***
В их семье оказалось двое детей примерно одного возраста. Сайно узнал про неё всё. А точнее, происхождение. Учёные-звездочёты ушли в пустыни, чтобы изучать чистые небеса над песками, да сгинули в буре, оставив лишь дитя в живых после себя. Палатку терзали ветра, но она не склонялась под их напором и весом песка. Покорно несла свой крест, пока не испустила дух от копья спасителя, пришедшего унести её подопечную прочь отсюда. Девочка-лисичка, которую назвали цветущей долиной — Гюльчатай, медленно, но верно восстанавливалась. В один из дней довольству Командира лесной службы не было предела, и Генералу, навестившему их той ночью, довелось услышать тихое и жалобное: «у-у-у!» Он подорвался с супружеской постели, вместе с ним поднялся и ботаник, водя ушами. Звук повторился, Сайно собрался встать, чтобы проведать малышку, но его взяли за руку и удержали на месте. — Постой. — Почему? Она плачет. Разве не нужно проверить? — Пусть поплачет. Для психики полезно. — Тихо проговорил лис. Сайно с волнением и едкой тревогой сел обратно, но был готов подорваться в любой момент. — Ей нужно понять связь между зовом и заботой. Если удовлетворять её потребности сразу же, она не будет соображать, что о дискомфорте надо сообщать. — Откуда ты это вообще знаешь? — шепнул Сайно, не вынося младенческие завывания. Тигнари мягко улыбнулся. — Я готовился к родительству. И просил у отца литературу, согласно которой он меня растил. Я вроде вырос ментально и психически здоровым, так что могу применить его мудрость в воспитании наших лисят. Генерал молча вздохнул и уставился на кроватку, где хныкала, но по-настоящему ещё не плакала, новая дочка. Ясмин концерты устраивал те ещё, когда просто просил есть. А она? Через ещё полминуты она закричала, как и полагается детям её возраста, и взрослые тогда поднялись, чтобы узнать, в чём дело. С ней рядом лежал Ясмин. И забавно косился глазами в удивлении. Как это так? Крик есть, но издаю его не я? Тигнари поднял девочку на руки, она не пахла, значит, просто проголодалась. Сайно переглянулся с Ясмином, который скорчил такую мордочку, будто был происходящим крайне смущён и ошарашен. — Ох уж эти девчонки, да, Ясмин? — пошутил он и вышел за молоком. Через минуту ему дали покормить и её. Вес Гюльчатай на одной руке. Молоко — в другой. Неопытный седовласый родитель смотрел с неприкрытым страхом на неё, плачущую. В итоге, когда его подбодрили, он всё же дал ей бутылочку, и она мигом успокоилась. Расслабила светлые бровки, взялась за бутылочку маленькими ручками. — Слышишь, как уплетает? — хихикнул Тигнари, подходя со спины и укладывая голову на смуглое плечо. Потом изумился, наблюдая за ней. — Ой, надо же, молочный шаг! — Молочный шаг? — Так называется инстинктивное поведение детёнышей млекопитающих. Когда они пьют молоко, то массируют железу лапками. Смотри, бутылочку мнёт. — И правда, лисичка стала расжимать пальчики, показывая тонкие, как иглы, коготочки, и сжимать их снова на стенке сосуда. — Она никогда так прежде не делала. Похоже, силы только сейчас появились… Сайно понятливо хмыкнул, с нежностью на сердце кормя Гюльчатай. Тем временем, юный господин Ясмин решил, что ему недостаточно внимания и решил доходчиво об этом известить…***
Дети — это непросто. А лисята — тем более. — Откуда в вас столько кровожадности? — шипя от очередной царапки, буркнул Сайно. Снова он явился проведать свою семью, и снова оказывался профаном. Малыши подросли, ползали, изучали мир, тянули в рот всё, что только можно, а в силу натуры псового семейства… Все столы и стулья были погрызаны, ткани исцарапаны и тоже прогрызаны. Если не знать деталей, то можно подумать, что в доме живут щенки… А, нет, это недалеко от правды. Маленькие фенеки не гнушались и человечиной. Именно тут показался непрофессионализм Генерала