Pass me that lovely little gun
My dear, my darling one
The cleaners are coming, one by one
You don't even wanna let them start
Тот день навсегда останется вычеркнутым из памяти Шарля. Самым страшным, как непрекращающийся и монотонный кошмар, самым ненавистным, как боль, которую невозможно прекратить, самым черным, как будто у тебя отобрали возможность видеть этот мир своими глазами. И одновременно самым увековеченным и болезненным клеймом на сердце. Медленно выжигаемым следом, незаживающей и кровоточащей раной, впившимися шипами черной розы, потерявшей лепестки и не имеющей возможности отправиться за ними вслед.They're knocking now upon your door
They measure the room, they know the score
They're mopping up the butcher's floor
Of your broken little hearts
Oh, children...
Шарль всегда знал, что они вместе до самого конца, какой бы длинной и насыщенной не была их жизнь. Они могли не быть рядом каждый день, могли в итоге быть занятыми в разных направлениях и не пересекаться профессионально, могли проводить порознь определенные промежутки жизни. Но красная стальная нить с черным отливом связывала их запястья и обвивала тела подобно лианам. Он знал, что смерть они встретят вместе. С самого детства чувствовал, что их существование на этой планете должно начаться одновременно, также и закончиться. И в жизни Шарля так и было. С самого рождения он знал Жюля, который, в силу знакомств, был рядом в каждом ключевом и поворотном этапе жизни. Любовь расцвела между ними уже в осознанном юношеском возрасте. Она стала лучшим, что могло связать их помимо дружбы и гонок. Воздухом, которым дышали оба и им было все мало. Огнем, разгорающимся внутри от каждого прикосновения. Такой же красной, как и нить судьбы, в их умах пульсировала мысль, медленно, спокойно и соединяюще в своем чувстве завершенности. Бок о бок, рука об руку, бесстрашно глядя вперед. В неизвестность, что ждала их за белой пеленой забвения и тишины.Forgive us now for what we've done
It started out as a bit of fun
Here, take these before we run away
The keys to the gulag
А забвения ли? Может наоборот вечной жизни, существующей благодаря памяти, бесконечной любви и скорби всего мира по двум безвременно ушедшим гонщикам. Чьи ясные лица без тени сомнения в собственном будущем смотрели с постеров, журнальных разворотов, многочисленных листовок, плакатов и баннеров... посмертных рисунков на шлемах и фотопортретов, повязанных черными ленточками, ближайшую вечность.Oh, children
Lift up your voice, lift up your voice
Children
Rejoice, rejoice
Вечная жизнь будет устлана цветущими полями, высокой травой и зелеными лесами. Свежестью и легкостью, спокойствием и добротой, полным отсутствием боли и ужаса одиночества, горя и печали, страданий и мучений. Никто не знает, насколько сильно он способен желать этого, пока не столкнется лицом к лицу, пока не ощутит ледяное, совершенно безэмоциональное рукопожатие и отдающее обратной дрожью прикосновение черного шелка вечных одеяний самой Смерти.Here comes Frank and poor old Jim
They're gathering 'round with all my friends
We're older now and the light is dim
And you are only just beginning
Oh, children...
Шарль не думал о вечной жизни, о хорошем и добром, что может ждать его за белой пеленой, о плохом, что может последовать за его деянием. Взгляд остекленевших глаз был направлен на несколько довольно увесистых непрозрачных бутыльков с маленькими белыми таблетками и двухлитровую бутылку с водой. Он приготовил заранее даже стакан для таблеток, думая, что будет, вероятно, в течении часа по одной доставать их из хрустящих тонкой алюминиевой фольгой блистеров, но слишком поздно до затуманенного разума дошла мысль, что перед ним удобные бутыльки, которые можно просто поднести широким горлышком ко рту и высыпать необходимое количество за раз и затем быстро запить.We have the answer to all your fears
It's short, it's simple, it's crystal clear
It's round about and it's somewhere here
Lost amongst our winnings
Шарль был настолько погружен в свои собственные мысли, что вместе со стаканом в идеально ровный ряд, будто это могло на что-то повлиять, положил на стол несколько лейкопластырей, ватных дисков и перекись - он знал, что почти каждый раз при открытии упаковки лекарств и контакте с блистером его тонкие, созданные буквально для игры на фортепиано, а не для руля гоночного болида, пальцы покрываются едва ли не моментально начинающими кровоточить тонкими порезами. Его бледное и безэмоциональное лицо автоматически тронула последняя усмешка, тут же пропавшая и не оставившая и намека на себя.Oh, children
Lift up your voice, lift up your voice
Children
Rejoice, rejoice
Жюль любил шутить, часто промывая и обрабатывая его ранки, что такие пальцы созданы лишь для его поцелуев. Нежных, словно пушистое перышко, и таких же щекочущих прикосновений. Спрятанных в ладонях улыбок, ощущаемых касаний самых кончиков пальцев к впалым щекам с отросшей щетиной, опускающимся к контуру потрескавшихся губ, цепляя в ее уголках улыбку.The cleaners have done their job on you
They're hip to it, man, they're in the groove
They've hosed you down, you're good as new
And they're lining up to inspect you
Oh, children...
