Долгая дорога в никуда

Долгая дорога в никуда *1914 год* Пролог: Начало Расплаты Пятнадцатилетний Людомир фон Заалгевич, сын богатого польского дворянина, находился в их родовом имении недалеко от Варшавы. Было начало декабря, снегом уже занесло дороги и окрестные леса. Юноша сидел в кресле перед камином, в котором уютно потрескивали поленья. И было что то хорошее, что то светлое. Наверное так сказывалась атмосфера грядущего торжества. Тут в комнату зашёл его отец. Старый граф, ветеран русско-турецких войн, человек суровой закалки, но очень любивший своего теперь уже единственного сына. —Людомир! В общем, дело такое. Я подумал что ты уже достаточно взрослый чтобы сходить со мной на охоту. В конце концов, надо обучать тебя выживанию в природе, ты же будущий воин, тебе это никогда не помешает. Собирайся, я уже все подготовил. Людомир всегда мечтал сходить с отцом на охоту. Когда тот после дня в лесу приносил домой тушу очередного кабана или волка, парень видел в родителе настоящего героя из былин. Отец всегда говорил что боится за него, да и слишком мал он ещё, а потому возьмёт его с собой как нибудь позже. И этот день наступил. Отец действительно уже все подготовил. Два ружья и на всякий случай кинжалы, одежда потеплее и запас питьевой воды. Заалгевичи вышли из дома. Зима встретила их прекрасным видом. Было утро, заснеженные луга сияли в лучах восходящего солнца. Голые деревья и вечнозелёные ели словно скрывали тайны покрытого сугробами леса. Отец Людомира обыкновенно охотился пешком, и в этот раз они сами двинулись через лес, под ними хрустели ветки деревьев и снег. А не считая этого — мертвенная тишина, словно окутавшая дикие заросли. Так они двигались около часа, пока наконец не услышали звуки невдалеке. Отец Людомира показал тому знаком чтобы он молчал, обо осторожно достали ружья. Хруст снега и веток приближался к ним, судя по громкости звуков это было что то очень крупное. Может кабан, лось или... —Шатун, — прошептал Заалгевич старший. Медведь, проснувшийся посреди зимы, не знающий ничего кроме неумолимого голода и злобы. Он, в отличие от медведей в другие периоды, не думал об осторожности и о том чтобы избегать людей, он шел на запах потенциальной добычи, ведь хотел есть и больше ничего. Разъяренный медведь вышел из кустов перед охотниками. Увидев их, он яростно зарычал и бросился вперёд. Заалгевичи прыгнули в разные стороны, старший быстро развернулся и выстрелил в медведя. Тот был ранен, но лишь больше рассвирепел. Он совершил рывок в сторону отца Людомира и мощным ударом лапы с острыми когтями пронзил его сердце. Тот упал на землю без дыхания, снег вокруг залился алым. Людомир взглянул на тело отца. Человек, который дал ему все, который воспитал его и привил все те ценности, которые в нем были. Внезапный прилив адреналина охватил юношу. Медведь уже кинулся к нему, но тут же получил пулю в череп, после чего Людомир выхватил кинжал и начал рубить животное в слепой ярости. Его разум затуманился, впоследствии этот момент и вовсе исчез из его памяти. Только заснеженная поляна стала красной. Только бесшумные зимние леса запомнили становление первого из рода несущих месть. Глава первая: Sweet home Petersburg *1917 год* Людомиру недавно исполнилось восемнадцать. Уже окрепший юноша, невероятно уверенный в себе и источающий ауру максимального авторитета. Все эти годы он обучался военному делу, и теперь был призван в царскую армию. Надо сказать что на фронтах Первой мировой войны в тот момент у России все шло из рук вон плохо, как мы знаем сегодня на горизонте маячило поражение Российской империи и ее распад, но до этого нам ещё предстоит дойти. А сейчас молодой и уверенный в себе дворянин Заалгевич ехал по улицам Петербурга в компании своего верного паренька-слуги Трофима и детского товарища, лейтенанта Максимиллиана Червонного. Скоро им предстояло отправится на острие атаки, а сейчас они завершали все свои дела здесь, в столице. Светило яркое