает ощущение твердого бугра, обтянутого брюками, который Арсений наглаживал, повернувшись к водительскому сидению полубоком и предвкушая, как будет повторять те же действия только уже без преграды в виде тесной ткани. Казалось, пальцы уже нашли язычок молнии, чтобы арсеньевский язычок мог найти кое-что поинтереснее, но Антон вдруг прервал этот восхитительный поцелуй, отнял Арсову руку от своей ширинки и как будто даже отсел ближе к двери, хотя куда там ещё ближе.       Смятение.       Непонимание.       Какого хуя?       Арсения весь вечер качественно развлекали лирикой, поэтому он весьма резонно рассчитывал и на физику. А Антон по одному только богу известной причине обломал его. Второй раз! Молодое поколение обмельчало и боится трахаться? У Шастуна там не хуй, а четыре сантиметра позора? Или наоборот, что-то невпихуемое ни в одно человеческое отверстие? Ну с эрекцией у него явно всё было в порядке, может, религия не позволяет? Как много вопросов, и как мало ответов.       Поникший Шастун вызывал ноль злости и примерно миллион сочувствия, поэтому Арсений сменил гнев на милость почти сразу же. Тем более тот смотрел так проникновенно, заломав брови и чуть ли не плача, но в отличие от взгляда, голос его был твёрд и настойчив, что арсеньевская внутренняя омега лишь молча внимала и согласно кивала.       — Давай не будем спешить, Арс, — сказал он тогда, сжав в руке пальцы Арсения своей влажной ладошкой.       — Да почему? — обиженные нотки в голосе всё равно проскальзывали. Оставалось только кукольно надуть губы, ага.       Антон шумно вдохнул, поджимая губы, будто готовился поведать какую-то страшную тайну. Ну или настраивался на проникновенную речь в духе «дело не в тебе, дело во мне, ты ни в чём не виноват, но нам не по пути».       — Ты мне очень нравишься, правда, — да-да, все подобные ублюдские разговоры примерно с таких фраз и начинаются. — И мне бы очень не хотелось, чтобы наши… отношения закончились. Не то чтобы… занятие любовью этому способствует, но я не хочу, чтобы после этого твоя заинтересованность как-то угасла. Я не слепой, я вижу тебя, твой взгляд, я в конце концов, чувствую твой запах и его меняющиеся оттенки, даже вот сейчас. Посчитай меня сентиментальным, но я не хочу быть одним из, понимаешь?       Честно говоря, после второго предложения Арсений не слушал, потому что в голове оглушительно звенело слово «отношения». Это у них с Антоном… Они вместе? Слишком привычным в его жизни стал тот факт, что для перехода на стадию вот-прям-отношений нужно было пару-тройку душещипательных разговоров о взглядах на жизнь, предпочтениях в еде и взаимных ожиданиях друг от друга, несколько консультаций с психотерапевтом, знакомство с родителями на званом ужине, апрув от кота и желательно ещё пожить вместе годик-другой. А то вдруг ошиблись друг в друге. Вдруг поспешили. Все ж такие проработанные стали, не дай бог вступить в отношения с абьюзером или токсиком.       Арсений настойчиво отгонял от себя размышления о том, можно ли посчитать абьюзом Антоново единоличное решение о том, что у них вот-прям-отношения. Спустя примерно полторы секунды понял, что похуй вообще, если после этих слов всё внутри радостно завибрировало.       Как-то незаметно обычное физиологическое желание качественно потрахаться переросло в довольно сильное увлечение. И это они даже не спали!       Точно!       Антон ведь что-то говорил о… Занятии любовью.       — Что? — прочистив горло переспросил Арсений, надеясь, что выглядел не совсем уж безнадёжно.       — Арс, — выдохнул он, — дай мне шанс доказать тебе, что мы можем быть вместе. Я осознаю нашу разницу в возрасте, ты старше, опытнее, мудрее, а я как бы… ну, малолетка? Но блин, на самом деле я не такой придурок, каким кажусь, я вроде много чего знаю и стараюсь поддерживать диалог. Ещё я заботливый, а ты мне очень сильно нравишься. Наверное, я… влюблён?       Антон нервничал сильно, выглядел так, будто готов прям сейчас выскочить из машины и в панике бежать в ближайший лес, но замолк, смотрел лишь неотрывно на Арса, который всё ещё не успел отойти от отношений. А тут ему рассказывают о влюблённости. И ждут ответа, простигосподи.       — Наверное? — прохрипел Арс, потому что в горле уже давно пересохло. Молодец, чё, лучший ответ подобран успешно.       — Точно. Я точно в тебя влюблён. И не хочу тебя отпускать, — Антон осторожно улыбался, облизывая губы, и всё так же сжимал его пальцы в своей ладони, пока шестерёнки в Арсовой голове усиленно переваривали полученную информацию.       — Какой же ты дурак, Шастун! Ты мне тоже очень сильно нравишься. И я не планировал бросать тебя, как только ты снимешь презик. Мне бы тоже хотелось, чтобы у нас получилось… что-то хорошее, — Арсений тоже улыбался, ощущая, какое на самом деле огромное напряжение от недосказанности висело между ними всё то время.       Аж легче дышать стало.       А Шастун действительно дурак, если загнался из-за их возраста. Вот Арсений вообще эту разницу не ощущает. Сам он шарит за тикток-тренды, а Антон подпевает древним песням. Идеально же.       — Я никогда не занимался сексом со связыванием. Ну там, руки или глаза. Не завязывал никогда. И мне не завязывали, — говорит Макс, совершенно по-ублюдски сопровождая сказанное жестами.       Точно. Они же продолжают играть.       — Сенсорная депривация, — сделав глоток, сообщает Арсений.       — А?       — Всё то, что ты перечислил. Элементы сенсорной депривации. Так это называется.       — О, ну простите, я не эксперт в этих ваших бэдээсэмах, — пожав плечами, отвечает Макс, закидывая в рот чипсину.       — Ты путаешь тёплое с мягким. БДСМ — это вообще другое, — Арсений хмурится — ну правда, это же элементарно.       — Да ты и впрямь эксперт. Расскажешь? — Заяц отвратительно играет бровями и перегибается через подлокотник, приготовившись слушать.       Арсений фыркает так выразительно и громко, что приковывает к себе удивлённые взгляды абсолютно всех. Интересно, на что они только рассчитывают?       Щас бы тут Зайцу и ещё десяти коллегам в красках рассказывать о том, как однажды его связали и вылизывали до состояния скулящей массы. Хотя Арсений посмотрел бы на их лица во время этого спича. Кузнецова бы наверняка удавилась, то ли от возмущения, то ли от зависти.       В голове невольно всплывает картинка, как подобное мог бы провернуть с ним Антон. А он действительно мог бы.       Конечно же, они потрахались. Не в тот вечер первого свидания, а на следующий день. Очень неожиданным, но весьма приятным открытием стало то, каким же любовником оказался Шастун. Арсению думалось, что это он будет вести, совращая этот аленький цветочек и проводя его за руку в мир нескучного секса, но Антон полон сюрпризов.       Если кратко, то Шастун в повседневной жизни и Шастун в постели — это два разных Шастуна. Диаметрально противоположных. Как чёрное и белое. Как инь и янь. Как Шастун и антиШастун. В общем, ебёт он крепко, сильно, надежно и от души.       Было весьма удивительно ощущать, как Антон вдавливает его телом в матрас, запустив свою огромную ладонь в волосы, и тянет назад, заставляя обнажать шею. А потом кусает, сразу же зализывая, проходится зубами у венки, которая судорожно бьётся, носом въезжает в местечко за ухом, жадно втягивая легкими воздух. И трахает. Размашисто, на всю длину, с этими отвратительными звуками влажных хлопков яиц об его ягодицы.       Арсений тёк как сука, ощущая, как его смазка бежит по бёдрам, а член Антона с каждым толчком заставлял её течь всё сильнее. Арсений стонал, скулил и хныкал, растекаясь восторженной лужей от такого проявления силы и власти. Внутренняя омега счастливо мурлыкала и просила ещё.       — Я никогда не использовал всякие «грязные словечки» во время секса, — говорит Журавль, показывая кавычки пальцами.       Арсений смотрит на Антона из-под ресниц, и от вида его дёргающегося кадыка во время глотков становится жарко. Определенно из-за этого. Ну, или из-за того, что он сам разгоняет в своем воображении.       Кстати, Шастун оказался любителем попиздеть в постели. Не про необходимость переклеить обои на потолке, конечно, но разгон от «Арс, у тебя такие невероятные голубые глаза» до «Арс, твоя тугая дырка уже заждалась моего члена» у него примерно полминета. И если в адекватном состоянии это вполне себе кажется грубостью и звенящей пошлостью, то в моменте Арсения торкает охуеть как.       Хотя…       Однажды Антон поймал его в офисном туалете — в рабочее время! — и прижал к стене. Арсений даже пикнуть не успел от неожиданности, как Шастун уже водил носом по его загривку, а ладони сжимали задницу, сминая ткань идеально выглаженных брюк. Он прикусил мочку уха, обслюнявил её и горячо прошептал, что такая сладкая омега ходит нетраханной уже целую неделю и Антон не может дождаться вечера, чтобы скинуть все эти шмотки и показать, как сильно он соскучился.       Если честно, Арсений был готов отдаться ему прямо тут, около раковины в туалете, и нахер ждать вечера, но Антон исчез так же быстро, как и появился, лишь дверь хлопнула за его спиной.       А Арс потом несколько минут тупо пялился в свое отражение в зеркале, пытаясь осознать, что это такое, блять, было. И унять непрошенную эрекцию.       Ну нихуя себе на недельку в командировку съездил.       — Я никогда не метил омегу, — невозмутимо сообщает Ваш.       — В смысле? У тебя ведь жена есть, — Шевелев буквально озвучивает Арсовы мысли по этому поводу.       — Ну и что?       — Ну как что? И ты ни разу не…       — Ни разу. По идеологическим причинам. Считаю, что метка — пережиток прошлого и в современном обществе омегам не нужно носить на теле это клеймо, чтобы все альфы в округе знали, что она занята. Мы же цивилизованные люди, такие вопросы решаются диалогом.       Интересно, конечно. Арсений мог бы поспорить, что значение метки не ограничивается таким примитивным функционалом, но ему на самом деле лень вступать в полемику на эту тему. Он и так знает, что с меткой запах альфы держится дольше, течки переносятся легче, да и в принципе приятно ощущать себя настолько близко к своему партнёру. Да и в конце концов, она же не навсегда, сойдет со временем.       Взгляд снова ловит Шастуна, который и не думает пить, пока все остальные альфы делают по глотку из своих стаканов. Вау.       Его сознание внезапно обжигает мысль о том, что ему хотелось бы, чтобы Антон его пометил. Он и так пахнет одуряюще — миндалём и мятой, а в возбуждении этот аромат становится тягучим, вязким, и Арсений тонет в нем, как муха в меду, а с меткой он будет ощущать его перманентно несколько недель.       Тем более, что скоро течка. Пу-пу-пу.

