je resterai avec toi ce nuit*

      В детстве ему довольно часто снились кошмары. Вестница смерти окутывала, пронизывала все его фибры души, заставляя холодные капли пота стекать по лицу, вниз, к подбородку, словно омывая, а само тело неумолимо дрожать от страха. Когтистое чудище заволакивало собой все свободное пространство, не оставляя ни единой прорези, все утягивая и утягивая в мрачную тьму, заставляло видеть одно и то же, — этот монстр явно любил ложить на стол каждый раз идентичные карты, — переживать те события вновь и вновь. Каждая ночь была наполнена неимоверной болью. Болью от фантомной утраты и после облегчающего осознавания, что это — всего лишь простое видение, игры разума. Сон.              Порочный круг начинался от его пусть и не кровных, но родных бабушки и дедушки, которые так заботились о нем, растя, как собственное дитя, одаривали его той любовью, в которой чадо отчаянно нуждался, и заканчивая тем, что у него было тогда самым дорогим и ценным — друзья. Умный, смышленый мальчик, по имени Луи, и его милая младшая сестрица — Доми. Пожалуй, видеть раз за разом чью-то смерть — не самое приятное, особенно, когда смерть приходит за твоими близкими, а ты собственными глазами лицезреешь то, как жизнь покидает их. И ты ничего не можешь сделать, как бы сильно не кричал, не лил слезы и не пытался прийти на помощь. Смерть не отогнать; та пустила лозы, которые нельзя порезать ни одним клинком. Они не сгорят в ярком пламени, никогда не сгниют в колодезной воде. Ни один человек не в силах сорвать эти оковы.              Естественный процесс, который не остановить.              И то, с чем Ной не согласен.              Упорно не соглашается и продолжает сопротивляться, и, в конечном итоге, когда смерть уже вдоволь наиграется и насытится его страхом, мальчишка просыпается в холодном поту с колотящимся сердцем в груди. В такие моменты ему взаправду кажется, что птица в этой злополучной клетке бьётся настолько сильно, что наверняка уже покалечила себя, а перья, вероятно, почти все осыпались. Но стоит вампиру выровнять дыхание и убедиться в том, что произошедшее — неправда, как птица тут же успокаивается напару со своим хозяином, а орган, что беспрерывно качает кровь, вновь затихает до умеренного темпа.. В такие моменты всегда присутствует желание уткнуться лицом в грудь родной матери, чтобы после ткань её платья намокла от непрерывных слез, скатывающихся по щекам, от самых глаз, детских глаз, что жмурятся и хотят забыть то, что видели. Хотят схватить эту нитку воспоминания и засунуть в самый дальний ящик своей памяти, чтобы забыть и никогда боле не вспоминать об этом. Но у Ноя не было матери, и было лишь два человека, которые могли бы поддержать его тогда. Однако Доми приезжает в поместье лишь на время, в основном проводя свое время в своём родном очаге, и даже тогда он не стал бы приходить к ней посреди ночи, чего уж тревожить, ведь та наверняка спит, да и ей, поди, самой частенько снятся кошмары, а Луи... Стоит ли? Быть может, он и сам в силах справиться с этим?              Как-то раз, в очередной раз удобно устроившись на коленях учителя, он спросил, подняв голову:              — Учитель... Что означают мои сны ?              Учитель тогда в своей привычной манере ласково улыбнулся, потрепав белую макушку.              — А что за сны тебе снятся, mon chaton?              — Это... — Взгляд аметистовых глаз остановился на голубых цветках, что тихо покачивались на ветру. Он и сам не понимает, что за сны ему снятся, ведь по большей части они сумбурны и слишком непонятны, но всё же, с горем пополам, вырисовывается таки общая суть. — В этих снах я вижу смерть моих близких. Это происходит каждую ночь.              Мужчина протянул "ммм", перебирая меж пальцев белокурые шелковистые пряди.              — Знаешь, мой милый котенок, причина видения, которое посетило тебя в то или иное время суток, покуда ты пребываешь в мире сновидений, может лежать в основе какого-либо страха. Скажи, ведь то, что ты видишь каждую ночь, страшно для тебя, ведь так? Было бы тебе страшно, стань твои сны явью? — Кивок. — Вот видишь, mon chaton. Пока ты не поборешь этот страх, эти сны все так же будут преследовать тебя, не давая покоя.              И Ной пытался, он правда... пытался. Только учитель знает о том, что он каждую ночь видит кошмары. О своих мучениях Ной больше никому не рассказывал. Он пытался справляться с этим сам, не прося ничьей поддержки, компенсируя непрошеное состояние животного страха посреди темени теплыми обнимашками с Луи и Доминик поздними вечерами. Пытался унять боязнь, победить этого монстра, чтобы после спать спокойным и сладостным сном, но каждая его попытка была обречена на провал. Корпел над поиском информации в библиотеке поместья, читал про организм человека. Про устройство мозга, сновидений... Как их видят люди и вампиры, от чего зависит содержимое. Но казалось, что всё бестолку!              Тогда одним дивным (и очень поздним) вечером раздался стук в чужую дверь.              — Луи? Я могу зайти? — дверь немного приоткрылась, сквозь тьму коридора прорезался свет от настольной лампы. Янтарные очи мигом метнулись к высунувшейся из дверного проёма в комнату белой головы..              — Ной, тебе давно следовало лечь спать, — отчитал Архивиста юный представитель семьи Де Сад, но явно не выражал никакого недовольства насчёт пребывания друга в комнате. Последний же определённо принял немое разрешение, но все же немного колебался, неуверенно переминаясь с одной ноги на ногу. — Заходи уже, что мнешься-то.              Мальчик прикрыл за собой дверь и тихими шажками подошёл ближе к брюнету. Колыхнулось пламя свечи, вампир аккуратно присел на кровать, впирая свой взгляд в другого вампира. Затянулось молчание.              — Кошмары? — предположил Луи, на что получил робкий кивок. Он тяжело вздохнул. — И как давно?              — Очень давно, — Ной в задумчивом жесте прикоснулся к подбородку двумя пальцами, подняв взгляд к потолку, — я даже и не вспомню, когда они начались. Поначалу там присутствовали лишь бабушка с дедушкой, но потом они становились все разнообразнее...              — Почему ты не рассказывал? — вопрошал обладатель янтарных глаз, под весом коего простыни прогнулись, а сам же, казалось, прожигал взглядом дыру в собеседнике. — Ной, почему ты молчал?              — Я... Вероятно, я боялся, что тогда сон станет явью. Не знаю, как здесь, но в мире людей говорят что-то наподобие: "Не рассказывай сон свой, а то сбудется!"              — Не слышал ничего глупее этого, — фыркнул представитель Де Сад, отводя взор. — Будет ли сон вещим или нет, на это никак не влияет то, расскажешь ты ему кому-то или же будешь умалчивать.              — Но тем не менее, — продолжил вампир, — когда кошмары посещали меня, бабушка говорила мне рассказывать сон реке. Тогда, как она говорила, он точно не воплотится в реальность, и я смогу забыть об этом, больше не переживая.              — Тогда почему ты не делаешь так каждый раз?              — Видишь ли, я... — поджимая губы, Ной потупил взгляд. — Учитель сказал мне, что надо бороться со страхами, чтобы это все прекратилось. А если я буду каждый раз ведать об увиденном воде, то я, можно так сказать, буду откладывать проблему "на потом". А я не хочу так. Я хочу побороть страх и раз и навсегда избавиться от этих чудищ!              Луи выгнул бровь, усмехнувшись. Подивился такой целеустремлённости и напоритости, а посему легонько похлопал его по плечу.              — Ты на верном пути, Ной, — улыбнулся он тогда. — Я уверен, что ты справишься. Если что, ты всегда можешь заглянуть ко мне за советом, если тебе понадобится помощь.              Это, пожалуй, был последний их разговор о том, что тяготит Ноя изо дня в день. Боле поговорить не удавалось, ибо дел становилось по горло по мере взросления и новых обязанностей, да и у самого Луи, кажется, стало меньше свободного времени на игры и прочие утехи. Возраст — не шутка, да только лучше б это было шуткой, чем иметь то, что есть сейчас. Но кошмаров, говоря начистоту, и вправду стало меньше. Быть может, он ощущал поддержку от Доми (пришлось все рассказать и ей) и её брата, которая придавала ему сил и уверенности идти вперёд, не сдаваться, несмотря ни на что; быть может, помогал ему тот чай, что тайком клала на его стол маленькая хитрая девчушка, или же очередные полуобъятья от брюнетов. Как ни странно, Луи не особо тактильный, однако обратную сторону медали он проявляет лишь с двумя людьми.              Проявлял.              А позже попросту не смог продолжать, ведь это было попросту невозможно. Тот день, казалось, клеймом выжгли и в сердце, и в памяти Ноя, что приносило боль день за днем, неутолимую. Отныне кошмары участились, и он вернулся на исходную, но теперь почти в каждом он видел лишь одного человека.              Луи, он... Он добрый. Он забавный и милый, умный и сдержанный. Он всегда понимал, что к чему, что и почему, всегда знал, как выйти из той или иной ситуации. Почему-то он всегда все знал и понимал. Даже тогда, когда жизнь Мины находилась на тонкой грани меж жизнью и смертью, Луи знал аккурат, что спасенья нет. Что попросту нет компромисса и способа решить все это мирным путем.              Ты ничего не можешь сделать.              Эти слова отдавались эхом каждый раз, когда Ной снова возвращался в реальность, глубоко вдыхая воздух, даже не вдыхая, а жадно глотая, пытаясь привести себя в норму. Слова, попросту гласящие: "Ты слаб, и ты не можешь что-либо изменить"              И Ной, думает он, с этим согласен.              Тогда он в действительности не мог ничего изменить, но сейчас все по-другому.       

* * *

             Ветер ласково ерошит волосы, словно поглаживая, приглашая пряди на прелестный танец в воздухе, где движения обоих партнёров утончены и изящны, и нет никаких родившихся сомнений в чьей-либо голове — им нет соперника. Мириады светящихся огоньков удобно расположились на простирающимся на сотни, тысячи, миллионы миль небе. Густые облака заполняют почти весь небосвод, лишь одно огромное голубое светило остаётся нетронутым. Подобно королю, сидящему на троне, оно отдаёт своим поданным приказы: звездам — сиять так ярко, насколько это возможно, а тучкам — плыть размеренно и плавно.              Красиво.              Его глаза точно такие же, как и этот яркий источник голубого света, коим озарен весь прекрасный город цветов. Когда-то его глаза были пропитаны такой глубокой серостью, что казалось, что в них кроме как пустоты ничего боле и не таится. А сейчас в них тонут тысячи и тысячи, ведь никто не обладает таким цветом очей. Но тонут – явно в переносном смысле, ведь большинство представителей рода вампиров испытывают к нему как минимум неприязнь, а посему заглядывать на «красивые глазки» никто не собирается.              Так считает Ванитас.              Хотя перед своим «спасением» они наверняка взирают аккурат туда. Когда умоляют освободить их или же когда, наоборот, сопротивляются — неважно. Для Ванитаса это подавно уже как своеобразный ритуал, словно если не положить начало зрительному контакту и не держать эту связь, то ничего не выйдет. Когда-то он уже шутил на эту тему, за что получил нехилую такую затрещину от обладателя белесых волос. "Это же абсурдно! Благодаря Мемуарам ты можешь излечить проклятых, для этого необязательно пялиться друг другу в глаза!"              