Махаматры. Лисята успели его сначала обольстить милыми щенячьими глазами и активными попытками поиграть, а потом покусать и поцарапать. Игры, к слову, у них тоже были кусаче-царапательными. Поэтому они были хорошо одеты с ног до головы, чтобы не убить друг друга. А они старались. — У вас смысл жизни — убить друг друга что ли? — негодовал потом ботаник, разнимая детей. Гюльчатай смогла задрать рукав Ясмина и сильно покусала, за что оказалась в тюрьме — кроватке. — Их нельзя оставлять одних наедине. Я даже на ночь их разделяю. — Тяжело с маленькими разбойниками… — Хмыкнул Генерал, отводя от лица Ясмина его же раненную ручку. Инстинкт тянул его зализать ранку, чему нельзя было потакать. Погладил по росту шерсти его сероватое ушко. Детский пушок был далёк от идеала, скорее как жёсткие хаотичные редкие волосы с худым пухом. Такие неоттёсанные дурашки. — Как же ты с ними один? — Лишь благодаря помощи старшего ребёнка. — Хмыкнул Тигнари, оставил девочку в неволе в наказание и взял аптечку, возвращаясь к пострадавшему. — Коллеи следит за ними, когда я занят. Только из-за этого у неё тоже все руки в царапинах… Кстати, дай потом обработать.***
Отсидев срок, Гюльчатай вернулась к дорожке насилия, играясь с Генеральской рукой как с мышкой.***
— Так, дети! — задорно позвал Кавех, хлопая в ладоши, чтобы привлечь внимание щенков. Им уже было по семь, они вытянулись и набрались разума, переставая быть совсем уж дикими. Однако детское озорство им всё ещё было присуще. — Ваш папа сказал мне присмотреть за вами и выгулять вас. Так что давайте пройдёмся по городу. Лисята внимательно сверлили взглядом архитектора, который привёл их из Гандхарвы к окраине города, там, где мост над рекой. Глядя на широкие просторы, Ясмин и Гюльчатай немного воспряли и вдохновились. Захотелось побегать вдоль воды, забраться на ветви могучего дерева вдалеке. Ловить лягушек и сумеречных птиц. Но суть их мероприятия была более культурной. — Смотрите, ребята, прекрасный город Сумеру! — бледная рука дяди Кавеха очертила архитектуру домов. — Вон там, на высоком дереве, Академия. Я и ваши папы учились там. Очень красивое здание, да? Оба кивнули. Машинально. Потому что в головах их щёлкнуло. Они переглянулись. — Дядя Кавех, а мы туда сходим? — спросила Гюльчатай. Ясмин поддакнул. А Кавех задумался, оглядываясь на здание снова. — Вроде бы сегодня Академия закрыта по каким-то важным делам… Боюсь, не в этот раз, ребята. — Прежде чем они успели бы расстроиться, Кавех придумал альтернативу. — Но давайте я взамен вам покажу Большой Базар? Там много интересных вещей, может, выступление посмотрим чьё-нибудь. — А потом склонился, шепча заговорчески, — Я вам куплю гостинцев, только папе Тигнари ни слова, хорошо? Фенеки кивнули, совсем чуть-чуть из детской прожорливости подкупившись на заговор. Чем ближе они были к центру города, тем шумнее было. А на самом базаре Ясмин поймал сестру за локоть и тихонько нашептал на большое ухо цвета лиюэейской травы: — Выпросим вкусностей и улизнём. — В Академию? — лисичка отстранилась, чтобы считать его ответ. А то был кивок. Они спешно нагнали Кавеха, покорно ходя следом, пока на краю зрения не замаячили сладости. И тогда они заканючили. Особенно Гюльчатай, у неё был исключительный талант прибедняться. — Кушать хочется… — проскулила девочка, держась за красный шарф архитектора и держа ладошку на животе с таким несчастным лицом, будто не ела последнюю неделю. — И мне тоже… — Ясмин напал на второй конец шарфа, глядя более апатично. Ну, тут уж генетика испортила представление. Впрочем, сердобольному Кавеху, знающему про обстоятельства обнаружения Гюльчатай, было достаточно и такого низкого уровня актёрского мастерства, чтобы угостить обоих. — Конечно, конечно, вот, подходите, смотрите, что нравится… — и подтолкнул двоицу к прилавку с какой-то