солнце, листья деревьев уже изрядно пожелтели и покрывали дороги ковром, небо было чистым, стояла лёгкая прохлада, которая впрочем была только в сладость после жаркого лета. Проезжая по улице, юноша узнавал знакомые места. Улочки, по которым гоняли его по разным поручениям старшие офицеры, дома, где жили его знакомые, мост, с которого он как то упал в Неву когда переборщил с элем... Ладно, это лишнее. Вот сейчас они подъезжали к дому его возлюбленной, дочери дворянской четы, молодой Амелии Стародворской. На скамейке возле парадной сидела ее мать, Адриана, и что то вязала. Когда процессия подъехала ближе, пожилая женщина подняла голову и улыбнулась. —Людомир! Здравствуй, голубчик, — они крепко обнялись когда молодой офицер спешился —. Я слышала ты едешь на войну? —Как есть, матушка. Приехал попрощаться, да чай ещё свидимся. —Дал бы Бог, милый. Слушай, а ты все собираешь свой гербарий? Людомир действительно увлекался коллекционированием разных растений. Кивнул. —Гвоздик то у тебя там не было ещё. А раз уж такое дело, уезжаешь от нас, грех не порадовать напоследок. Адриана пошла на клумбы возле парадной и вскоре вернулась с двумя прекрасными гвоздиками. —Вот тебе сразу две, вдруг одну потеряешь. Засушишь, красиво будет. А Амелия тебя ждёт у себя. —Благодарен, сударыня. Заалгевич сказал своим спутникам ждать здесь, а сам быстрым шагом двинулся к двери. Парадная встретила его уже привычной роскошью, он часто бывал у Амелии (не будем подробно останавливаться на роде их занятий, нас дети читают, пишут кстати тоже), и потому все здесь было свежо в его воспоминаниях. И ее отец... Неприятный человек, который вечно подозревал Людомира во всех смертных грехах. Ну и ладно, ну и не очень то и хотелось. Заалгевич вошел в покои его возлюбленной. Та упражнялась в игре на скрипке, чудесные звуки разносились вокруг. —Я не отвлекаю? Амелия повернулась к двери и улыбнулась. —Людомир, ты меня никогда не отвлекаешь. Затем она поднялась, подошла к юноше и заключила его в крепкие объятия. Только после этого он обратил внимание на синяк у нее на скуле. —Амелия? Та заметила, куда направлен его взгляд. —А, это... Не обращай внимания. —Опять отец? —Говорю же, любимый, неважно. В поляке было вспыхнул гнев и жажда крови, но он слишком привык подчиняться чьим то приказам и просьбам, и потому быстро остыл. —Ты же уезжаешь на фронт?, — Амелия быстро сменила тему и взволнованно посмотрела на Заалгевича. Тот кивнул—. Пожалуйста, будь там осторожнее, и постарайся выжить. —Ты же меня знаешь, милая. —Вот именно! Я надеюсь что ты хотя бы не пропьешь своего коня в первый день... Оба засмеялись, а к Людомиру пришло болезненное воспоминание о его прошлом скакуне и трактирщике — его новом владельце. —Я правда сделаю все что смогу. Ну, ладно, я вообще ненадолго, мне надо ехать. —Ещё раз удачи, любимый. — Амелия ещё раз обняла Заалгевича. Людомир вышел из дома и заметил, что Максимилиан спешился и общался с каким то странным человеком. Тот был одет в черную мантию с капюшоном, который полностью закрывал его лицо. Сам по себе он был зловещим и выглядел словно бы как то ирреально, будто он лишь иллюзия. Людомир осторожно подошёл к ним. —Дружище, ты вовремя. Этот человек говорит что искал тебя. Заалгевич удивился ещё больше. Кому он мог понадобиться в такой момент? —Здравствуй, юный мститель. Голос говоришего звучал так же, как и выглядел его обладатель, неестественно и пугающе, словно просто очень громкий шепот. —Что?... Кто вы ещё такой? —Это не имеет значения. Консорциум отправил меня чтобы найти тебя и передать... Некоторую информацию. Империя уже обречена, хотя это ты наверное заметил сам. Мы хотим лишь чтобы ты кое что сделал чтобы повлиять на ситуацию. Заалгевич решительно не понимал что происходит и что несёт этот сумасшедший, но его голос заставлял просто остановиться и слушать. —На том участке фронта, куда тебя отправят, ты найдешь неких людей. Неважно кто они такие и зачем тебе это все нужно, твоя