Игра ветра стала острее. Холодный поток омыл лицо, нещадно раня. Не то чтобы Ванитас заботился о хорошем состоянии своей кожи, но как же не подметить и не сетовать во время бурного шквала на то, что "его прелестная кожа будет потом суховатой"? Вообще не сказать бы, чтобы человек так шибко трепетался о своей внешнем виде. Он делал лишь то, что делают все обычные люди, и даже как-то не заморачивался над тем, чтобы, например, подобрать подходящую под образ шляпку, которая бы гармонизировала бы с низом и не являлась чем-то из ряда вон выходящим. Он всегда ходил в одном и том же, не питая желания каждый раз менять свой имидж. Ему было удобно в том, что на нем надето, и ему ничего не досаждало. Ему было даже достаточно просто расчесать волосы, и они сами входили в то состояние, благодаря которому выглядели так красиво и изящно. Как-то раз Ной сказал ему о том, что у него привлекательная внешность. Да и он ни раз слышал подобное, но радоваться тут нечему. "Внешность, несомненно, влияет на многие вещи, — сказал тогда Вани. — Но она не показывает истинную сущность души своего хозяина".              Поняв, что просидел тут достаточно долго и пора бы уже спускаться и ложиться в прохладную постель, обладатель Мемуаров опёрся о черепицу и привстал на колене. Через несколько секунд поток лунного света перекрыл силуэт человека, который тут же пропал с подоконника и очутился посреди комнаты. Синева сверкнула в темноте, и лишь на долю мгновения проскользнула по мирно спящей на своей кровати фигуре, повернутой к нему спиной. "В номере этот придурок всегда спит... И почему я не удивлён?" — хмыкнул Ванитас, проходя к своему ложе. В скором времени плащ оказался снят с тёплого тела, а в следующие секунды простыни прогнулись под плюхнувшимся на них человеком.              Усталый вздох и прикрытые глаза. Совсем скоро настанет новый день, нужно подумать над тем, что делать дальше. Совсем недавно Ванитас кратко поведал Архивисту о своих планах, но то было поверхностно. В конце концов, это все надо пересмотреть и продумать. Но то будет завтра, а пока... "А пока меня ждёт беспамятный сон", — решил брюнет, прикрывая лицо рукой. Усталость за прошедший день накатила волной, заставляя все тело стать пуховым, ещё больше будто бы приклеивая его к кровати. Ему следовало отдохнуть.              Буквально несколько минут, и он окунется в прекрасный мир сновидений, где нет ни тревог, ни забот.              Но, видно, удача не на его стороне.              "Он что, издевается?" — тсыкнул Ванитас, резко сажаясь и выжигая недовольным взглядом дыру в человеке, что тихо-мирно лежит недалеко от него. Хотя Вани не сказал бы, что "тихо" — по крайней мере для него не считается таковым странные звуки, что издаёт этот балбес, мешающие спать. Парень вздохнул и спустился на пол, подходя ближе к спящей фигуре.              — Эй, Ной, — окликнул полушепотом того брюнет, небрежно кладя руку на плечо и поворачивая вампира в свою сторону. Голубой свет сразу пролился на смуглое лицо, освещая весь его профиль. Выглядел Архивист как-то... неважно. Прерывистое дыхание и стекающий с лица пот свидетельствовали о том, что беловолосому, похоже, снились далеко не самые приятные «ночные похождения где-то».              "Кошмарит его? — подумал было наследник Голубой Луны, недовольно хмыкнув. — Если так оно и есть, то пускай мне-то хоть не мешает спать".              Какой-то отзвук переключил внимание человека, и тот сразу же воспроизвел в памяти этот момент, чтобы понять, что только что в каком-то полубреду произнёс Ной еле слышно. "Луи?" Кажется, он слышал уже это имя раньше. Но где же...              