***

      Пу-пу-пу, блять. А ведь доктор предупреждал, что регулярная половая жизнь с альфой без барьерных средств контрацепции после долгого перерыва может сбить цикл и ускорить наступление течки. Но кто ж слушает врачей, верно?       Пока Антон валяется в разворошенной постели, залипая в рилсах, Арсений в панике сбегает в ванную. Низ живота знакомо тянет, а соски одеревенели так сильно, что кажется, сейчас отвалятся. Конечно, это может потому, что буквально минут двадцать назад Антон их вылизывал, кусал и оттягивал так упоённо и чертовски умело, что хотелось попросить его не останавливаться. А низ живота болел потому, что Антон брал его сзади, скорее натягивая его на свой член, чем толкаясь, пока Арсений скулил и просил ускориться.       Но очередной спазм с этим совершенно не согласен. Да уж, отлично провели вместе выходные.       А ещё они с Антоном так и не обсуждали предстоящую течку. Уже наступающую, если точнее. Через пару часов накроет.       Казалось бы, что тут обсуждать — они в отношениях уже второй месяц, всё хорошо, с сексом проблем нет. Но ведь это Антон, и для него они в отношениях всего второй месяц, учитывая в принципе его загон с первым свиданием и всем таким.       В копилку Арсовой тревожности ещё добавляется тот факт, что Антон не позволил провести с ним его гон. Вернее, очень настойчиво попросил не приезжать, потому что это очень ответственный шаг и Антон боится навредить, и бла-бла-бла. Арсений, тяжело выдохнув, согласился и разочарованно побрёл в ванную вынимать пробку, которой растягивал себя для готовности принимать член с узлом во время альфьего гона без особой подготовки.       Да уж. Скажи Антону сейчас, что тут внезапно начинается течка, небось, в окно выпрыгнет и в область съебётся от греха подальше. Отчего-то накатывает такая тоска и обида, что в уголках глаз собираются непрошенные слёзы, а в носу начинает неприятно покалывать. Сука. Ебучие гормоны.       Арсений становится под прохладный душ, скорее чтобы собраться с мыслями, чем вымыться, но в голову так ничего и не приходит. Внутренняя омега искренне недоумевает, какого хрена Арс плещется в ванной, а не седлает альфу, который прямо сейчас находится за стенкой и ржёт над видосиками.       Ну а что тут поделаешь? Пора идти, сдавать все явки и пароли, а потом просто два дня зубодробительной дрочки на грани осознания. Надо хоть попросить Антона оставить ему рубашку, в которой он ходил весь день.       — Арс? — Антон сразу же садится на кровати, откладывая телефон, когда Арсений возвращается в спальню.       Он чувствует. Он знает. Он улавливает изменения запаха. От этого осознания волна возбуждения проходит по позвоночнику и отдается в паху. Да блять.       Арсений закусывает губу и смотрит в пол, как нашкодивший юнец.       — Всё в порядке? — у него голос пропитан тревожностью, он встаёт с кровати и подходит вплотную, чуть наклоняясь, чтобы заглянуть в Арсовы глаза.       В нос бьёт запах миндаля и мяты, и Арсений судорожно выдыхает, наконец поднимая взгляд.       А вообще, простите, какого хуя? Они ведь в отношениях? В отношениях. Ну и что, что всего два месяца, это не отменяет физиологию! Зачем Арс будет тут корячиться двое суток в одиночестве, пытаясь засунуть в себя дилдо покрупнее, если у него есть целый альфа? Тем более, они ведь уже трахались. Ничего страшного, если в следующие сорок восемь часов секс будет происходить несколько чаще, чем обычно.       — Антон… У меня начинается течка.       — Как? Так рано?       — Ну, собственно, из-за тебя это и произошло, но в целом это неважно.       — Думаю, мне тогда лучше уйти… — Антон даже пятится назад, как будто Арсений прям с места на него напрыгнет.       — Почему? Останься, пожалуйста, — совершенно отвратительные умоляющие нотки в собственном голосе Арсений предпочитает игнорировать.       — Арс… Мы ведь даже не обсуждали этот вопрос…       Арсений вспыхивает мгновенно, будто как раз этой фразы и не хватало для полыхания его задницы.       — Да к чёрту обсуждения, что тут обговаривать? Ты хочешь получить от меня активное согласие? Поздравляю, вот оно — я, Арсений Попов, разрешаю вам, Антон Шастун, вступать со мной в половой акт во время течки. Анально, орально, и как ты там, блять, ещё захочешь.       — Арсений, ты сейчас на эмоциях и… — он даже руки поднимает, демонстрируя ладони, будто сдаётся, но у Арсения сейчас настроение заставить его молить о пощаде.       — Конечно, я на эмоциях, мне гормоны в голову бьют, а тело не понимает, почему я тут с тобой диалоги веду, а не насаживаюсь на твой член. С узлом. Сука-а-а-а, — ошибка, Арс, ошибка, прямо тут это визуализировать, а потом скулить от осознания, что это всё так и останется на уровне фантазий.       — Я понимаю, как тебе тяжело… — слишком уж спокойно и размеренно говорит Антон, а это бесит только сильнее.       — Нихера ты не понимаешь! — ядовито шипит Арсений, сложив руки на груди.       — … но это очень ответственный шаг… — и лезет обниматься.       Ан-нет. Всё-таки вот эта фраза стала той самой искрой в разгорающемся пожаре Арсового гнева.       — Знаешь что, Шастун? — цедит он, выпутываясь из объятий, которые явно не намекают ни на какое продолжение. — Ты как хочешь, считай тут шаги, но только самые ответственные, определяй эмоции, обсуждай это всё, а я так больше не могу. Пойду проветрюсь.       В два широких шага Арс пересекает комнату и начинает копаться в шкафу, выкидывая все встречающиеся шмотки на пол. Куда он может пойти прогуляться почти в полночь — вопрос, конечно, интересный, но сейчас находиться с Шастуном на одной жилплощади просто невыносимо, а выгонять его всё-таки жалко.       — Нет, Арс, стой, подожди! — просит Антон, перехватывая его за запястья. Арсений протестно пытается вырываться, но Антон держит крепко. Его запах снова проникает в лёгкие, и желание сопротивляться уверенной альфьей хватке сходит практически на нет. Чёртовы гормоны! — Я боюсь облажаться, окей? Не хочу упасть в грязь лицом.       — А если я назову свою задницу грязью, ты захочешь упасть туда лицом? — отчаянно шепчет Арсений, не особенно надеясь на успех, но ощущая, что адекватность потихоньку покидает чат.       — Господи, Арсений! — Антон смеётся, отпуская его руки. — Уверен? — Арсений много раз кивает, как болванчик. — Точно?       — Да блять, как же ты заебал!       Арсений жадно впивается в Антоновы губы, наваливаясь на него, и обхватывает ладонью тыльную сторону его шеи, не позволяя отстраниться. Это больше укус, чем поцелуй, но сейчас это видится действительно единственным способом заткнуть Шастуна, который тревожится по делу и без.       Чужой язык врывается в его рот одновременно с ощущением тяжелых ладоней на талии, и Арсений не может сдержать первый стон. Возбуждение прошивает всё тело, и разум потихоньку затягивает поволока удовольствия. Как же охуенно всё-таки.       Антон делает пару шагов назад и падает спиной на постель, утягивая за собой и Арсения. Напряжённые соски трутся о разгорячённую кожу, и Арс шипит в поцелуй, слегка приподнимаясь. Задница проезжается по Антоновому паху, и тот в ответ вскидывает бёдра вверх. Здорово, конечно, что они после предыдущего захода так и не надели на себя ничего, кроме белья, но от этого мало толку — трусы уже влажные от выделяющейся смазки.       Он отрывается от поцелуя и смотрит вниз — у Антона уже стоит, член оттягивает трусы, и Арсений намеренно ещё раз ведёт бёдрами по этой выпуклости, а потом стонет, когда видит, что его смазка осталась на ткани влажным пятном. Сразу возникает острое желание скинуть с себя эту ненужную деталь одежды и потереться задом об Антонов член уже напрямую, заставить смазку стекать по стволу, дразниться, слушая тяжелое дыхание под собой…       — Арс… Арсений, стой! — запыхавшись, просит Антон и крепко сжимает его бёдра, не позволяя двигаться.       Если он сейчас скажет, что передумал, то Арсений его придушит прям на месте. И суд его течку посчитает смягчающим обстоятельством!       — Я… Ты ж помнишь, наверное, я никогда не был с омегой, ну, когда течка. Что мне нужно знать? Какие-то особенности? Как тебе больше нравится?       М-м-м, конечно, Арсений помнит. И про метку помнит.       — Мне нравится точно так же, как и всегда. Разве что с сосками аккуратнее, они чувствительные очень сейчас. Ну и приготовься к двум дням секс-марафона. И если ты хочешь, чтобы я был в более-менее адекватном состоянии в твой первый течный раз, то советую поторопиться.       Он буквально видит, как расширяются Антоновы зрачки, и тот рычит, резко переворачивая их и подминая под себя Арса. Его губы скользят по линии челюсти, спускаются к шее, и Арсений ощущает первый укус, от которого его выгибает. Слишком ярко. Ладно, у течки тоже есть свои плюсы, не всё ж одними минусами давиться.       — Ты такой отзывчивый, Арс, — хрипит Антон куда-то в ключицу. — Как думаешь, ты уже достаточно мокрый, чтобы мой член вошел в тебя без подготовки?       Потрясающая смена настроения — Арсения каждый раз разъебывает от этого. Всё-таки хороший секс не только делает из Шастуна человека, но и убивает его внутреннюю ворчащую бабку.       