*
— Тайлер? Тайлер, ты меня слышишь? О господи, Тайлер! Это знакомый голос. Он тянется откуда-то издалека, едва уловимая невидимая нить растягивается и расширяется, но так и не приводит к цели. — Ох, мой мальчик. Мой дорогой мальчик. Я никогда больше не позволю Заку подавать тебе мяч! Тайлер? Солнечный луч приземляется ему на шею, касаясь воротника, и Джозеф вздрагивает, вздыхает. Этого недостаточно. Пока — нет. — Мне так жаль, — голос прерывается всхлипом, заглушенным о какую-то поверхность. Вероятно, человек прикрывает рот тыльной стороной ладони. — Мне стоит... я наверное, — звук открывающейся двери всё ещё ощущается на бесконечной дистанции и будто пробивается сквозь толщу воды. — Я вернусь. Не вставай. Господи, спаси моего мальчика. Тайлер с силой жмурится, отсчитывает до десяти, а затем позволяет себе приоткрыть один глаз. Солнце тут же пробирается под сетчатку, и он прерывисто шипит. Ему однозначно не больше двадцати пяти. Он чувствует это в конечностях, между подрагивающими пальцами. На кончике языка. Ему так чертовски страшно, а перед глазами — система бесконечностей. Если бы он был подключен к медицинскому аппарату, тот бы уже взорвался высоким протяжным звуком, разбиваясь о стены комнаты. Но он в своей спальне, в комнате, в которой провел бессоные ночи и отчаянно долгие вечера. Со стены на него смотрит череда спортивных медалей, и ветер раскачивает их, будто маятники: из стороны в сторону. Не смотри, — повторяет он себе. Думай, что делать. Думай. Крис отчитывает Зака за испачканный баскетбольный мяч, Зак кричит на него в ответ. Мэдди что-то готовит на кухне: стучит ножом по доске, шипит сковородка с подгоревшими тостами. Джей топает по коридору, он будто недавно научился ходить и делает это неумело, нескладно. Тайлер закатывает глаза. Ну, а потом делает то, что позволяет ему выбраться: путь от распахнутого окна; по ветке дерева; вниз по стволу — заученный наизусть. Он хватает велосипед Зака — потом, как-нибудь, объяснит. Резина на колесах у того красная, прямо как внутренняя сторона глазного яблока, когда приходится моргать. Сколько у него времени? Час? Сутки? Вечность? Какой, черт возьми, сейчас вообще год? — Привет, Тай-лер, — это соседская девчонка, постоянно выпрашивающая у него черный йо-йо. Она задумчиво кусает губу, когда Джозеф на скорости проезжает мимо, даже не оборачиваясь. Дорожка под колесами отдает в голову странным шумом, будто кто-то громко, навязчиво, стучит в барабан. Не слушай, — говорит он себе. К его голосу примешивается другой, совершенно родной, известный. Тайлер стискивает челюсть до скрипа, когда звук становится совершенно невыносимым. Он трясет головой, движение выходит рваным, нечетким, и границы мира снова размываются. На мгновение все темнеет, а затем прорезается свет. Так что он заворачивает в ближайщий маркет, табличка над входной дверью сообщает: Центрвилль. И далее: спасибо, что пришли. Мы очень ценим ваше время. Тайлер вздыхает, доставая из кармана смятый кусок бумажки. Тосты на завтрак, новые батарейки, хлопья, наручный выключатель. Десять раз перечеркнутое слово «дом». Рядом, красным карандашом: портал в червоточину. Он поднимает глаза как раз в ту секунду, когда парень с красными волосами оказывается в проходе. Они знакомы. Разумеется, они знакомы. На Джоше дурацкие темные очки — он будто постоянно наблюдает воображаемое солнечное затмение. Так бывает. Кто бы мог подумать. — Йоу, бро, — бросает он, растягивая губы в улыбке. Он, блять, почти светится. Тайлер пялится на него в ответ, не моргая. Джош тут же хмурится. — Все в порядке? Тайлер, ты будто призрака увидел, — он хлопает себя по карманам, затем засовывая в них большие ладони. — Я не похож на призрака, да? Вроде, живой. — Да, — говорит Тайлер. Джош медленный, отмечает он. Движения у него заторможенные, почти нереальные. Они будто в Слоу-тауне — метафора, которую Джозеф придумал, когда ему было пять или около того. Слоу-таун, ага. — Это из-за воскресенья, да? Из-за того, что я сказал тебе в церкви? Черт, прости, — Джош нервно кусает губу, руки в карманах сжимаются в кулаки. Тайлер мотает головой. Он не может открыть рта: тогда придется сказать, что в это воскресенье он был на работе, пересчитывал бумажки, затем добрался до бара, а утром еле-как дошел до квартиры. — Окей, — отвечает Тайлер, заставляя себя ворочать