В поисках аж до бреда, В каждом сне все про тебя
На этом видения не остановились. Она все чаще видела размытый силуэт, все острее чувствовала чужие прикосновения к своему телу. И к шестнадцати годам она сдалась, она начала бредить незнакомым силуэтом, желая наконец-то узнать кто же мучает её в видениях и теперь во снах. С каждым годом, видение становилось все четче, Уэнсдей специально вызывала их, перебирая все старые вещи родителей в попытках понять почему именно они вызывают в ней эти видения. Лишь однажды, коснувшись фотографии, на которой её родили шестнадцатилетнего возраста стояли в группе таких же подростков, Аддамс впервые увидела четкие очертания женщины в своем видении. Девушка сидела на каком-то возвышении, ноги, прикрытые лишь короткими шортами обжигал холод, посмотрев вниз она увидела лишь темноту, ветер трепал её неизменные черные косички. Уэнсдей очень отчетливо чувствовала тоску в груди и холод в теле. Все тело в реальности неожиданно пробило током, когда руки обвили её талию, крепко прижимая к себе, тепло медленно пробиралось в её маленькое тело. – Что же ты делаешь, глупенькая? Дрожь сильнее пробила её тело, впервые услышав глубокий, нежный голос. Ее ледяные ладошки опустились на сцепленные под грудью руки незнакомца. Опустив взгляд, Уэнсдей увидела красивые, тонкие, наманикюренные женские пальцы. Видение неожиданно прекратилось, Уэнсдей отбросила фотографию, не желая даже смотреть на неё. Теперь она знала, что силуэт в ее видениях принадлежал женщине. И судя потому, что видения появлялись только тогда, когда она касалась старых родительских вещей, женщина была возраста родителей и знакома с ними. Уэнсдей больше не хотела видеть это. *** Больше года Аддамс не трогала никаких старых вещей родителей, не заходила в свой любимый подвал, даже старалась не думать о женщине, которая вызывала в ней бурю эмоций. Девушка читала книги о видениях, пыталась прекратить их, но ничего не получалось. Сны заменяли видения, в них Уэнсдей каждую ночь искала бархатистый голос, пыталась сложить воедино все видения, надеялась увидеть черты лица или узнать хотя бы имя, но все было бестолку. Все, что узнавала Уэнсдей были небольшие мелочи, которые касались женщины. Это выматывало. Казалось, неспособная на чувства Уэнсдей хоть и не признавалась себе, но подсознательно желала вновь увидеть женщину, что стала её миром. Та, которая твердила о бесполезности человеческих чувств, начала поддаваться их напору, успокаивая себя тем, что видения, где она не видит смерть не обязательно должны сбываться. По крайней мере она на это надеялась. ***Где ты, я все ещё тебя по белу свету Мне бы знать цвет волос или твои приметы Небо жгет наши общие с тобой кометы Где ты, лишь маякни и я к тебе приеду…
Спустя шесть лет видений, оказавшись в школе для изгоев «Невермор», где когда-то учились её родители, Уэнсдей окончательно смирилась с женщиной, которую даже не знала. Последний год она потратила на её поиски, копаясь в старых вещах родителей, пытаясь выяснить все возможное, но особых успехов это тоже не принесло. Одно из последних видений, перед самой поездкой в Невермор, когда Уэнсдей случайно коснулась маминой руки, спрятанной под чёрной тканью перчатки, показало ей немного больше внешности её женщины. В лесу было холодно. Дождь уже несколько часов лил как из ведра, превращая землю и опавшие под ногами листья в вязкую, мокрую грязь. Уэнсдей, тяжело дыша, лежала на земле, чувствуя всем телом сырость и холод. Она должна была чувствовать страх, но в груди медленно растекалась приятное послевкусие победы. Она была права, что монстр существует. А пробежка от него в темном, мокром лесу лишь раззадоривала, было приятно, будто снова пытала брата. Убежать было непросто, но и Уэнсдей не из робкого десятка, пара минут, несколько крутых поворотов, один из её приемов и вот уже она лежит в луже грязи абсолютно счастливая, если счастье вообще ей своейственно. – Аддамс, черт тебя дери… - женский голос ворвался в её мысли свежим осенним ветром, отрезвляя. Девушка повернула голову вправо, смотря на верхушку холма, лунный свет мельком позволил ей разглядеть длинные светлые пряди волос, что развивались на ветру будто последний листик, оставшийся на ветке и из последних сил державшийся за неё. Уэнсдей не видела лица, но ей казалось, что женщина очень высокая, будто доставала макушкой до облаков. – Несносная девчонка, только попадись мне на глаза… - вновь долетел