Как жаль, что на анализ ситуации нет ни времени, ни возможности — Антон ведёт языком по шее широкими мазками, зализывая укусы, пока мурашки разбегаются по Арсовому телу. Наверняка останутся следы от его зубов, к утру окрасившись в фиолетово-красный, и кажется, что местечко для метки у загривка начинает покалывать, а в груди разливается тепло — вот ещё немного, и альфа вонзит в кожу свои клычки, оставляя на омеге свой запах. Но Антон старательно избегает этого делать, лишь легонько царапая кожу зубами, а Арсений под ним может лишь нетерпеливо хныкать, повернув голову в сторону, и одним лишь языком тела кричать, как же ему сейчас жизненно необходима метка.       — Тих-тих-тих, — голос Антона звучит так интимно-низко, что Арс готов медленно плавиться от одних только слов. — Не так быстро. Давай сначала проверим, как сильно ты течёшь.       Момент, когда с него срывают трусы, совершенно не воспринимается, зато когда в истекающий анус входят сразу два пальца, Арсений ощущает каждой клеточкой тела. Он стонет громко, а слух улавливает такой же гортанный Антонов стон. Пальцы внутри раздвигаются, и Арс чувствует, как из него вязкими каплями вытекает смазка на простынь, а под задницей становится влажно. Сука-а-а-а, а ведь это даже не член, а его уже так разматывает.       — Ты мокрый, пиздец просто, — Антон даже не шевелит пальцами, и Арсений самостоятельно начинает елозить, пытаясь насаживаться, но крепкая хватка за бедро не даёт этого делать. — Так хочешь мой член, да?       Арсений открывает глаза и встречается с потемневшим взглядом Антона, и больше всего на свете хочется захлебнуться нахуй в черноте расширенных зрачков, затопивших радужку.       — Арсений? А может… Сыграем в «Я никогда не»?       — Что? — от удивления даже находятся силы ответить. — В смысле?       — Ну всё те же правила, что и на корпорате. Давай я начну. Я никогда не хотел тебя так сильно, как сейчас. Или, скажем, я никогда не возбуждался так сильно от твоего запаха, он в течку просто крышесносный, у меня колом стоит последние минут десять. Твоя очередь.       Неужели он и правда ждёт от Арсения какой-нибудь внятной игры? Это Шастун тут мастер молоть языком во время секса, а у Арса возбуждение в голову даёт быстро и беспощадно, отключая речевой аппарат.       Но Антон непреклонен, он ждёт ответа, пожирая Арсения взглядом, но потом, не дождавшись, вынимает пальцы. Сразу же хотелось протестно замычать, требуя вернуть всё как было, но в следующее мгновение Антон подносит пальцы к своему лицу и ловит языком сорвавшуюся капельку смазки, закатывая глаза от удовольствия, а потом обхватывает их губами целиком, причмокивая.       Охуеть.       Волна жара опаляет сознание и отдаётся глухим спазмом внизу живота, а изо рта вырывается несдержанный стон. В топку всё порно, теперь у Арсения в памяти есть кадр с Антоном, который самозабвенно облизывает собственные пальцы, которые только были у него внутри. Он будет дрочить только на это до конца своих дней.       — Нравится? — спрашивает Антон, достав пальцы изо рта и демонстративно облизнув губы. — Мне тоже. Так что, скажешь что-нибудь?       Арсений лишь отрицательно мотает головой. Какой смысл даже пытаться, если всё равно мысли утекают, как вода через решето. Это у Антона тут есть суперспособность и ебаться, и диалоги вести одновременно.       — Что ж, тогда я и сам могу. Я никогда не пробовал такую сладкую омегу. Не смазка, а нектар. Хочу тебя вылизать.       Вот же сука! Арсений не признаётся, но на самом деле все эти грязные разговорчики его жутко заводят, но Антон — мальчик не глупый, сам всё видит. И целенаправленно продолжает доводить. Потрясающий.       Конечно, они уже практиковали римминг, и надо сказать, что у Антона весьма недурно получается. Но сейчас, когда Арсения кроет наступающая на пятки течка, а Антона, по всей видимости, кроет не меньше, эти его слова воспринимаются слишком остро. И ебать как горячо.       Антон сползает вниз, задирает его ноги и гипнотизирует взглядом открывшуюся ему картину. В любой другой ситуации Арс смутился бы от такого пристального разглядывания самых нежных и интимных мест, но сейчас хочется только поторопить, потому что в голове звенят лишь разрозненные мысли, которые никак не хотят складываться в предложения.       — Твоя дырка просто истекает смазкой. М-м-м, я никогда раньше не представлял, как это всё будет хлюпать, когда я буду трахать тебя. А хотя вру, представлял. И дрочил на эту фантазию.       Он просто издевается! Арсению ничего не остается, кроме как проскулить что-то неразборчиво и подхватить свои ноги под коленями, давая Антону больше пространства для действий. Арсений мог бы тут сказать, что наконец Шастун нашел правильное место, куда можно применить свой длинный язык, но получается только закатывать глаза и концентрироваться на удовольствии.       Антон не церемонится, сразу же припадает губами к сжавшемуся анусу, словно пытается высосать изнутри смазку, а Арсений запрокидывает голову, дыша через раз. Слишком много всего чувствуется одновременно.       Горячий язык вылизывает ложбинку до самого копчика, собирая натёкшую смазку. До Арсового сознания долетает удовлетворённый стон, словно Антон пробует что-то божественно вкусное. Арс чувствует, как начинает пульсировать анус, сжимаясь и разжимаясь, словно требуя ощутить внутри хоть что-нибудь.       