задача просто ликвидировать их. —Что... Тут вмешался Червонный. —Какого черта ты несёшь, старик? Тот лишь махнул рукой куда то в сторону вокзала. Офицеры рефлекторно повернулись туда, а когда поняли что их обманули, странного человека как след простыл. Людомир, Максимилиан и Трофим встретились с основной колонной солдат и поехали в сторону вокзала по проспекту. По обе стороны дороги толпились люди, свистели, что то кричали солдатам, провожали своих друзей и родственников. —Эй, Людомир, когда вернёшь полтинник? —Удачи, ребята! —Классная лошадь, Заалгевич! —Противогазы, разбирайте противогазы... Людомир вздохнул. Такой лёгкий, счастливый мир без лишних забот от провожает, и возможно навсегда... Вот они привязали лошадей (миссия не пропить коня выполнена) и пошли по перрону к поезду. Тот словно ждал из здесь всю жизнь, словно с самого начала все должно было закончиться так. Заалгевич остановился и сказал Максимиллиану: —Вот скажи, Макс, как думаешь, вернёмся мы? —Та кто ж его знает, как попрет. Ну, мы все таки солдаты, наверное привыкнуть можно было. — надо сказать, что Червонный уже воевал и вернулся из за ранения —. Будь что будет. От размышлений из отвлёк свист поезда. Так они вновь пошли навстречу небытию... Глава вторая: Осознанный кошмар Промозглый ветер колыхал просторы ковыля и ромашки. Могучие деревья шелестели вместе с ними. Небо было устлано редкими облаками, которые, словно души всех павших здесь, плыли по небу к долгой счастливой жизни... Слабое солнце освещало луга и изрядно поеденную временем железнодорожную станцию. Здесь был тупик, конец пути, и дальше дороги не было, причем зачастую не только для поездов. Вот прибыл очередной состав. Из вагонов на станцию тут же посыпали солдаты. Напуганные, отрешенные, готовые к бою и не очень, все они были здесь. Вот и наш польский офицер ступил на платформу и вдохнул полной грудью местный воздух. Было в нем что то особенное. И было что то особенное в контрасте: из Петербурга их, овеянных славой воинов, провожали толпы зевак, а здесь их, неприкаянных и заблудших сынов своей родины, встречал только шепчущий ветер и несвежий ковыль. Командир построил солдат. После стандартных армейских процедур взвод двинулся по чему то, отдаленно напоминающему дорогу. К Людомиру подошёл Трофим. —Барин, мне наверное в ваши дела лезть не пристало, но что это был за человек, весь в черном? —Понятия не имею... Но думаю они ещё дадут о себе знать. Будь наготове. Так они прошли ещё по меньшей мере несколько километров, пока не дошли до огромных размеров поля. Прямо перед ними был окоп, в котором им видимо предстояло провести ещё долгое время, а далеко далеко впереди — окоп немецкий, из которого устрашающе были выставлены пулеметы, дальше позади виднелась артиллерия. Трава в пространстве между окопами была вся выжжена и залита кровью, бои на этом поле шли уже месяцами. Командир обратился к солдатам: —Итак, бойцы! Атака планируется завтра утром, а потому пока можете быть свободны. Из окопа без серьезного повода не выходить, если не хотите получить пулю в лоб. Вольно. Солдаты разбрелись по окопу. Некоторые были поставлены за пулеметы чтобы контролировать местность, а остальные занялись своими делами. Кто то чистил винтовки и сапоги, кто то общался на пространные темы, один боец даже достал где то гитару и стал вместе с остальным напевать в то время уже распространившееся среди солдат "Наплевать, наплевать, надоело воевать!". Людомир же, большой любитель дневного сна, решил прилечь вздремнуть прямо в окопе, так как понимал что потом такой возможности может не предоставиться. И все вокруг было тихо, несмотря на разговоры солдат, и все было как то слишком мрачно... Приближалось что то плохое. Воины нервничали. Проснулся Заалгевич когда уже стемнело. Большинство солдат легли спать. Поляк же, в силу своей общей несобранности и безрассудства, решил что запреты это не для него и отправился исследовать поле. С собой он взял только