языком. Джош не ведется, ни разу. — Это было грубо и, — на нижней губе образуется ранка и из нее течет кровь, прямо по подбородку. — Мне так жаль. Джош не замечает. Замечает Тайлер. И поэтому он протягивает руку, касаясь двухневной щетины, размазывая красную полосу (она, ожидаемо, превращается в красное пятно). Джош, кажется, задерживает дыхание, и напрягается всем телом. — Не молчи, — просит он. Тайлер бездумно открывает рот и тут же его закрывает. Джош всматривается в его лицо: в темные круги под глазами, покусанные алые губы, темные бесконечные глаза. — Слушай, Тайлер, как давно ты вообще был дома? Джош имеет в виду: ночевал. Тайлер выглядит потрепанно, веки у него закрываются будто сами собой. Ну и, еще он будто старается не моргать, это тоже, да. Тайлер слышит: как давно ты проверял, где ты оставил свое сердце? И когда последний раз ты чувствовал себя в безопасности? Так что он делает он шаг вперед, ещё ближе, и утыкается лбом ему в грудную клетку. — Оу, — рука Джоша оборачивается вокруг него сама собой, естественным ходом вещей. В этом отрезке времени они знакомы всего ничего: где-то две недели. Там, откуда Тайлер, они знакомы целую вечность: и Джозеф знает его любимый цвет, где он хранит коробку «секретных материалов» и сколько у него барабанных палочек со старой работы в музыкальном центре. — Мне нужно найти портал. Портал, ага, в червоточину. — Тебе нужно поспать, — говорит Джош, вибрация от его голоса передается через кожу прямо в мозг Тайлера. — У меня есть свободная кровать, Джордан вчера съехал. Тайлер кивает. Ещё и ещё, просто, чтобы выдать какую-то реакцию. Джош практически тащит его на себе всю дорогу, Джозеф отключается и возвращается обратно. Он держит его за руку, неуверенно, но сильно: на ладони отпечатывается другая ладонь. Дом Джоша ещё новый, от фасада пахнет краской, на заднем дворе грудой валяются кирпичи. Крис растащит их все недели через три, но никто, кроме Тайлера, об этом ещё не знает. На стенах висят фотографии из альбома: маленький Джош в джинсовом комбинезоне. Тайлер пытается запомнить. Боже, поверьте ему. — Спасибо, — произносит он одними губами, когда Джош оставляет его в комнате брата. На полу стоят недопитые банки рэд-булла. Джордан больше не вернется, и Тайлер сжимает в кулак ткань на штанах. Никто, кроме него, об этом ещё не знает. Тайлер позволяет себе закрыть глаза дольше, чем на пару секунд и впервые за долгое время молится, что проснется ещё раз.*
С того вечера жизнь входит в ритм. Зак больше не дает ему в руки баскетбольный мяч, Крис не спрашивает ничего о его будущем. — Я пишу музыку, — как-то произносит Тайлер во время семейного ужина. Он в это не верит ни разу, нет. — У Джоша теперь есть барабаны. Все молча кивают. Жизнь идет дальше.*
Тайлер ходит за продуктами три раза в неделю: Зак отдает ему свой навороченный черно-красный велосипед. Центрвилль предлагает доставку. Мы ценим ваше время, уверяют они. Тайлер кивает, как и всегда. По четвергам и воскресеньям они посещают в местную церковь. По воскресеньям — всегда с Джошем. Он ходит к одной и той же иконе и молится, молится, молится. Распятие Христа напоминает ему о его собственном грехе — тянущемся, кажется, сквозь поколения. Он так устал его замаливать. Однажды он пишет Джошу короткую смску: я рассказал Богу о тебе. Ему приходит ответ: а он что? Тайлер смеется, сгибаясь пополам. Он так чертовски сильно влюблен. Бог смотрит и ничего не говорит. Если Джозеф не разваливается на гостевом диване Джоша или не сталкивается с ним в маркете, тот всегда обнаруживается на коротком наборе. Смс-ки превращаются в отслежевание траектории сознания. Сегодня они обсуждают новый ритм и старую песню arctic monkeys. Этот блядский Алекс Тернер и его басс-гитара, сообщающие всему миру о ненормальных зависимостях. Классная строчка, бро, пишет Джош. «Я приду, чтобы найти тебя одним бархатно-теплым утром, опоздав на множество лет». Укради ее в наш альбом. Тайлер дергается, телефон выпадает у него из рук. Он дышит часто-часто, смаргивая слезы. Нет, пишет он в ответ. Не говори со мной больше. Не говори, не надо, Джош. А затем: Заблокируй мой номер. Он — одно сплошное разрушение. В эту ночь Тайлер не спит. Конечно, нет. Он больше не закрывает глаза — одно моргание, простое движение век может лишить его жизни. Он медленно нащупывает в кармане потертую бумажку и крутит ее между пальцами: слово «дом» всё еще перечеркнуто напрочь.*
