Сирень.

      Надежда и безучастность. Наверное, так можно было охарактеризовать последние месяцы общения Тушенцова и Кашина. Когда один надеялся пересекнуться взглядами в школьном коридоре, второй не имел пристрастия даже написать простое сообщение в мессенджере. Оба не желали объяснится перед друг другом. Руслан не хотел сдувать увесистый слой пыли со старых кровоточащих обид, а Даня не горел желанием возвращать беззаботное и, возможно, радостное прошлое.       Наверное, такова и была участь их союза. Рано или поздно всё закончиться, особенно для них. Они всегда знали, что обречены на крах.       Но это не мешало Тушенцову часами проводить время у себя в сознании, перебирая счастливые моменты вместе с Кашиным. Вспоминать их прогулки, после которых ломило всё тело; пройденные вместе трудности; вечера, когда те распивали алкоголь до беспамятства. Всё это грело душу лучше всех одеял и батарей. При каждом отголоске памяти, улыбка сама проступала на лице, плавно переходя в дерущие горло слёзы.       Руслан всегда любил их дружбу, но не ценил. Как-будто была бомба замедленного действия, которая вот-вот должна разлететься на тысячи мелких осколков. Только, не ясно когда и как. Прямо как и его чувства. Всё это время они скапливались внутри, набирая впечатляющие обороты. И Даня сопутствовал этому каждый раз, когда позволял себе потратить даже незначимую часть своего такого дорогостоящего для Тушенцова внимания. Фитиль поджёг тоже он. В момент, когда решил сделать первый шаг. Первый шаг назад.       Ничего не разъяснив, он молча закрылся от него. Игнорировал как можно больнее и мучительней. Отвечал настолько сухими репликами, что воздух в пустыне казался свежее и насыщенней. Уклонялся от встреч, будто на них он был как кот под проливным дождём. Избегал его в школе, прикрываясь за всеми возможными углами и просиживанием перемен в туалете.       С того момента, как Кашин предопределил своё поведение, прошло полгода. И Руслан медленно сыпался, как пепел с сигарет. Засыхал будто цветок без жидкости и солнечного цвета. Его можно было сравнить с лотосом. Сорвав его с поверхности воды, он тут же погибнет. Лотос не будет расти в искусственном водоеме, как бы хорош тот не был.       Тушенцов назначил встречу, сам того не осознавая. В порыве ночного метража эмоций он судорожно держал телефон, смотря на один и тот же знакомый контакт. Ладони предательски потели, а мысли никоим образом не совладали воедино. Каждое сообщение печаталось битый час, но при перечитывании стремительно стиралось. Всякий раз при желании приблизить пальцы к клавиатуре, они тут же отдалялись прочь. После множественных колебаний, результирующее смс было простым и коротким приглашением на разговор. Руслан не ожидал чего-то обнадёживающего, поэтому наотмашь позабыл об этом и провалился в сон, уже на утро найдя в строке уведомлений негаданное соглашение.       Выходя из собственного подъезда в голове всплыл вопрос, почему тот без пресечений принялся заявиться на данную авантюру? Неужто ли надумал возобновить старые взаимоотношения? Или решил окончательно поставить на них крест? Впрочем, уже было не до этого, ведь Тушенцов намеревался действовать на опережение и поставить ультиматум. Однако не Кашину, а самому себе.       На назначенном месте уже виднелся знакомый силуэт, который совсем скоро станет чужим, блёклым и погасшим. Подходя с каждым шагом всё ближе становилось невыносимо, под одеждой всё вспрело и тряслось. В горле собрался тугой ком, который не выбить. Всё казалось таким ненастоящим и сюрреалистичным, что аж перед глазами дрейфовало.       — Привет, — бесхарактерно говорит Даня, опуская телефон в карман спортивок. Лица на нём нет, как и такового желание поговорить тоже. — Что в руке?       Кашин украдкой оглядывает того с ног до головы, возвращая взгляд на лицо. Глаза напротив смотрят куда угодно, лишь бы не на его физиономию.       — Сирень, — Руслан поднимает взор, осмеливаясь взглянуть на рыжего. Тот сильно поменялся с их последней встречи: синяки под глазами, просевший голос от сигарет, весь уставший и помятый. Тем не менее, он пришёл сюда не за этим. Одновременно хочется сказать так много, и так мало. На языке крутятся тысячи слов, но вымолвить удаётся ни одного. Парень поднимает сжатую руку с мелким букетом лиловых цветов, протягивая его чуть вперёд. — Тебе.       Кашин недоверчиво смотрит вниз на предложенный подарок, не понимая к чему это. Зависает на пару секунд, но презент всё-таки принимает. Разглядывает и крутит в руке, после чего опуская кисть к бедру и поднимая свой мёртвый взгляд обратно.       Тушенцову неуютно до жути. На него будто давят со всех сторон бетонными стенами, заставляя сжаться в один непропорциональный комок. Хочется просто заткнуться и уйти, забиться в угол и сидеть там до окончания этого злощастного и тягостного дня. Но в голову приходит напоминание о ещё одном заранее подготовленном сувенире.       — Держи, — из заднего кармана джинс достаётся пачка любимых сигарет Кашина. Тот слегка поднимает брови вверх, не сильно затягивая своё внимание на папиросах.       — Сигареты? — в полтона говорит Даня, изгибая одну бровь и косо посматривая. — Серьёзно?       По чужой реакции хрен поймёшь, что тот вообще чувствует. Вроде как и принимает, но так отчуждённо и брезгливо. Становится слегка тоскливо от понимания, что скорее всего, он даже про него не вспомнит.       — Ладно, — Кашин суёт пачку в тот же карман, что и телефон. — О чём хотел поговорить?       — Это всё.       Руслан уже устал бегать от своих чувств, так что нагло палит тому прямо в голубые зеницы. Он слишком много натерпелся, пора разрывать этот круг вечных и ложных надежд и приступать к осмыслению своих действий. Уже пора смириться с тем, что как раньше не будет.       — Это всё, что я хотел, — гнусно твердит Тушенцов, сжимая руку в кармане до побеления костяшек.       Виснет настолько тяжёлая пауза, что парень ощущает её всем весом. Тело осязает холод, хотя на улице более пятнадцати градусов и солнце слепит глаза. И этот холод исходит от Дани. Он был как ледяная глыба, которую не пробить никаким ледоколом. Льдина настолько велика, что при потеплении затопила бы всех и вся вокруг, а сама растворилась с окружением. И в этом был весь Кашин. Недоступный, отвергающий и жгуче морозный. Притронувшись к нему, кожа бы прилипла к поверхности, никак не отходя. При попытке высвободиться, часть осталась бы на льде и осталась бы навсегда с ней, а из раны пошла сизая алая кровь. На том месте кожа снова заживёт, появится новый слой и всё будет хорошо. Но оставленная часть на нём всегда будет напоминать о себе, как твоя частица осталась с ним.       Больно было осознавать, что этот подарок ни на что не повлияет. Как и вся эта встреча, с этим пустым коротким и непримечательным диалогом. Возможно, так будет лучше для них обоих, и Руслан лишь раздувает из мухи слона. Хотелось на это надеется, но реальность бьётся как стекло об асфальт, своим звоном привлекая всё внимание.       — Когда будешь дома, посмотри, что обозначает сирень.       На этом всё. Всё закончено и ничего вернуть назад. Крест поставлен, как и точка невозврата.       Тушенцов закуривает сигарету, втягивая едкий дым до максимума. Хотел бы он так ещё раз вдохнуть аромат Кашина на его одежде, заполняя свои лёгкие. Но больше он даже не услышит от него и звука. Не увидит очертания его тела. Не сможет посмеяться вместе с ним над каким-то бредом. Не взглянёт на его запоминающуюся улыбку.       По щеке стекают тусклые слёзы, обветривая кожу.       И Руслан знает. Знает, что его чувства останутся неозвученными. Знает, что букет сирени останется выброшенным в ближайшей мусорке.