револьвер и пару гранат, на всякий случай. На удивление, он без приключений прошел через поле и подошёл к немецкому окопу. Видимо немецкие пулемётчики тоже спали. Ха, а ему всегда казалось что их армия гораздо дисциплинированнее... Тут навстречу ему из окопа вышел немецкий солдат, безоружный и выглядящий безобидно. Он что то попытался сказать на ломанном русском, но Заалгевич жестом остановил его: —Я понимаю немецкий. —А, это замечательно, друг мой! Мое имя Вильгельм. —Прям как кайзер? —Хаха, да, как кайзер. А что это ты тут забыл? —Дышу свежим воздухом, — уклончиво ответил офицер —. Кстати об этом, закурить не найдется? Оба достали трубки, Вилли достал зажигалку, они закурили. —Ты кстати откуда? — поинтересовался немец. —Из Варшавы. —Аа, а я из Мюнхена. Так солдаты разговорились о разном. Через какое то время с обеих сторон послышались шаги, и в темноте с одной стороны показались Максимилиан и Трофим, видимо вышедшие искать пропавшего товарища, а с другой ещё три немецких солдата. —Людомир, ты что тут делаешь? — Макс недоверчиво покосился на немецких солдат. —Веду переговоры, не видишь что ли? Хаха! —Ну ты как всегда. Вот пристрелили бы тебя, и что? Где бы ты вообще без меня был, бес? Так все семеро не слишком громко общались ещё какое то время, пока не стало светать. —Барин, командир сказал что пойдем в атаку утром, — проговорил Трофим. —Ладно, тогда возвращаемся. Спасибо за компанию, братцы, и это... Удачи в бою. Солдаты выстроились в окопе. Перед ними прошел священник и дал каждому поцеловать крест. Вспоминая предыдущую находившуюся здесь дивизию которой тут уже не было, предчувствие у солдат было наихудшим. Червонный обратился к товарищу: —Ты знаешь... Мне двадцать лет от роду. Я видел сколько там пулеметов и пушек когда мы к ним ходили ночью. Вот так и приходит осознание что жизнь закончилась, а прошло то всего ничего... —Да ладно тебе тоже. Деды наши выжили в свое время, и мы переживем. Ну, наверное... Тут командир дунул в рог. Наступление началось. Бойцы дружно выпрыгнули из окопа. С обеих сторон застрочили пулеметы, выкашивая целые ряды. Тут же раздался страшный грохот орудий, подобный удару майского грома, а после — похоронная серия взрывов в земле. Людомир и остальные быстро бежали в сторону немецкого окопа, на ходу успев сделать пару выстрелов. Когда они приблизились, сквозь выстрелы пробился громкий приказ на немецком, и весь строй германских солдат открыл огонь, положив в сырую землю ещё десятки людей. Заалгевич добежал таки до вражеского окопа. Он спрыгнул в него и тут же убил ударом штыка зазевавшегося солдата, державшего в руке палицу. Тут же Людомир подхватил это тяжёлое оружие и отразил им уже летевший в него удар сабли, а следующим ударом раскроил противнику череп. Затем выхватил револьвер и сделал несколько выстрелов дальше, в гущу боя в окопе. Тут в толпе сражающихся он заметил Вильгельма. Тот в свою очередь увидел офицера, коротко кивнул и тут же растворился в пылу битвы. Бой длился долго, но вскоре прозвучал сигнал к отступлению. Видимо российские солдаты понесли слишком большие потери. Людомир напоследок бросил гранату куда то в даль окопа, выпрыгнул из него и столь же быстро ринулся через поле, к своему шансу на долгую жизнь... Глава третья: Знакомое зло Оставшиеся в живых солдаты сидели в окопе. Их, надо сказать, осталось немного. Максимиллиан, Трофим и командир отряда тоже погибли, а Людомир, как старший по званию в отсутствие командира и Макса, автоматически стал командиром. Впрочем, в бою ему прилетела пуля в левое плечо, поэтому в силу ранения ему надлежало отправиться с ближайшим поездом обратно в город. А сейчас он размышлял обо всем что произошло и пытался не сойти с ума. Погода ухудшалась: небо медленно, но верно затягивало свинцовыми тучами, воздух становился холоднее, а шум травы теперь звучал словно похоронный хор по всем погибшим в этом бою. Теперь все ждали приказа Заалгевича. А что он мог приказать? Бойцов едва