Предел

Уже на четырех пальцах Мира растягивается с таким трудом, что Илье кажется: дальше никак, все, точка. То, что они задумали, сейчас выглядит идеей до того дурной, что вообще неизвестно, как они к ней пришли, оба же были трезвые. Но – вот они: Мира стонет в подушку, вцепившись зубами в уголок наволочки, а Илья сидит между его раздвинутых коленей и гладит мокрой от волнения ладонью выгнутую поясницу. Пробует чуть развести пальцы внутри, и Мира вздрагивает и упирается лбом в матрас. – Мы можем прекратить, – напоминает Илья и морщится от того, как звучит собственный голос: низко и хрипло, сбито напрочь. А обещал, что будет себя контролировать, ага-ага, прямо сейчас, даже в их драфтах с Элит, блядь ее нахуй, Лиги контроля больше, чем внутри него, а там – Энча, Феникс, Висп, добрый вечер. Когда Мира брякнул, что у Илюхи пальцы такие мелкие, что влезут в него все разом, и ненавязчиво предложил попробовать, стоило, конечно, подумать головой, прежде чем соглашаться. Ну, другой головой, а не той, которую Илья задействовал по итогу. Сейчас обе головы чилят без дела: в одной перегорели пробки и она просто аксессуар, через который Илья дышит и задает тупые вопросы, а вторая трется о трусы, но исправить это никак, потому что Мира и так растянут дальше некуда. Он тяжело дышит, хрипит, дрожит бедрами, но на запрос Ильи только мотает головой, отираясь лбом о подушку. – Не можем, – отвечает и со стоном пригибается ниже, укладывается на кровать грудью, когда Илья легонько поворачивает пальцы внутри. – Давай, блядь. Не тяни. – Если я не буду тебя тянуть, ты порвешься, – шутит Илья, но в этой шутке такой маленький процент шутки, что аж стыдно. И неловко. И лицо горит так сильно, что никакой кондей не помогает. Мира внутри горячий и тугой, натянутый до крайности, стонет, ругается, требует – куда кондиционеру с ним тягаться. Особенно когда он заводит руку себе между ног, несколько раз проходится вдоль члена сомкнутым кулаком, собирает смазку на пальцы и приставляет эти самые пальцы к краям отверстия. Давит, помогая раскрыть мышцы, покрасневшие от натяжения. – Ты пиздец, – бормочет Илья, нихрена не соображая, что именно несет, и добавляет еще смазки на вставленные в задницу пальцы. – Какой же ты пиздец, еб твою мать, конченый псих, нахуй. Мира поворачивает к нему голову и вдруг улыбается широко, осколочно-остро, той самой улыбкой, в которую Илья намертво влетел три года назад. – Еще скажи, что ты не знал, – и глаза щурит свои дурные, сгоревшие в ноль. – Или что тебе это не нравится. – Не скажу, – обещает Илья и давит сильнее, преодолевая огромное сопротивление мышц. Самая широкая часть ладони замирает на мгновение в тисках этого сопротивления и медленно, гладко по смазке протискивается внутрь, отчего Мира устало стонет. Илья целует дрожащую поясницу и смаргивает пот, заливающий лицо. – Никогда не скажу.