до Уэнсдей раздраженный голос. Аддамс улыбнулась, поднимаясь с сырой земли, она желала увидеть женщину, которая искала её, но мир закружился, и она очнулась. Видение исчезло так же быстро, как и всегда. Мать вопросительно посмотрела на неё, но ничего не сказала. Они были не в тех отношениях, чтобы делиться такими вещами, особенно сейчас, когда родители насильно отправляли её в ненавистную школу для изгоев. Уэнсдей не обращала внимания на такие оскорбления как «изгой», но учится в школе, куда отправляют на последнее пристанище ей не хотелось. Сейчас она всецело посвящала себя попыткам выяснить хоть что-то о женщине, которая преследует её в видениях. Новая школа не входила в её планы. *** Директриса Уимс раздражала красными губами, выводила из себя идеальной внешностью, злила отличными ответами на её выпады. Эта женщина умело дергала за струны души Уэнсдей, о которых девушка даже не подозревала. Она вообще ничего не чувствовала до встречи с Ларисой Уимс. Директриса легко маневрировала среди катастрофы под названием Уэнсдей Аддамс. Она находила ту в следующую же секунду после нарушения правил, будто чувствовала когда кто-то рушит тщательно выстроенные барьеры школьного устава. Мисс Уимс легко отбивала колкие фразы, будто Северус Снейп чужие нелепые заклинания, а в ответ отправляла более жесткие, не оставляющие маневра для возражения. Уэнсдей впервые нашла себе равного противника. И возможно если бы она не была так сильно зациклена на попытках сбежать или довести директрису до истерики, или раскрыть тайну этой темной школы, Аддамс заметила бы высокий рост, длинные светлые волосы, кроваво-красные ногти, которые она видела в своих видениях. А пока она лишь думала, что было бы замечательно, если ЕЁ женщина была бы хоть немного похожа на директрису Уимс. Ответ был гораздо ближе, чем казалось. ***Где тебя носит по свету? Где твой последний приют? А пусть все сойдутся планеты И птицы пусть хором поют А все наши песни — сонеты И про тот долгий мой путь Как я искал опять тебя где-то А ты всё время была где-то тут…
В лесу было холодно. Дождь уже несколько часов лил как из ведра, превращая землю и опавшие под ногами листья в вязкую, мокрую грязь. Уэнсдей, тяжело дыша, лежала на земле, чувствуя всем телом сырость и холод. Она должна была чувствовать страх, но в груди медленно растекалось приятное послевкусие победы. Она была права, что монстр существует. А пробежка от него в темном, мокром лесу лишь раззадоривала, было приятно будто снова пытала брата. Убежать было непросто, но и Уэнсдей не из робкого десятка, пара минут, несколько крутых поворотов, один из её приемов и вот уже она лежит в луже грязи абсолютно счастливая, если счастье вообще ей своейственно. Сверкнула молния, озаряя темноту леса и мысли Уэнсдей - она уже это видела. Сейчас, Аддамс повернет голову вправо и на холме увидит наконец-то женщину, которая так долго тревожила её сон. Но холма не было ни справа, ни слева, вокруг вообще не было ни одного холма, вокруг был лес, дождь и темнота. Уэнсдей села, глаза защипало, девушка уверяла себя, что это от дождя и грязи, но в душе рос большой ком разочарования. Столько лет потрачено впустую, столько мучений, чтобы наконец побывать в своем видении, но не увидеть той, которую отчаянно хочется. Дав себе немного времени, Аддамс заставила свое тело подняться из грязи и медленно вернуться в ненавистную школу. Приятное чувство от нахождения монстра испарилось, Уэнсдей ощущала внутри такую же бурю, какая была на улице. Ей хотелось вернуться в свои двенадцать лет, чтобы никогда не видеть своих видений. – Аддамс, черт тебя дери… - женский голос ворвался в её мысли свежим осенним ветром, отрезвляя. Уэнсдей резко подняла глаза, возле кованых ворот школы стояла директриса Уимс, держа в руках большой зонт. Ее образ никак не подходил этому месту и погоде, высокие каблуки тонули в мокрой грязи, а белое пальто начинало намокать от сильных порывов дождя, загоняемых ветром под зонт. Она казалась девушке видением. – Я уже подумала, что ты где-то упала, ударилась головой и лежишь одна в ночном… - Лариса прервалась, когда ученица подошла к ней ближе, но так и не зайдя под зонтик. Аддамс была вся в грязи, по её лицу стекали струйки дождя, бровь была рассечена, мокрая школьная форма прилипла к худому телу. Женщина ахнула и подошла ближе, укрывая хотя бы от капель дождя. Вручив девушке зонт, она немедленно скинула с себя пальто и завернула в него