чёрный лис

сумерки перетекают в едва светлую, лунную ночь. под аркой неба зажигают и пульсируют белые звёзды. ночь тиха. только шепчутся сакуры в саду клана годжо. вдруг иллюзорная вспышка. чёрная, с белыми подпалинами лисица в венце рассыпающихся огоньков на черепичной крыше обвитого плющом летнего домика. щурит фиалковые глаза, прислушивается, бесшумно спрыгивает вниз. девять хвостов задевают цветки ровно высаженных ирисов. в мареве сна кивают бутонами пионы, дышат росой лилии. виднеются очертания поместья даймё. лис бесшумно подбирается к восточному крылу дома. принюхивается. под сводом карахафу едва слышен перезвон стеклянного колокольчика-фурина. ночь тёплая. сёдзи чуть приоткрыты. на полу комнаты молодого господина черта лунного света. у стены низкий столик с тушью, кипа листов с каллиграфией и суми-э. дотлевают палочки дорогих благовоний, роняя пепел в расписную керамическую плошку. дзинко проскальзывает в щель бумажных дверей. шерсть лисицы пушится, кончики хвостов подрагивают. человек на татами не спит. лазуревые глаза смеются, губы дёргаются в ухмылке. пришёл. словно наваждение, давно забытый сон, едва уловимый мираж соблазна. мерцающие многоцветные искры. туманное, мутное сияние кицунэби. на месте мёбу стоит молодой мужчина. часть смольных волос собрана магнолиевой канзаши, полы шёлкового кимоно небрежно распахнуты, в белых пальцах дымящаяся кисэру. — ждал меня? интересуется лис, вдыхая табак и дёргая левым ухом. едва заметно улыбается, подходит ближе, нарочно покачивает бёдрами, открывая взору бледную кожу ног. — знал, что придёшь. юный господин клана годжо подходит к сугуру вплотную, ведёт холодной рукой от скулы к шее. не спрашивая разрешения, распускает волосы дзинко, и они лежат на плечах тёмными лентами. сатору притирается ещё ближе, сжимает талию гето. теперь они дышат сладковато-вязким запахом дыма. годжо прикасается к мягким губам лиса своими, нетерпеливо размыкает их, ловя похотливый блеск в глазах напротив. руки сугуру закидывает партнёру на плечи, уши чуть прижимает к голове. мнимое подчинение. юный господин кусает губы гето, вылизывает горячий рот, не даёт отстраниться. генко отвечает: прикусывает нижнюю губу, слизывает каплю тёплой живой крови, извиняясь. позволяет годжо вести. губы припухли, на языке оседает пьяная сладость, словно наследный даймё только что выпил токкури дорогого сакэ. от сугуру его ведёт. хочется вдохнуть аромат кожи гето полной грудью, чтобы на дне лёгких осталась это свежее, ни на что не похожее удовольствие. лис-соблазнитель пахнет хвоей, ладаном и ещё чем-то цветочным. годжо не знает наверняка, но жадно прижимается устами к бьющейся в такт сердцу артерии на фарфоровой шее сугуру. он подставляется, прижимает ближе к себе. зарывается узловатыми длинными пальцами в мягкие белые волосы, дышит поверхностно. отчаянно не даёт отстраниться. сатору нетерпеливо развязывает пояс-оби. пальцы, едва касаясь, оглаживают грудь, бока, спину. ему мало. мало электричества под собственной кожей, мало гето в его руках. — пойдём на футон. жарко шепчет лис, целуя под адамовым яблоком, скидывает ненужное сейчас кимоно. не старается прикрыться, знает: хорош собой. только хвостами любовно подёргивает. годжо не в силах что-либо ответить. бог умер и стоит сейчас перед ним. или это дьявол возжелал низвергнуть его душонку в ад раньше телесной смерти и явился за грешником самолично. казалось, прошла секунда, а может, вечность. сатору шумно сглатывает, целует тыльную сторону кисти сугуру и, словно новобрачную, ведёт к супружескому ложу. ворох белых простыней. дзинко притягивает партнёра к себе, нетерпеливо целуя в губы. стаскивает с годжо дзимбей, царапает спину. больше не в силах ждать. юный господин одурманен. кусает