осталось чтобы поставить кого то на пулеметы, их наступательный потенциал был исчерпан, а как сказали Людомиру ранее приказом для части было взятие немецких укреплений любой ценой. Но судьба не спешила давать Людомиру возможность пасть духом окончательно. К нему подошёл рядовой, выглядевший обеспокоено и бледно: —Командир, вас там наверху спрашивали какие то странные люди. —Кто они? —Не знаю, мне просто сказали позвать вас. Заалгевичу совершенно не нравилась перспектива встречи ещё с кем то в черной мантии, ибо он понимал что больше никому он в этой дыре нужен не был. Но раз они здесь, возможно только они могут помочь ему в сложившейся ситуации. Офицер вылез из окопа и тут перед его взором предстали они. Интуиция его не подвела, это были люди в черных плащах. Один из них, высокий и тонкий, выглядел несколько дряхло, но почему то навевал атмосферу злобы и могущества. Черная мантия закрывала все его тело, длинный подол стелился за его спиной. Второй человек был очень низким, но крепким и мускулистым. Он был одет в такую же мантию, а на лице носил противогаз, эффективность которого впрочем была сомнительна из за выбивавшейся из под него длинной черной бороды. Рядом с ними стоял закрытый большой черный котел. Первым заговорил тот что выше: —Экзекутор. Тебя только за смертью посылать, с таким то позывным не удивительно. —О чем ты... —Твоя задача все ещё уничтожить врагов Ордена. И мы принесли кое что чтобы ты разобрался с основным заданием и не вызывал подозрений. —Чистый хлор, — подал низкий, но более живой голос второй человек —. Газ будет стелиться по земле как туман, доползет до вражеского окопа и там не выживет почти никто, оставшихся можно будет легко добить. —После применения отправь отряд в атаку, а сам иди и выполняй цель, — ультимативно приказал первый —. Нужный дом чуть поодаль на восток. У Людомира была тысяча вопросов, но он категорически не привык перечить приказам. —Так точно... Люди в мантиях развернулись, ушли и вскоре скрылись в горищонте. К Людомиру, все ещё отходящему от шока, подошёл боец. —Командир, что прикажете? Тот указал на котел. —Тащите за окоп, надеваете противогазы и выпускаете газ из котла в сторону немецких позиций. Ждёте минут десять, потом вперёд, это будет лёгкая прогулка. —Так точно! Солдаты, слушайте команду... Людомир же решил что не будет наблюдать за смертью простых немецких рядовых, ибо приказ есть приказ, но ему было искренне жаль тех, кого он успел узнать и понять. Вот бы они все, и немцы, и россияне, могли просто бросить винтовки, вылезти из окопа и пойти домой... Заалгевич шел через поляну и вскоре добрел до забытого дома. Судя по всему, это был он. Подойдя к зданию, он решил аккуратно подойти к двери и послушать разговоры. —Даа... Сколько там отряд Карановского потерял в последней стычке? —Бог его знает, сын мой... —А он есть, батюшка священник? —Бог его знает, сын мой... —Нет, слушай, Карановский мертв это точно, ну да и шут бы с ним. Меня больше настораживает то что винтовки все они положили там, а производить новые мы не успеваем. —Аглицкие поставки не поспевают? —Пока есть, а дальше море замёрзнет, да и все. —Ладно, что нибудь придумаем, давайте ещё по пятьдесят грамм в честь чуть более успешного размена. Людомир решил что услышал достаточно, достал гранату, выдернул чеку и закинул ее в дверной проем. Внутри раздался взрыв, осколки и какие то ошмётки вынесло из дома взрывной волной. Людомир же зашёл внутрь. Почти все присутствующие были мертвы, кроме одного, судя по одежде, офицера, который лежал на полу с ранениями от осколков. Когда Заалгевич хотел его добить, тот слабой рукой указал на лежащую на полу в груде обломков бумагу. Людомир медленно подошёл к ней, поднял и начал читать немецкий текст: "Дражайший Ники! Мой дядя канцлер, рассказывая мне, как любезно и мило ты его принял, признался, что ты прямо-таки пленил его своим обращением, а твоё знание политического положения и спокойная манера судить о