ученицу. Уэнсдей не сопротивлялась. Девушка отдала зонтик и сильнее закуталась в не по размеру большое тёплое женское пальто, следуя за директрисой в школу. Тело пробивала мелкая дрожь то ли от запаха духов Уимс, впитавшихся в ткань дорогого пальто, то ли от холода пробирающего до костей. На улице всё-таки не май. Она знала, что одежда безвозвратно испорчена, и пальто Уимс тоже, но не чувствовала стыда от этого. Она не просила его отдавать. Лариса быстрыми шагами дошла до своего комнаты, пряча в его стенах несносную ученицу, которая доводила её до белого каления. Пальцы мелко дрожали, пока она зажигала камин, то ли от переживаний за девушку, то ли от холода, она пыталась убедить себя во втором. Внутри горел огонь, она была так зла и напугана одновременно, что старалась пока ничего не говорить, чтобы не сказать лишнего. Уэнсдей Аддамс с первого дня стала её головной болью, переходящей в мигрень. Девушка с математической точностью находила все слабые места директрисы, попадая точно в цель своими выходками. И если этого было недостаточно, то их словесные перепалки добивали женщину, желая одновременно задушить и поцеловать ученицу. О последнем Лариса старалась не думать слишком часто, но тонкие бледные губы, извергающие из себя колкости, манили Уимс, как матылька на огонь. В довершение ко всему этому Уэнсдей испытывала на прочность выдержку директрисы своими действиями. Лариса боялась не сдержаться. – Тебе нужна горячая ванна. Это не входит в мои обязанности и если кто-то узнает, обещаю, я задушу тебя, но у студентов нет ванной, поэтому избавься от грязной одежды в моей спальне, пока я приготовлю тебе все. – В спальню приглашают на третьем свидании, не терпится раздеть меня? – дрожащим голосом выдает Уэнсдей, не давая Уимс скрыться за дверью. Она надеется, что дрожь в голосе вызвана холодом, а не предвкушением оказаться в директорской спальне. – Я мечтаю снять с тебя эту насквозь промокшую школьную форму… - женщина театрально закусила губу, делая небольшую паузу, будто действительно представляя это действие, - чтобы ты больше не портила дорогой персидский ковер на котором стоишь! – А я думала вы беспокоитесь о моем здоровье. - кинула в ответ Аддамс и скрылась за указаной дверью, оставив последнее слово за собой. – Несносная девчонка… - вновь долетел до Уэнсдей раздраженный голос. Девушка улыбнулась, скидывая по пути к большой кровати грязную одежду. *** Уимс сидела напротив камина, её рабочее светлое платье пришлось сменить на домашний хлопковый костюм с расклешенными брюками и кофтой с длинными рукавами. На столике между двумя старинными креслами стояли две чашки горячего шоколада, Лариса слышала шум из соседней комнаты, ожидая, пока Уэнсдей оденется и выйдет к ней. Она не знала, как себя сейчас вести с девушкой: с одной стороны, как директриса, она должна была отчитать за ночную вылазку в лес, с другой, желала просто обнять и прижать к себе, её нервы были на пределе, особенно после увиденной сегодня картины. Аддамс открыла дверь спальни, показавшись в не по размеру большой водолазке и шортах с затяжками. Это единственное, что смогла найти Лариса, чтобы не утопить девушку в слишком больших для неё вещах. Она, босая и с распущенными, мокрыми волосами, подошла к свободному креслу и залезла на него с ногами, поджав их под себя и накрыв пледом, предварительно оставленным для неё на подлокотнике. Лариса старательно делала вид, что они делали это уже тысячу раз, стараясь держать свое волнение внутри. – Не хочешь рассказать, почему ты после отбоя оказалась в лесу под дождем, да ещё и вся в грязи? - женщина, устало повернулась к молодой девушке, наблюдая как та делает большой глоток четверного эспрессо. – Вы все равно мне не поверите, так зачем же тратить силы на убеждение?! - Уэнсдей смотрела на огонь, чувствуя как последние крупицы холода покидают её тело, так не должно было быть. – Почему ты в этом так уверена? - Аддамс посмотрела прямо в глаза женщине, удерживая зрительный контакт до последнего. Она устала, глаза потихоньку закрывались от окружающего её тепла и приятного запаха, но она старалась не подавать виду, что ей это нравится. – Неважно. Мне пора. - Уэнсдей поняла, что ей пора уходить, уходить от приятного запаха духов, которыми теперь пахла она сама, от тепла, распространяющегося по телу будто лихорадка, от голубых глаз, смотрящих прямо сквозь все барьеры Уэнсдей, от домашнего вида Ларисы Уимс. Уэнсдей Аддамс не