Ах да. При встрече с Нэнией Ной сам просил у неё какие-то объяснения насчёт чего-то, связанного с носителем этого имени, а при встрече с Михаилом тот пояснил, что это друг детства Ноя, которого обезглавили прямо у него перед глазами. Неприятное и душещипательное зрелище тогда было, вероятно. Хотя ему, наверное, не понять, какую боль тогда чувствовал Ной, хоть и от Ванитаса тоже ушёл близкий дорогой для него человек. Одно дело — видеть, как убивают это самое ценное, что у тебя есть, другое же — когда ты сам пятнаешь свои руки в его крови. Жалел ли Ванитас, что сделал это? Нет. Жалел ли Ной, что не сделал это?              — И что мне с тобой делать? — недовольно произнёс Ванитас, всматриваясь в чужое лицо. Спящий все так же неспокойно дышал и сминал простыню лежащей рядом ладонью. Проблемка, конечно. Как сам Ванитас уснёт-то? Даже поспать ему не дают...              Человек выдохнул и присел на одно колено, чтобы немного опуститься и его лицо было на одном уровне с лицом Архивиста. Он правда не знает, что поделать с кошмарами, которые сейчас не дают покоя ни первому, ни второму, поэтому то, что ладонь, облаченная в черную перчатку, что легла на белые шелковистые волосы, вероятно, было самым оптимальным решением, что первое взбрело в тёмную голову. Немного неуверенно она стала проходить по всей длине белизны, пусть даже и небрежно, но голубоглазый пытался как-то... успокоить напарника? Немного позднее, когда Ванитас стал более уверенным в своих действиях, он более нежнее гладил чужие власы и пропускал меж пальцев приятные на глаз пряди.              Что такое нежность вообще? Он даже не может ответить на этот вопрос. Ему она несвойственна, ведь он привык задействовать всегда именно грубую силу, а аналогом нежности могла быть лишь "вежливость". Нежен он был лишь со своим названным братом и лишь недавно стал проявлять это к ещё одному человеку.              Но почему именно сейчас он так боится ранить?              Сам того не заметя, Ванитас, окунувшись в свои мысли, уже на автомате поглаживал чужую голову, пока как не услышал резкий глубокий вздох, а следом уже размеренное дыхание. "Похоже, эта дурень наконец успокоилась", — подметил человек, вглядываясь в сомкнутые ресницы, совсем недавно подрагившие от мучавшей тьмы, склонившейся над Ноем. Он предполагал, что за кошмары могут ему сниться, и по возможности он хотел бы обсудить все это с самим Архивистом. Нет, не потому что он о нем заботится, а потому что этот гаденыш мешает ему спать. Точно не из заботы.              Точно ли?              Встряхнув головой, Ванитас решает было уйти к своей постели, ибо Ной уже успокоился и, как думает Ванитас, «не будет боле мешать», но у спящего вампира, похоже, другие планы. Рука оказалась в заложниках находящегося в стране сновидений.              "Он что, совсем оборзел? — цокнул человек, недовольно и с толикой раздражения глядя на Архивиста, что успел обнять ладонями его руку, пока Вани пребывал в своих мыслях. — Хмпф! Как удобно устроился, вы только посмотрите. Может, мне тебе и вторую ещё отдать? Нет уж, не сегодня".              Вырвать свою драгоценную ладонь из плена оказалось не так просто — хоть вампир и не осознает свое тело сейчас, но он все же сильнее человека в вопросе о физической силе и даже в таком состоянии умудряется как-то побеждать в этом состязании. На мгновение Ванитасу взбрела в голову мысль о том, чтобы оторвать ему руки, если тот тотчас не уберет свои пакли от него, но он быстренько отогнал её прочь. Вот что-что, а напарника без рук ему не надо.              Однако Ной сам отпустил чужие ладони и повернулся к стене, продолжая пребывать где-то, но точно не здесь. Брюнет с облегчением вздохнул, понимая, что не нужно напрягаться и отрывать кому-то конечности.              Теперь можно спать спокойно.