ключицы, оставляя алые отметины. ниже. лижет ореол соска, вбирая в пламя рта манящую жемчужину. ниже. пересчитывает пальцами рёбра, губами ведёт по животу, оставляя россыпь бутонов, что к утру нальются синевой. ниже. к выступающим тазовым косточкам. облапать, вылизать, почувствовать это совершенное тело целиком. и всё равно, что у самого член давно свинцом налился. плевать, что низ живота свело страстью до боли. кажется, годжо может кончить прямо так. ни разу не прикоснувшись к себе. всё в сугуру так манит его, что поддаться этому искушению — самый простой путь. гето выгибается, рвано дышит и с упоением шепчет его имя. весь открытый перед сатору, тянет к годжо руки, обвивает, словно лоза косю. такой прекрасный в желании большего удовольствия. — перевернись. и лис, несмотря на разомлевшее естество, проворно оказывается в коленно-локтевой. выгибает спину, приподнимает хвосты и раздвигает стройные ноги в приглашающем жесте. сатору не говорит, только шумно выдыхает, сглатывая слюну. надеется выжечь эту ночь на обратной стороне век. это не первый их раз, но с сугуру всегда так. лисьи чары или ещё что — без разницы. каждое их рандеву бесценно. в голове вспыхивают мысли, мешая сделать следующий шаг. годжо мгновение медлит. — сделай это. бархатно просит гето, пуша хвосты и мелко подрагивая от предвкушения. сатору распахивает глаза шире и, как по наваждению, касается хвостов. гладит чернильную шерсть, ласково трогает основания, где приятнее всего, ведёт горячей ладонью до поясницы. лис едва слышно скулит в ответ на ласку. подаётся назад, желая большего. и получает. годжо целует, оставляет метки на внутренней стороне бедра, руками разводя ягодицы. размашисто лижет узкое колечко мышц. с губ сугуру срывается стон удовольствия. он судорожно закрывает рот рукой. нельзя, чтобы их услышали. прикусывает хлопковое одеяло, царапает простыни. дзинко переполняют чувства. вокруг неярким блеском вспыхивают блуждающие лисьи огоньки, озаряя комнату едва ярче лунного света. горячо, воздух вокруг них раскалился и отяжелел. сатору растягивал гето языком, проникая в податливое, словно сосновая смола, тело. ёкай ёрзал, по-лисьи скулил. хвосты подрагивали. анус пульсировал, сжимаясь от настойчивых ласк чужого языка. — ха~хватит. войди в меня. и он входит. одним плавным движением подаётся вперёд и, стараясь быть тише, прикусывая до крови губу, стонет сам. страсть сгущается вокруг них, обволакивает маревом и теряется в жадных касаниях, поцелуях и отчаянном биении сердца. годжо нетерпеливо подаётся назад, зарывается пятернёй в шёлковые пряди чернеющих волос, тянет на себя. прикусывает пушистое ухо, не переставая качать бёдрами. у сугуру перед мутным от похоти взглядом фейерверки. он дрожит всем телом, насаживается на крупный член партнёра и почти падает на футон, но его поддерживает рука сатору. темп становится быстрее, толчки — более рваными. с члена гето на простыни капает прозрачная смазка. обоих накрывает жгучая волна экстаза. годжо входит особенно глубоко, кончая внутрь и не спеша выходить. сугуру, зарывшись лицом в подушку, пачкает мятую, пропахшую сексом простынь. они лежат, пытаясь отдышаться, лениво водя руками по телам друг друга. ласкаются после бурного оргазма. сатору гладит своего лиса, а тот доверительно льнёт и почти мурлычет в ответ. — люблю тебя. успевает подумать годжо прежде, чем забыться в глубоком сне. к утру, когда небо только начинает светлеть, окрашивая вату облаков пурпуром, наследник клана просыпается один. рядом только подратые ночью холодные простыни. он распахивает сёдзи и собирается выйти в сад, но тут с ясного неба цвета первой сирени начинает капать мелкий весенний дождик. говорят, что в такую пору под дождём бывает лисья свадьба.