Ты кричишь мне

Который раз повторяется один и тот же кошмар, от которого Ярик вскакивает тяжело дыша, взгляд замораживая ненадолго, а после, переводя его в бок, руками одеяло сбившееся поправляя - всё ещё надеется, что он рядом, но холодная одинокая подушка каждый раз становится для него грустным напоминанием о том, что его нет. Ярик сначала умыться сходить хотел, но взгляд невольно замораживается, когда он вспоминает сны свои, происшествия страшные... И прекрасные вспоминает. Ему так порой хочется вернуться в прошлое хотя бы на пару мгновений, чтобы успеть что-то сделать, исправить, отказаться от каких-то решений, постараться извиниться, если это необходимо, чтобы после никто зла и обиды на него не держал. Даже если сейчас и нет обид, Ярослав всё равно порой об этом думает и каждый раз, закрыв глаза, извиняется, извиняется сотню раз за то, что натворил, за то, что придумал, за то, что убил... Мысли с ума сводят. Он с ума сводит который год. Ярик ситуацию оценивает, понимает, что не уснёт больше и идёт, запирается зачем-то в ванной... И в ванне он надолго застревает снова, сначала от отражения своего не отрываясь, погодя немного - от воды холодной, которая душем лилась по спутанным волосам, противно затекая в открытые глаза и уши. Каждый раз одно и то же, и ужасно больно от этого и, кажется, жить из-за этого хочется... Он помогает? Баярунас, тяжело дыша, роняет душ, из-за чего тот фонтаном начинает на пол литься, руку на грудь кладёт, пытаясь в сбитом дыхании стук сердца своего уловить, глаза закрывает и ещё раз выдыхает... Глубоко. А в лёгкие болью отдает воздух холодный. Он убивает. Месть за прошлое? Возможно. Но ведь и он его убивает также беспощадно как раньше... Значит он всё же заслужил. Так надо. И если для того, чтобы с ним рядом находиться, нужно страдать долгое время в одиночестве, Ярослав будет ждать. Ждать времени встречи, ждать, сколько потребуется... Чтобы снова увидеть его. Услышать его смех. Обнять... а его нет... Саша лежит на кровати уже пару часов пытаясь глаза каждую минуту не открывать, чтобы уснуть наконец-то, но что-то всё равно грызло его душу страшно, вновь заставляло резко открывать глаза и дышать сбито, прикусывая губу до припухлостей. Мысли Саша так выключать вовремя не научился, но самое мерзкое для него было то, что к мыслям о работе, спектаклях и предстоящем дне рождения, которые и так ничего хорошего в себе не представляли, примешивался ещё и он... Хотя он, наверное, был единственной радостной мыслью. Или нет. самой болезненной из них... Смотрит на открытую дверь и понимает, что мечтает там его увидеть. Мечтает, чтобы снова он проводил с ним много времени, чтобы снова в доме слышались странные, порой кринжовые, шутки, чтобы пропадали конфеты, чтобы песни звучали... Чтобы были объятья и поцелуи... Казьмин руками лицо закрывает и поворачивается на другой бок, к стене, к темноте, в которой ничего не было, к темноте, которая бы уснуть помогла. Как он думал. Ведь она всегда помогала от мыслей избавиться. Но видимо не сегодня. И из-за того, что под одеялом жарко слишком, чувствует он слёзы слабые на разгорячённом лице. Мысли в кучу собрать у него не получается и приходится, заморозив взгляд, аккуратно к дорожке слёзы прикоснуться пальцами и растереть их друг об друга, всё также отрешённо глядя в пустоту. Без него всё пустота. Казьмин убеждает себя, что чувствует тяжёлое сбитое дыхание Ярика прямо сейчас, убеждает, что он тоже не спит, думая о чём-то своём. Слишком много работы в последнее время на них свалилось, из-за чего хотелось порой... Казьмин лицо кривит, жмурясь до боли в голове, мысли тем самым отгоняя, и смотрит на одеяло. Убеждает себя в том, что слышит крик жалостный, и в сердце боль поселяется и поделать Саша с ней не может ничего... Крик вскоре затихает совсем, и он снова в тишине остаётся терзающей и, закрывая глаза, снова даёт волю слезам и такому болезненному для него чувству любви...