Будто угадывая его желания, Антон сразу же ввинчивает внутрь свой действительно длинный язык, а Арсений мечтает о том, чтобы он был ещё длинее. Кажется, если сейчас простимулировать ему простату, он кончит просто от этого ощущения. Как-то совершенно неожиданно для самого себя Арс практически на грани, и так сильно хочется наконец испытать облегчение от оргазма.       С глубоким вдохом резко накатывает тяжесть их смешавшихся запахов, Антонов миндаль проникает сквозь лёгкие в кровь, а свежесть мяты не даёт задохнуться. Ещё один вдох — и Арс растворится в этом месиве, а без одурманивающего запаха — потеряет сознание от его недостатка.       Внутри всё сжимается, пока Антонов язык продолжает его непрерывно трахать, но это ощущение где-то далеко, на фоне. Всё напряжение накапливается в одну точку, пульсирует внутри, Арс ощущает, как напряжена каждая мыщца, и кажется, что вот-вот-вот оно, но мгновения тянутся как часы, а всё происходящее больше походит на пытку, в которой он забыл стоп-слово.       А потом влажная ладонь плотно обхватывает его член, о стимуляции которого даже мысли не возникало, большой палец трёт головку, скользит по уздечке, сдавливая, и удерживать всё в себе больше нет никаких сил.       Арсений не чувствует больше языка в своей заднице и руку на члене, он лишь трясётся в оргазменной судороге, пока по телу проносится волна жара. Она не опаляет, она мягкая, обволакивающая, приносящая расслабление и физическое, и ментальное. Стон облегчения разносится по спальне, и Арс понемногу начинает ощущать своё тело. Вот руки, вцепившиеся мертвой хваткой в одеяло, ноги, непонятно когда опустившиеся на постель, задница, вся испачканная слюной и смазкой, и опавший член, который кажется, всё ещё гудит.       И лужица спермы на животе, которую Антон упоённо слизывает с разгорячённой кожи.       Блядство, господи, какое беспросветное блядство!       — Шасту-у-у-н, — тянет Арсений, пряча пылающее лицо в ладонях, потому что от одного только вида на этот пиздец он ощущает, как член снова привстаёт, а только-только прояснившееся сознание снова начинает плыть. Ну, или это течка. Одно из двух.       — Я никогда не слизывал сперму с твоего живота, — довольно сообщает он, как только последняя капля оказалась у него во рту.       Сука, он всё ещё продолжает играть!       — Ладно, хуй с тобой. Я никогда до этого не кончал без чего-либо внутри во время течки, доволен?       — Ну чисто технически мой язык был внутри, так что всё, пойман на лжи. И за это я буду трахать тебя долго, и не позволю кончить, — и как он только так быстро переключается с дурашливого настроения на писателя порно-рассказов — загадка. — Кстати, ты всё еще принимаешь таблетки?       — Ну да, — сдавленно отвечает Арс, пока в мозгах щёлкает мысль, с какой именно целью Антон задаёт этот вопрос.       — Во время течки они тоже работают? — уточняет он своим самым серьёзным тоном, а Арс готов растечься лужицей у его ног, но концентрации хватает только на уверенный кивок. — Переворачивайся.       Антон садится на пятки и тяжелым взглядом смотрит, как Арсений перекатывается со спины на живот и подкладывает ладони себе под голову. Арсу хочется отдохнуть от предыдущего оргазма и немного побыть бревном во время следующего захода, но, видимо, на него имеют другие планы — по ягодице прилетает хлёсткий шлепок, а рычащий голос командует:       — На колени, лицом вниз, задом наверх.       Знакомая волна возбуждения вновь опаляет нервные окончания, а внутренняя омега безропотно подчиняется прямым указаниям альфы. Уже и пофилонить не так сильно хочется, тем более, что горячие ладони сжимаются на его ягодицах, разводя их в стороны, а спина выгибается будто сама по себе.       Щека вжимается в подушку и нет никакого шанса заглянуть, что там делает Антон, но его голодный взгляд ощущается всем нутром. Он не спешит, лишь гладит задницу и бёдра, почти невесомо проходится по мошонке, ведёт пальцем по напряжённому члену. Арсений всхлипывает и переступает коленями, начинает ёрзать, а каждое Антоново движение снова разносит мурашки по телу, и хочется ощутить больше, сильнее, глубже.       Молитвы услышаны и — наконец-то! — внутрь медленно скользят сразу три пальца. До самых костяшек, Арсений чувствует, как они упираются в нежную кожу.       — Какой ты растянутый, — говорит Антон, начиная сгибать пальцы внутри и поглаживать подушечками чувствительные стеночки. — Мне так нравится, что даже без особой подготовки ты принимаешь сразу три.       Как же медленно. Если минуту назад хотелось просто почувствовать что-то внутри, то теперь абсолютно невыносимо ощущать, как неторопливо Антон растягивает его, хотя это совершенно ни к чему. Он дразнится, аккуратно нащупывая простату, и мягко скользит по ней, заставляя Арса протяжно стонать, виляя задницей в бесполезных попытках насадиться глубже.       