политических интересах произвели на него глубокое впечатление. Он сообщил мне также, что ты выразил желание, чтобы я поддерживал завязавшуюся между нами переписку и писал тебе, когда найду это нужным. Делаю это с удовольствием". Далее в письме в такой же манере обсуждался угольный вопрос и взаимовыгодное сотрудничество России и Германской империи. Письму было, судя по дате отправки, уже немало лет, но на поляка оно произвело неизгладимое впечатление. Все газеты и радио трубили о злостных гуннах — немцах, а тем временем царь батюшка переписывался с кайзером как с родным братом! (опустим для нашего романтического героя факт их родства, он и так многое повидал). Людомир после всего произошедшего был опустошен до предела и хотел лишь вернуться обратно в Петербург, к оставшимся у него близким. Но жернова предрешенного ещё не сказали своего веского последнего слова. Глава четвертая: Откровение Пребывая в полном душевном упадке, Заалгевич вернулся к бойцам. Те уже ждали его возле прибывшего только что состава. Они выглядели напуганно. К новоиспечённому командиру подошёл один рядовой. —Командир, тут пришла телеграмма из Петрограда. Большевики начали устраивать беспорядки. В городе наших толком не осталось, они разобрали оружие и... —Так, спокойно. Мы едем в город, сейчас. —Нешто временное правительство спасать? —Забудь про него, и про царя забудь. Мы едем забирать то что нам положено. Грузитесь в поезд. Шум дороги и нарастающее напряжение только подкрепляли мрачные мысли Людомира. Теперь он начинал понимать, о чем говорили люди в черных мантиях. Это был абсолютный конец. Так странно... Ещё пару дней назад он жил свою жизнь и ни о чем не думал, у него все было впереди и рядом были товарищи, а теперь жизнь закончилась, а по обе руки его были лишь трупы. Погода за окном только ухудшалась, начал сыпаться этот мерзкий, мелкий осенний дождь, ветер завывал сильнее, а небо потемнело окончательно. Заалгевичу кое как подлатали боевое ранение, но он теперь и не жаловался, ему стало как то все равно. Единственное, чего он сейчас хотел, это вернуться за Амелией и уехать из страны. Бросить это сборище бюрократов, которые отправили его на смерть. Может это и хотели от него те люди... —Эй, командир. К сидящему в углу поляку подошёл боец. —Мы подъезжаем. Я слышал что они уже захватили все станции и выходы из города... Людомир стал быстро соображать, но его мозг нашел единственно верный вариант: —Поднимай всех. Пускай обвесятся пистолетами и гранатами насколько хватит ремней. В город будем выходить с боем. Поезд со скрежетом остановился на станции. Гробовую тишину едва нарушали капли дождя, разбивающиеся о платформу. И было так тихо, что даже как то не по настоящему... Дверь открылась, и из поезда быстро кто как мог — кувырками, прыжками и просто бегом — на платформу высыпали солдаты. Тут же из за импровизированных баррикад показались люди в зелёной военной одежде и с винтовками, и открыли огонь по бойцам царской армии. Те бросились врассыпную, открыли огонь из пулемета на крыше поезда, и открыли ответный огонь. Людомир застрелил одного противника, после чего присел за груду каких то обломков. Один из воинов бросил гранату в баррикады красных, произошел взрыв, противников раскидало в стороны. Вскоре под плотным огнем пулемета большевики были вынуждены оставить позицию. Людомир перевел дух и перезарядил винтовку. Он обернулся и увидел, что один из его бойцов склонился над тем самым, который сказал офицеру о телеграмме. Пуля в голову не оставила ему шансов на выживание. Поляк подошёл ближе. —Ну вот и демобилизовался, — надрывисто и сквозь всхлипы произнес склонившийся над покойником воин. Лица остальных в отряде тоже омрачились. Вот их и осталось восемь человек из пары сотен, что уезжали на фронт... Людомир заметил что он ничего не чувствует. Неудивительно, после всего что он пережил он как то утратил способность так остро переживать утрату, он просто смирился. Тут к отряду откуда