готова к тем чувствам, что испытывала рядом с женщиной. – Подожди! - директриса схватила прохладную маленькую ладошку ученицы, моментально отдергивая руку, когда по телу промчался электрический разряд. Уэнсдей, вставшая с кресла, затряслась и запрокинула голову, утопая в череде видений, которые она видела за шесть лет о СВОЕЙ женщине. Каждое видение приобретало отчетливое выражение лица директрисы Уимс, каждое прикосновение было сделано её руками, каждое слова сказано ее голосом. Уэнсдей тонула в чувствах, тонула в голубых глазах. Пазл наконец-то сложился. Лариса напротив замерла, пораженная случившимся. На несколько долгих мгновений страх сковал её тело и разум, она не понимала, что ей нужно делать. Но память подкинула фрагменты из её учебы с Мартишей, у которой были видения. У Уэнсдей было видение. Уимс нерешительно подошла ближе, переплетя трясущиеся пальцы со своими вмиг похолодевшими. У Мартиши это длилось не больше тридцати секунд, но Уэнсдей не приходила в себя уже около минуты. С каждым мгновением девочку трясло все сильнее, пока она в один миг обессилено ни упала прямо в руки директрисы, тяжело дыша. – Уэнсдей, ты в порядке? - Лариса нежно убирала прилипшие к лицу пряди волос с бледного лица. Девушка испуганно посмотрела на неё, в одну секунду отскакивая к камину. Она непонимающе смотрела на женщину, которая была её судьбой, и не знала что будет делать. Раньше она представляла, как они встретятся, что скажут друг другу, у Аддамс была даже готова речь, но все это в один миг рассыпалось, как старинная матушкина ваза, которую разбил Пагсли. Она оказалась не готова к этой встрече. Единственным правильным вариантом казалось ей сбежать, так она и сделала. Бежать пока не убежишь. Лариса осталась одна, непонимающе смотря на раскрытую настежь дверь своего кабинета. В душе что-то неприятно заскребло. ***В поиске аж до бреда, в каждом сне всё про тебя Ультрафиолетом сладко пахло с сентября Самым ярким цветом вновь раскрасит тополя В поисках того лета, что пропала по полям
Девушка сидела на каменном балконе. Дождь прекратился, оставив после себя сырость и промозглый холод. Прикрытые до середины бедра голубыми шортами ноги обжигал холод. Посмотрев вниз, Уэнсдей увидела лишь темноту под собой, ветер трепал ещё влажные распущенные волосы, пахнущие дорогим шампунем. Аддамс впервые отчетливо чувствовала горечь и тоску в груди и холод. Внутри неё было так холодно и к погоде это не имело никакого отношения. Погруженная в свои мысли, она пропустила мимо ушей звук приближающихся чужих шагов. Тело неожиданно пробило током, когда теплые руки обвили её талию, крепко прижимая к себе, тепло непрошено, но медленно пробиралось в её маленькое тело. – Что же ты делаешь, глупенькая? - тихий, нежный голос обжег ухо Уэнсдей и ей вновь захотелось бежать, но вырваться из кольца крепких рук не получилось. – Вам лучше отпустить меня, а не то… - ледяные ладошки опустились на сцепленные под грудью руки директрисы в жалкой попытке освободиться от них. Опустив взгляд Уэнсдей увидела красивые тонкие наманикюренные женские пальцы. – Не то что? - Лариса одним резким движением стянула Аддамс с ледяного балкона на твердый мраморный пол, сильнее прижав к себе, не в силах сопротивляться собственным желаниям. – Не то мы влюбимся друг в друга… - прошептала Уэнсдей. Директриса за её спиной напряглась, развернув лицом. Уэнсдей запрокинула голову вверх, чтобы смотреть прямо в голубые глаза. – Что…? - сипло спросила Лариса, сжимая тонкое запястье холодной руки чуть сильнее. – Вам нужно отпустить меня, не то мы влюбимся друг в друга. - прошептала Уэнсдей, её глаза защипало от слез, впервые признанные ею. Столько лет стараний, чтобы перечеркнуть все одним мгновением - они не могли быть вместе, Уэнсдей всегда это знала. Девушка осторожно высвободила свою руку из ослабевших, теперь тоже похолодевших пальцев директрисы. Кончиками озябших пальцев Уэнсдей, еле касаясь, провела по запястью Ларисы, неожиданно в морозном воздухе обжигая кожу, заставляя покрыться её мурашкими. Едва ощутимо подняв чужую руку, Уэнсдей поцелуем-бабочкой коснулась кисти и быстро поспешила внутрь школы, оставляя после себя выжженную землю. – Уже. - донеслось в спину Уэнсдей. Девушка замерла в полушаге от спасительного выхода. - Уже влюбились.Где ты? Я всё ищу тебя по белу свету Мне бы знать цвет волос или твои приметы Небо жгёт наши общие с тобой кометы Где ты? Лишь маякни, и я к тебе приеду