Джей просекает все первым. Ну и, как же иначе. — Тайлер, подбрось меня до школы? — кричит Мэдди со второго этажа. — Папа сегодня не может. Тайлер бросает резкое «нет» прежде, чем успевает сообразить. — Пожалуйста? — уточняет Мэдди, в руках у нее бокс с сэндвичем. Это на обед. Тайлер мотает головой до тех пор, пока его голова не начинает гудеть. Он использует это как отговорку. — У меня мигрень, Мэдди. Прости, сестренка. Сегодня никак. Он держит голос ровным, но слезы вместе с яркими картинками, затапливают ему глазные яблоки. — Тайлер, — и о, на этот раз это мама. Тон у нее стальной, не терпящий возражений. — Ключи от моей машины в коридоре, и поживее. Не хватало ещё, чтобы моя девочка из-за тебя опоздала. К черту школу, думает он. К черту, все. Не смотри, не думай. Живи. В коридор он идет на негнущихся ногах, готовый в любой момент сбежать. Руки у него трясутся безбожно, он хватает ключи и тут же отпускает. Будто в замедленной сьемке, он наблюдает за тем, как ключи падают на деревянный пол. — Мам, — вставляет Джей. Он обнимает своего любимого плюшевого медведя. — С Тайлером что-то не так. Что-то не так. Джозеф шикает на него, но это не помогает. — Ага, — замечает Мэдди. Звучит так, будто ей стыдно в этом самой себе признаваться. Она всегда была слишком умной для своих лет. Тайлер кивает, как заведенный болванчик. С ним всегда «что-то было не так», вот, в чем дело. Тайлер Роберт Джозеф — один бесконечный катарсис. Болит там, куда дотянуться нельзя. Ну и, в конце-концов, он все-таки оказывается около церкви. Спиной упирается в кирпичную стену, щелкая резинкой по запястью. — Зачем? — глупый вопрос, разумеется. Небо ему не отвечает. Безмолвное, суровое, оно хмурится в ответ черными тучами. Он вырос. Покинул город. Выбросил тетради с текстами песен. (На самом деле, это был целый ритуал — поистине. Он закопал их в лесу, на два метра под землей — так, чтобы ни одна живая душа не смогла дотянуться до его полу-мертвой) И вот, где он сейчас. Ему снова нет и двадцати пяти. — Зачем? — повторяет Тайлер. Упрямство всегда было где-то у него в характере. — Ты знаешь. Тайлер вздрагивает всем телом. — Джош. Слезы текут безостановочным потоком, размывая границы сознания. Джош видится ему ярко-красным пятном, и это полный провал. — Джош, тебе нужно уйти. Пожалуйста. Я хочу все исправить. Господи, пожалуйста, дай мне шанс все исправить. Зачем Ты это сделал? Он оказывается в нужном месте в нужное время — впервые в своей жизни — и пропускает момент, когда губы Джоша находят его собственные. — Ты постоянно задаешь неправильные вопросы, — отмечает Джош, пробираясь горячими ладонями под рубашку. Сердце стучит у него в районе горла. Тайлер хмурится, буквы смешиваются в одну сплошную линию. — Ну же, расскажи мне как правильно, мистер я-все-знаю. Джош обнимает его мягко, плавно, будто раненого зверя. — Спроси меня «почему»? — Почему? — Потому что я люблю тебя, Тайлер. Я знаю, что ты сделал. И мне все равно. Тайлер целует его в лоб, в уголок губ, отслеживает собственным ртом созведие веснушек на его щеках. — Я бы никогда не... — Я знаю, — перебивает Джош. — Я знаю. Они целуются долго, развязно, и Тайлер в курсе, что Бог все видит. Он разворачивается всем корпусом и демонстративно срывает крестик с шеи. Джош наступает на него ногой. — Я люблю тебя, — говорит Тайлер. Джош приглаживает его волосы (они в ужасном беспорядке). Он прикасается губами к запястью три четких такта, а затем зубами снимает резинку. — Тебе нужно, — голос Джоша ломается, но взгляд удерживает на месте. — Нужно найти портал. Прости, Тайлер. Мир трещит, Джош держит его голову в своих ладонях, пока темная материя забирает Тайлера обратно к себе. — Так это был ты.*
Взгляд скользит по светло-серому небу. За шиворот ему падает искусственный снег. Бугры и ямы на асфальте впиваются ему в спину. Иногда он воображает, что было бы, если бы машина затормозила на повороте. Если бы он оказался вместо Джоша. Если бы он в тот день не сел за руль, если бы никогда вообще не учился водить. Джош был бы жив. Ну, это раз. Его семья не выставила бы его за дверь, заручившись обещанием никогда не возвращаться домой. Это два. Наручные часы, минутной стрелкой замедляясь к середине, всё же продолжают свой ход.