Он разводит пальцы внутри, точно так же, как делал это с двумя, почти выходит, оставляя внутри по фаланге, пока Арсений ощущает себя совершенно по-блядски раскрытым, обнаженным. Тяжелое сбивчивое дыхание Антона за спиной звучит так громко, а в нос бьёт такой концентрированный запах возбуждения, что нет ни единого сомнения, что он и сам невероятно тащится от происходящего.       Пальцы неумолимо скользят внутрь, снова задевают простату, и Арсений хнычет, сжимаясь, в надежде, что хоть так Антон надавит посильнее, дожмёт это удовольствие, но скорость остаётся прежней. Смазки так много, что она щекотно стекает вниз по яйцам.       — М-м-м, как же ты пахнешь сейчас, просто одуреть. Ещё и после оргазма, боже. И дырка растянута, как будто я тебя только что трахал. Ты так течёшь, что кажется, я могу в тебя войти сразу с узлом. Хочешь, м?       Они ещё не трахались вот так, поэтому перед глазами сразу же всплывает слайд-шоу из фантазий, как мог бы Антон растягивать его анус своим набухшим узлом, как Арс бы скулил от этого тянущего ощущения, а потом кончал — долго и громко. Как бы восхитительно чувствовалось воплощение этой фантазии прямо сейчас.       Одних лишь пальцев внутри решительно не хватает. Омежий организм в течке теперь желает заполучить узел.       Арсений стонет, надеясь, что Антон расценит эти звуки как активное согласие с его предложением, а потом ощущает, как горячий член трётся о его дырку, скользя по ложбинке. Чёрт, так тягуче, и снова, сука, по-издевательски медленно!       Рука сильно сжимает бок, а в анус тычется головка, но не надавливает, и Арсений хнычет, пытаясь самостоятельно насадиться, но ничего не выходит. А как хочется, чтобы вошло! Одним движением, толчками, быстро или медленно — уже совершенно неважно, просто необходимо ощутить внутри заполненность, чтобы Антонов член наконец вошёл, проходясь по чувствительным местечкам, и надавил на простату до белых вспышек перед глазами. Отпустить себя, и просто отдаться возбуждению, пока крепкий член будет методично его доводить до оргазма.       Просто до одури хочется быть выебанным.       Головка скользит внутрь под сопровождение гортанного Арсового стона. Она шире пальцев и ещё сильнее растягивает мышцы, а Антон не останавливается, входя до самого узла, и сам стонет, проводя рукой по спине Арсения.       У Антона не то чтобы большой член, вполне себе средний, но сейчас Арсений себя чувствует заполненным до краёв. Он на пробу сжимается, выбивая из Антона полузадушенный стон, и сам наслаждается этим звуком. Ведёт задницей из стороны в сторону, намекая, что неплохо было бы начать двигаться, но в очередной раз всё идёт не по плану — Антон перехватывает его поперёк груди и тянет на себя, заставляя опираться только на колени, и держит крепко, не давая свалиться вниз. Член внутри тоже двигается, и словно входит ещё глубже, и Арс чувствует, как набухший узел плотно прижимается к его дырке.       Шею сразу же опаляет тяжелое дыхание, а язык принимается вылизывать влажную кожу. Сразу же в голове вспыхивают мысли о метке, когда Антон легонько царапает зубами её будущее место, и Арсений невольно замирает в ожидании укуса.       — Я никогда не метил омегу. Хочешь, чтобы это стало ложью? — и прикусывает чуть сильнее, заставляя дрожать всем телом.       Арс жмётся спиной к его груди, наклоняет голову, чтобы удобнее было кусать, но секунды бегут, а шеей по-прежнему ощущается лишь тяжелое дыхание и сухие губы. Метка сейчас кажется самой нужной вещью в его жизни, но Антон отчего-то медлит, а потом его дыхание обжигает ухо.       — Это обязательно станет ложью. Но когда ты будешь в сознании и отдавать отчёт своим действиям. А пока… Ты примешь в себя мой узел, правда ведь?       Какой же он обломщик. Попытка возмутиться тонет в удивленном вздохе, когда Антон начинает двигаться, и член резко выходит, а потом снова скользит вперёд. Смазка течёт рекой и каждый толчок отдаётся влажным хлюпаньем. Рука сама тянется к обделённому вниманием члену, но Антон её перехватывает, не давая прикоснуться к себе.       — Ну не-е-ет, я говорил, что не дам тебе кончить, — рвано выдыхает он, не замедляя движения бёдрами. — А ещё я никогда не доводил тебя до оргазма без рук. Я уверен, у тебя получится. Или так, или никак.       Арсений хнычет, ощущая жгучую потребность провести по собственному члену, но сразу же пытается сконцентрироваться на ощущениях, которые дарит ему Антон. Его головка почти с каждым движением задевает простату, заставляя тоненько стонать, а в задницу упирается сформировавшийся узел.       Точно. Узел. Ему ведь обещали узел.       Быстрые толчки сменяются на более размеренные, но теперь, когда Антон полностью входит, он словно пытается толкнуться ещё глубже, с каждым движением понемногу растягивая Арса всё сильнее.       Течка позволяет не чувствовать боль, и Арсений сам начинает двигаться навстречу Антоновым движениям, насаживается, помогая им обоим втолкнуть налитой узел, который по ощущениям размером с кулак. Податливые мышцы расходятся, и с каждым давящим толчком он входит всё глубже.       