милой улыбчивой женщиной. Лисята придирчиво оглядели десерты. — Хочу пахлаву. И чурчхеллу. — Тыкала пальчиком Гюльчатай. Ясмин долго не мог выбрать. Пока когтистый пальчик не ткнул его в ребро. — А мне рахат-лукум. — Им выдали желаемые угощения, и взрослый, считая свой долг выполненным, повёл их дальше. Они пока ели, осматриваясь. Возле сцены было люднее. Ясмин подметил это и остановил Гюльчатай, хватая за руку и указал пальчиком на сцену. — Хочу посмотреть. Лисичка склонила голову, заглядывая с нажимом в его лицо. Но он просто кивнул, угомонив её. — О, Театр Зубаир. Если получится, я познакомлю вас с главной танцовщицей — Нилу! — архитектор оглянулся на детей, тут же заставив их поджать ушки в волнении. — Айда поближе. Ребята двинулись следом за ним, проникая в ряды людей и скорее догрызая лакомства. Только орехи и хрустели. Высокие взрослые зрители мешали видеть сцену, которая не привлекла детское внимание. Но Кавех этим озаботился. — Как же быть… Тут не протиснуться… — приговаривал Кавех себе под нос, но лисята слышали его голос и сквозь гремучий звон золотых монеток со сцены и барабаны с флейтами. — Я могу попробовать поднять вас двоих на руки… — Не надо дядя Кавех, мы совсем большие выросли! — заявила Гюльчатай, пожёвывая верёвочку от чурчхеллы. — Давай найдём удобное место… — Ладно, ты права, вы уже большенькие, вас трудно долго держать одной рукой. Тогда пойдёмте… И доверчиво отвернулся. Ясмин закинул последний кубик рахат-лукума в рот, и они отшагнули. И сиганули. Сквозь мельтешащую толпу, сквозь шум и говор, на свет улицы, сделав бодрящий глоток воздуха, позволив ветру сдуть с них запах специй и духоты. Беглецы переглянулись и вернули взгляды гордому дереву, у подножия которого они были. И понеслись, раскидывая мусор, вверх по улице в поиске подъёма. Местные дети удивлённо на них смотрели бегущих целенаправленно. — Вы куда? — кричали вслед. — Учиться! — шутя, кричала Гюльчатай, пока Ясмин берёг силы. Город казался таким большим. Подъёмы лишали сил, утруждая юные организмы нагрузками, но они упорно перебирали ногами вопреки жгучим тискам в лёгких, видя, как расширяется горизонт. Как высоко ведёт их белокаменная дорога. Как сильно ветер дует выше крыш домов. Так здорово! Так просторно и свободно! Солнце обволакивало теплом, мешая замёрзнуть от силы ветра. И двое остановились перевести дух. Но едва ли получалось, глядя на такой огромный небосвод и такие широкие пространства. Зелёные полосы лесов, блеск вод и золотая желтизна песка у берега. — Давай, нам ещё немного осталось… — подбодрил Ясмин, Гюльчатай кивнула, и они слабой рысью побежали дальше, до красивых больших врат. Они вдвоём навалились на дверь, приоткрыли её, и их тут же одёрнули. — Эй, детвора, — и обоих за шкирку от двери, как щенят, поставили на пол подальше. Лисята оглянулись, чтобы увидеть человека с красным шарфом на шее, который строго нахмурился и оттащил их подальше. Они и не обратили на него внимания. — Вход запрещён! Брысь отсюда! «Охранник!» — пронеслось в их головах. И уши с хвостами у них поджались. Это нехорошо. — Мы к папе на работу! — заявила Гюльчатай. Мужчину не пронимало. — Тем более запрещено. Идите отсюда, поиграйте где-нибудь ещё. Ребята переглянулись и ушли, поджав хвосты, обратно на платформу, с которой пришли. — Охранник всего один, нам надо его просто отвлечь! — наметили Гюльчатай. — Но как? Если заставить его побежать за нами, то один из нас в Академию не попадёт! — возразил Ясмин. Девочка, глубоко вздохнув, продолжила. — Давай его отвлеку я. Я и так постоянно на папе катаюсь, когда он приходит… А вы реже вместе играете! Так что пойдёшь ты. Брат вздёрнул ушами и сразу прижал от лёгкой печали. И не успел даже сказать и слова, как сестра набросилась с коротким объятием и побежала мимо, отрывая на ходу ветку с