то из за баррикад подошёл человек в черном. Заалгевич уже хотел просто пристрелить мерзавца на месте, но тот остановил его жестом, и что то в мозгу не дало офицеру сделать выстрел. Остальные фанатика словно не замечали. —Ну здравствуй, мститель. Совет уже ждёт тебя. —Я вас всех ненавижу... —Я знаю. Это будет наша последняя встреча. За мной. Людомиру ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Он приказал отряду удерживать позицию и доложить обо всем произошедшем в ставку главнокомандования, если она конечно ещё существовала. И вот обездушенный Людомир фон Заалгевич шел по обезлбдевшей столице, заливаемый холодными каплями дождя. Так проводник вел его по городу пару минут, пока они не пришли к большому зданию. Его вход был украшен колоннами, лестница была вымощена мрамором, а двери покрыты малахитом. Людомир, даже если и был здесь раньше, почему то не обращал внимания на эту громоздкую постройку. Внутри оказался просторный зал с высочайшим потолком, на другой стороне которого находилось некое подобие трибун. Там собралось большое количество людей в черных мантиях, и все они направили взор невидимых наблюдателю глаз на вошедшего солдата. —Людомир фон Заалгевич! — начал один из них, видимо их предводитель. Ты обвиняешься Советом в массовых убийствах. —Что... Какой совет? Какие убийства? —На твоих руках кровь высшего офицерского состава царской армии сотен других людей. —Это вы приказали убить их! Я военный, я просто выполнял чёртов приказ! —Над тобой не стояли с винтовкой, твою семью не держали в заложниках. Я понимаю что в вашей стране не принято брать на себя ответственность, но тебе придется это сделать чтобы добиться той самой справедливости. Их всех убил ты сам. Это слова казались незначительны, но Людомира они сразили окончательно, словно молния добивает иссохшее дерево. Он никогда не думал о том, что все приказы свыше от выполнял по собственной воле. И как военный в последние годы, и как простой юноша, идущий с отцом на охоту в лес. —П-просто ответьте мне... Кто вы такие? — Людомир чувствовал дрожь в голосе. —Это уже неважно. Важно что мы выполнили свою задачу. А теперь мы отправляемся дальше, вершить... Расплату. Как по команде, каждый из этих людей достал из полы плаща флакон с ядом, и все они разом открыли пробку, выпили содержимое и упали замертво, оставив Людомира наедине с окончательным впаданием в безумие. Когда хаос правит бал, страдание заказывает музыку. Вот и нашего офицера видимо ещё не уничтожили окончательно, над чем судьба решила основательно поработать. В помещение вбежал боец, раненый и тяжело дышащий. —Командир! Я от уездного лекаря. Сегодня леди Амелию ранил в поножовщине её не в меру пьяный отец, она сейчас в госпитале. Лекарь просил вас срочно прибыть. На фоне полного уничтожения собственной психики и потери ценности в жизни, Людомир впервые за долгое время ощутил прилив адреналина. Амелия была тем последним, за что цеплялась его психика, лучом надежды в царстве мрака. Он, недолго думая, рванул из здания в госпиталь, находящийся на соседней улице. Заалгевич буквально на лету вломился в помещение для тяжелораненых. Там он застал уездного лекаря Авгия Пустобрюхова, склонившегося над лежавшей в постели Амелией. Та была смертельно бледна, вся кровать была забрызгана черной кровью. Людомир быстро обратился к врачевателю: —Что с ней?! —Что с ней... Дело дрянь, вот что с ней, — доктор достал табакерку, понюхал табаку и продолжил —. Он саданул ее в печень, причем не один раз. Найди мне лучшего французского врача, но такое не лечится. Ей вилы. Людомир, не до конца восприняв его слова, стал спешно что то обдумывать, после чего махнул рукой чтобы врач вышел из комнаты. Авгий вышел и закрыл дверь. Поляк подошёл к возлюбленной и та проснулась. —Амелия! —Людомир?... —Это я, любимая, — он склонился над ней, заглянув в ее зелёные глаза, сейчас словно потухавшие с каждой секундой. —Людомир, я... Я хотела тебе сказать. Нет, я должна