На очередном таком толчке узел целиком проскальзывает внутрь, и это, кажется, становится неожиданностью для них обоих. Арсений инстинктивно сжимается, проглатывая болезненный стон, а Антон от этого пропускает вдох и рычит утробно. Нет, он всё-таки огромный и ощущается так, словно в Арсения затолкали арбуз. Или как минимум дыню.       — Тш-ш-ш, расслабься, а то ты не дашь мне двигаться. Всё нормально, он полностью в тебе, выдохни.       Низкий голос Антона словно проникает в само сознание, принося с собой уверенность и спокойствие.       — Ты молодец, Арсений, так чудесно обхватываешь собой мой член с узлом, невероятно. Так горячо внутри, ебануться просто. Ну что, позволишь мне трахнуть тебя так, чтоб ноги потом не держали? Будешь кончать от моего узла внутри?       Арсений всхлипывает совершенно позорно от одних лишь слов, и сразу же чувствует, как снова растягивается анус, только теперь чтобы позволить узлу выскользнуть из его тела. На удивление это происходит значительно легче, и долгие мгновения он ощущает некомфортную пустоту внутри, но Антон не медлит и снова толкается внутрь. Мышцы, непривыкшие к таким размерам, сопротивляются, но Антон давит сильнее, и узел снова проскальзывает в истекающую смазкой дырку.       На стоны не остаётся сил, сейчас все ощущения существуют только ниже пояса, где из раза в раз в него входит огромный узел, стимулируя раздражённые нервные окончания, которые разносят импульсы удовольствия по всему телу. Становится жарко, Антона так много вокруг, он внутри и снаружи, он в вязком воздухе и хлюпающих звуках.       — А ещё я никогда не кончал в тебя, — его голос будто звучит прямо в голове, мгновенно заставляя визуализировать сказанное. — Хочу, чтобы моя сперма растекалась внутри твоей мокрой дырки, пока я буду продолжать двигаться. Хочу спускать в тебя, пока не опустеют яйца. А потом, когда узел спадёт, наконец выйду из тебя и буду смотреть, как сперма вместе со смазкой будет стекать по твоим бёдрам. Или ты хочешь, чтобы я это слизал?       Арсения переполняет всё сразу — и образы в голове, и непрекращающиеся движения Антона, и его член, который с каждым толчком неотвратно подводит к оргазму. Возбуждение окутывает и тело, и сознание, нестерпимо хочется кончить, отпустить это тугое напряжение, что отдается внутри. Снова он балансирует на этой черте, не в силах переступить её.       Антон ускоряется, шлепки звучат всё чаще, а его рука ложится на Арсову шею, давит на кадык, заставляя отрывисто хватать ртом кислород. Глаза закатываются сами по себе, рука сдавливает шею сильнее, и следующий вдох встает поперёк горла. Арсений хрипит, перед глазами мелькают цветные пятна, голова кружится и кажется, что земля уходит из-под ног.       Ещё одно резкое движение Антонового члена, головка утыкается в простату, а Арс чувствует, как волна жара расходится по телу. Реальность ускользает неожиданно, он не знает, действительно ли он ощущает эту дрожь или это обморочные глюки, но в следующее мгновение в лёгкие врывается такой желанный кислород, и Арсений словно переживает второй оргазм, сотрясаясь всем телом. Наконец он чувствует, как сжимаются мышцы вокруг члена, и слышит протяжный стон Антона, когда он и сам кончает глубоко внутри Арса.       Накатывает дикая усталость, организм требует передышки, он почти готов просто завалиться вперед и лежать без движений сто часов, но Антон всё ещё удерживает его, да и узел не успел опасть так быстро.       — Аккуратно, Арс, — тихонько говорит он, переступая коленями и утягивая их двоих на постель. — Давай вот так, поворачивайся. Да, молодец.       Они ложатся на бок, спина плотно прижимается к Антоновой груди, в заднице ощущается узел, который от каждого движения стимулирует всё внутри, заставляя вздрагивать. Антон тоже шипит сквозь зубы, пока они укладываются, и наконец идеальная поза найдена, чтобы потихоньку приходить в себя.       В любом случае им так в сцепке ещё лежать минут двадцать как минимум, пока узел не спадёт окончательно, поэтому Арсений жмётся ближе, наслаждаясь теплом большой ложки-Антона и прислушиваясь к собственным ощущениям.       Что ж, это было… изматывающе. Но просто невероятно.       Внутренняя омега удовлетворённо улыбается.       А что самое охуенное — отсутствует зудящее желание трахаться, обусловленное течкой. Само собой, уже утром оно вернётся, но наконец оно не мешает нормально заснуть. А спать хочется прямо сейчас, и Арс давит в себе зевок, потому что спать в том адском месиве из всех телесных жидкостей, в котором они сейчас лежат, — за гранью добра и зла.       — Антон, — хрипит Арс, прокашливаясь из-за пересохшего горла. — Ты это, возьми отгул, наверное, на пару дней.       — Конечно, утром уже напишу. Ты как?       — Охуенно, — Арсений улыбается, оборачиваясь, чтобы поцеловать подбородок Антона. — А ты? Не жалеешь?       — С ума сошёл? Ни капельки, — отвечает он и чмокает Арса в затылок. — Арс?       — М?       — Я никогда не брал отгул на работе из-за того, что у моего партнёра течка.       — Да бля-я-ять!