куста. А он, полагая, что этой дорогой она будет его уводить, спрятался в этом самом кусте. — Ва-а-а-а-а-а! — закричала Гюльчатай где-то там, у входа в заветное здание. — Впусти меня! Впусти! Впусти! — Да что ж это такое? Отстань! Не впущу я тебя! — раздался крик охранника. — Ай! Отдай палку! Ай! Чтоб тебя! Вот гадюка! — Свободу валука шунам! Ва-а-а-а! — продолжала истерить Гюльчатай на всё Сумеру. Судя по всему, её поймали и понесли — палка упала на земь, и сандалии шёркнули в последний раз по земле. — Убирайся! — зло цедя сквозь зубы, рыкнул охранник и вытолкнул Гюльчатай обратно к подъёму на платформу. — Иначе твои родители проблем не оберутся! Ясмин увидел сквозь листву, как сестра злобно дёрнула хвостом, поджала уши и бросилась в атаку вновь. И снова крики, гам, звуки нервной борьбы. Однако вскоре начался бег. — Достала! Иди сюда, бешеная! Куда же ты! — разнеслось возле куста, в сопровождении стуков сандалей по камню. Лисёнок выполз на свет, огляделся, и побежал к двери, мигом наваливаливаясь и проникая внутрь. Изнутри он дверь потянул на себя и закрыл. А затем обернулся, видя красивый белый зал с фонтаном, который непременно разливал жидкие самоцветы. Глаза скользили по витражным дверям, и, прислушиваясь к сбивающему с толку журчанию, валука шуна подкрался к одной из дверей. Приоткрыл — пусто. Лишь куча бумаг на столах. Пошёл к другой — то же самое. Любопытство не давало покоя, и он подошёл к столу, стащил один листок и прочитал, наученный отцами: «Постановление о зачислении иностранного студента» И много скучной писанины, вроде имени, адреса проживания, даршана и чрезвычайно умных бумажных слов, которые ни о чем Ясмину не говорили. «Повезло кому-то…» — подумал он, и тут же подпрыгнул от испуга. Дверь в Академию открылась и тут же захлопнулась. — «Охранник!» Но шаг его был слишком мал и лёгок. И звук дыхания не походил на взрослый. Выглядывая из-за стола, он увидел, как на него глядит из зала сестра. — Ты смогла его обвести? — Да! — задорно заявила она и забежала в кабинет тоже. — Хихи, тут важные бумажные дела! Папы тоже часто с такими возятся… — Потише, звуки тут очень громкие! — шикнул он, и она прикрыла рот руками в коротком испуге. — Тут им не пахнет. Пойдём в другой. Гюльчатай кивнула, и они вышли обратно в зал, крадясь как мыши вдоль стен и углов, зашли в разные кабинеты, но не нашли искомого. Направились дальше, в какой-то коридор, который был ещё крупнее. А там двери с витражами всех даршанов: красный, зелёный, синий, жёлтый, чёрный и белый. — А ты помнишь, на каком даршане он учился? — тихо шепнула лисичка, оглядывая эти красивые дверцы. Брат не знал ответа. — Пойдём, послушаем и посмотрим каждую по очереди? — Угу… — они спустились чуть вниз, к дверям и выбрали самую ближнюю слева. Прислонили уши, пытаясь понять, есть ли там кто. Но ничего не было — тишина. — Похоже, не ту- Глаза на секунду заволокло чёрным, их обоих резко и твёрдо прижало к чему-то непробиваемо прочному. Вздох потерялся где-то в горле Ясмина, а Гюльчатай приготовилась вновь поднять шум, но всё пресеклось заговорчески-будничным: — И что мы тут делаем, беспризорники? — их уши подскочили, а хвосты завиляли. Они развернулись в крепкой схватке смуглых рук. — Папа! — хихикнула радостно лисичка, потянувшись обниматься, а брат её был чуть шокирован и ошарашен. — Папочка, мы так скучали! — Я тоже по вам тосковал, ребята, — Генерал Махаматра приласкал макушку дочери почёсыванием, которое так сильно нравилось любым валука шунам, и прижал безучастного сына к себе поближе. — Но вам здесь быть запрещено. Академия сегодня закрыта, мы уничтожаем недействительные документы и личные дела выпустившихся. Как вы проникли, лисята? — Я отвлекла охранника на себя! — гордо заявила Гюльчатай, навостряя уши под стреляющий испуг Ясмина. — Я вывела его из себя и увела подальше от двери! А потом быстренько побежала назад, пока не успел вернуться! — Сдала нас с потрохами! — фыркнул мальчишка, надувшись. Сайно вздохнул. — Понятно. Значит, вы сюда проникли только ради меня? — дети активно закивали. А он взял да подхватил каждого одной рукой, поднимая. — Ладно. Я могу спрятать вас в своём кабинете. Только не трогайте бумаги с моего стола и не шумите. Кстати, ваш шёпот слышно даже человеку в библиотеке.***