Шарль понимал, что не смог сдержать клятвы быть вместе до конца. Он проиграл эту гонку стране восходящего солнца. И каждую секунду на протяжении долгих девяти месяцев просыпался, жил и засыпал с единственной мыслью - он не смог, он бросил, он предал. От бессилия хотелось кричать, от бессилия хотелось стонать, от бессилия хотелось рвать на себе волосы, от бессилия хотелось молчать. Шарль ненавидел все, чертов гоночный мир и их судьбу, каждую секунду своей жизни и себя. Ненавидел до тошноты и выплаканных слез, обволакивающего чувства собственной мерзости от того, что он больше не мог сделать ничего.Poor old Jim's white as a ghost
He's found the answer that we lost
We're all weeping now, weeping because
There ain't nothing we can do to protect you
Поэтому сейчас, в эту холодную, но безоблачную, летнюю ночь, чувствуя затылком резкие порывы ветра из приоткрытого окна и трепыхание прозрачных занавесок, юноша смотрел на выстроенный одинокий ровный ряд предметов на его белом столе и без тени страха думал лишь об одном. Он старался исправить и навсегда успокоить раздирающую изнутри боль. Он это сделает, у него получится.Hey little train, we're jumping on
The train that goes to the Kingdom
We're happy, Ma, we're having fun
The train ain't even left the station
Единственным элементом, что мог привлечь взгляд, помимо оставленного уже беспорядка, разбросанных крышек и разлитой воды, мерно капающей на пол и оставляющей разрастающееся пятно на светлом ковре, была предсмертная записка, проколотая в двух верхних уголках листа маленькими красными кнопками на совершенно пустой пробковой доске.Hey little train, wait for me
I once was blind but now I see
Have you left a seat for me?
Is that such a stretch of the imagination?
“Мама, прости меня. Я не хочу, чтобы ты хоть на секунду думала о том, что виновна в этом. В этом не виноват никто кроме меня самого. Ты дала мне столько тепла и заботы, сколько бы хватило на нас троих, но каждый ее получал в разы больше. После смерти отца ты сосредоточила всю жизнь на своих сыновьях, за что я буду вечно благодарен тебе. Пожалуйста, вырасти Артура таким же замечательным и светлым человеком, каким сейчас является наш Лоренцо. Будьте рядом друг с другом всегда. Я не смог сделать это со своим любимым, я не смог сделать это с вами, поэтому я ухожу за ним. Люблю тебя, мама.
Лоренцо, прости меня. Я знаю, насколько невыносимо вам может быть это читать, знаю, что причиняю боль и это единственное, что вызывает во мне эмоции в момент написания этого. Если ты сейчас рядом с мамой - пожалуйста, крепко обними ее и не отпускай. Она не заслужила всего этого, но, к сожалению, по-другому я не могу. Ты был лучшим старшим братом, которого я мог только пожелать. Прошу, стань таким для Артура. Люблю тебя.
Артур, прости меня. Стань опорой для своей семьи. Я горжусь тобой, ты умный, ты очень способный и талантливый. Такого младшего брата, как ты, мы с Лоренцо и просить не могли у родителей. Но ты родился и в тот день мы стали абсолютно счастливыми. Если найдешь любовь всей своей жизни - не потеряй ее. И если ты захочешь связать жизнь с гонками - сделай это, но, прошу, будь осторожен, каждую секунду думай о жизни и не забывай, что там, где есть смерть, всегда будет смерть. Обними маму и Лоренцо. Люблю тебя.
Прощайте. Не дайте Жюлю стать забытым.”
Hey little train, wait for me
Was held in chains but now I'm free
I'm hanging in there, don't you see
In this process of elimination (children)
Жюль был теми исчезнувшими лепестками, которые безвозвратно потеряла роза, и Шарль отчаянно ринулся за ними, надеясь, что у него получится. Он не знал, чего ему ждать, не знал, есть ли жизнь после смерти. Но понимал одно единственное - этим он навсегда прекращает свои страдания и так или иначе воссоединяется с любовью всей жизни.Hey little train, we're jumping on
The train that goes to the Kingdom
We are happy, Ma, we are having fun (oh, children)
Beyond my wildest expectation (oh, children)
На своих руках, все таких же крепких и сильных, уверенно и без намека на дрожь сжимающих хрупкое тело совсем юного Шарля, Жюль вынес его из маленькой спальни, где все, кроме доски, было заполнено газетными вырезками, в каждой из которых находился реквием, и фотографиями, с каждой из которых смотрели все еще живые глаза. Вечно живые его глаза. Они были грустно-красивыми, будто вторили печальной улыбке. В настоящем, в отличие от фотографий, в глазах Жюля застыли слезы, но лишь одна скатилась по его щеке, огибая подбородок, и затерялась в спутанных кудрях на макушке Шарля. Эта улыбка отпечаталась тремя поцелуями: в самых непослушных завитках, на лбу без единой складочки и на неподвижных губах. Все также красивых, ровных, не потерявших теплого розового оттенка, но мертвенно холодных. Уверенным шагом преодолев порог комнаты они навсегда покинули мир живых, где останется лишь память о них и бесконечная любовь к ним.Hey little train, we're jumping on
The train that goes to the Kingdom
We're happy, Ma, we're having fun (oh, children)
The train ain't even left the station (oh, children)
Hey little train, wait for me
I once was blind but now I see, ooh-ooh-ooh
- Жюль? - Я здесь. И теперь он смотрел в зеленые, как луговая трава под вечерним солнцем, глаза и держал теплые ладони Шарля в своих руках как самый нежный и едва распустившийся бутон черной розы.