была... Сказать... Об отце... Просто не хотела, чтобы он тронул и тебя, — голос Амелии слабел, словно таял мгновение за мгновением —. Может я зря... Прости... Заалгевич хотел ей что то ответить, но тут девушка задрожала, закаляла смоляно-черной кровью, опрокинулась на перину и больше не дышала. Эпилог: Страшный суд. Бывший, теперь уже, офицер русской армии, вышел из здания госпиталя. На улице началась гроза, небо почернело и приобрело оттенок крови умирающей Амелии, дождь стал косить не хуже армейского пулемета, в небе слышались раскаты грома, напоминавшие тяжёлый вой орудий и разрыв снарядов. Всё. Теперь он потерял абсолютно всё. Польский солдат шел по улице Петрограда, полностью потеряв собственное сознание и цель существования. Ничего больше в этом мире для него не было, и вся его жизнь сконцентрировалась в узкой полоске ненависти. Словно три года назад, когда он с одним ножом кинулся в атаку на дикого медведя. Он лишился самого ценного и хотел обрести лишь возмездие. Такие знакомые улицы Петербурга теперь не навевали счастливых воспоминаний. Вот тут его ограбили в шестнадцать лет, вот там он участвовал в дуэли за оскорбленную честь, напротив в дуэли погиб его близкий друг, неподалеку на кладбище будут похоронены теперь все кого он знал... Заалгевич ненавидел. Ненавидел все, и свою ненависть обратил в оружие. Солдат, без единой мысли в голове, бездумно и быстро шел по улице в сторону дома Амелии. Мощный ливень он просто не замечал. Его согревал огонь его ярости. Осталось пройти довольно людную площадь. Тут Людомира впервые заметили, к нему направились трое бойцов красной армии, один из них громко приказал Заалгевичу предъявить документы. Людомир остановился, но только на одно мгновение, хотя в голове его пронеслась тьма мыслей. Он всю свою жизнь подчинялся приказам, и вот куда его это привело... Нет. Все. Пора было это прекратить. Он выхватил револьвер и тремя выстрелами в голову положил в землю трёх незадачливых солдат, после чего продолжил движение. Его поступок остался никем не замеченным в силу творящегося вокруг хаоса. Вот Заалгевич подошёл к знакомому двору. На скамейке все ещё сидела мать Амелии, крайне обеспокоенная. Завидев Людомира, она с надеждой окликнула его: —Людомир, дорогой, как там Амелия?! Тот не остановился и ничего не сказал. Просто на ходу выхватил из под шинели изрядно подсушенные две гвоздики и бросил их пожилой женщине, которой этого впрочем хватило чтобы понять все. Она пришла в абсолютный шок, а Заалгевич пошел дальше, приближаясь к цели всей жизни. Вот поляк вошёл в комнаты. Тут было очень тихо и сумрачно. Только на полу лежали бутылки из под вина и были пятна черной крови. Людомир быстро прошел в комнату и увидел его... Отец Амелии пребывал в страшном захмелении, он просто сидя в кресле уставился в стену. На секунду он встретился взглядом с офицером. Ему хватило лишь увидеть бессмысленный и смотрящий в пустоту взгляд поляка чтобы в последнее мгновение осознать все и смирится со своей судьбой. Людомир достал револьвер и выстрелил ненавистному существу прямо в сердце. Сжиженная ненависть алым фонтаном вырвалась наружу и залила всю комнату. Отец Амелии сполз на пол, Заалгевич подошёл ближе и склонился над ним. Тот, из последнего остатка сил сквозь кашель произнес: —Тебя будут помнить как... Чудовище... —Чудовише, убийца, мясник, палач... Меня запомнят, старик, — офицер маниакально ухмыльнулся —, а тебя нет... Людомир поднялся и чисто для собственного удовольствия совершил контрольный выстрел в голову. Заалгевич стоял у окна и курил. Дождь стих, теперь было только серое небо, ничего не выражавшее, словно душа Людомира. Он потерял всех кого знал, все во что он верил было неправдой, а единственная цель в его жизни — справедливость, была выполнена. Вот и все. Ему оставалось только смотреть на очередной закат, лучи которого пробивались сквозь тучи, на творящийся на площади хаос революции и новую эпоху, которая начнется не для него.