Кавех с сердцем, выпрыгивающим из груди, ходил по улицам города, выслушав уже три раза по три этажа мата от Тигнари. Он и так всегда был нервным, когда происходило что-то небезопасное, а тут, во-первых, пропали его дети, а во-вторых, его выдернули с важного мероприятия. Волнение больно и тошнотно давило на душу им двоим… Страшно представить, что могли бы сделать с двумя лисятами, учитывая то, как велик интерес к звериным частям тела… Тигнари даже не хотел думать о том, что его малышей могли похитить и убить. Или забрать в рабство, продать, как щенков редкой породы собак… От этого его затрясло. Нужно было уведомить второго родителя…***
— Пап! — позвала Гюльчатай, подтягиваясь на краю заваленного стола. — Поиграй с нами! Сайно подписывал документы и кинул короткий взгляд на дочку, не отрываясь от работы. — Прости, цветочек мой, но мне нужно исполнять свой долг. Я могу дать вам мои две колоды. Сыграйте в призыв, это весело. — Но мы хотим с тобой…! — жалобно заскулила она, делая самое несчастное и сиротливое выражение лица. На смуглом лице отца ничего не отпечаталось, а внутри он себя журил, что позволял ей из себя верёвки вить. Ясмин, прежде сидевший без интереса за рисованием, вдруг дёрнул ушами. — Давайте так: я закончу вот эту стопку, — он хлопнул по относительно небольшой горе бумаги, привлекая внимание своих отпрысков, — И сыграю с вами в партию. Но не более того. — Ура! Тигнари трясло, пока он семенил по коридорам Академии в сторону кабинета генерала. Охрана Командира знала и пустила без разговоров.***
Ему казалось, что его стошнит, это был самый жуткий страх в его жизни: потерять кого-то. Он точно так же из ума выживал, когда однажды потерял десятилетнюю Коллеи в толпе на базаре. И это переживал снова и в большем объёме. Он толком и не постучался, сразу на давил на нужную дверь, едва дыша и держась в сознании. Ему было так душно в этих невозможно узких стерильных стенах. Его взгляд нашёл супруга за столом и за работой. Часть веса тут же свалилась с плеч. Ничего не разбирая, он доковылял до стола Сайно, падая на него локтями. — Ясмин и Гюльчатай пропали! — просипел он, дыша крайне поверхностно через рот, от бега и подъема. — Я доверил их Кавеху, ушёл по делам, а потом…! — Постой, — спокойно отозвался генерал, хмуря брови и заглядывая под стол. — Вылазьте. И объясните, что это всё значит. Тигнари ничего не понял, подумал, что кто-то сошёл с ума от ужаса. То ли он, то ли Сайно. А может это идиотская шутка, типа он Обращается к своим репродуктивным органам? Он разведётся с ним, если так! Ни капли не смешно! — Я вам что сказал? — повторилось снова строгим генеральским голосом. А из-под стола негромко: — Мы не хотим вылазить, он же нас заберёт… Тигнари пришибленно принюхался и повёл ушами. В комнате пахло его детёнышами, а под столом, судя по всему, кто-то дышал и говорил. Голосом Ясмина. Тигнари взялся за грудь в облегчении, переводя дух, вдруг сердито свёл брови и обошёл стол, где ему услужливо уступил Сайно. А под столешницей двое лисят. Поджатые ушки и виновато виляющие хвостики. Жалобные глазки. Ругань стояла такая, что вся Академия знала, что к Генералу на работу пришли дети. А сторожевой помимо синяков на ногах ещё и выговор получил за то, что не смог защитить вход в Академию от парочки детей. Гюльчатай и Ясмин были посланы на извинительный поклон.