Возможно

       Дом ветхий: потертые стены, грязные стекла в окнах, местами прохудившаяся крыша. Крыльцо покрыто толстым слоем пыли и мелкого мусора. Общий вид навевает тоску. Сэм сжимает губы. Он знает, что вид тут ни при чем. Тоска внутри него, она окрашивает все вокруг в свои оттенки. Она не проходит и не пройдет. Она следствие простого осознания: отныне он сам по себе. Дин дважды отказался от него. Здесь им уже ничего не исправить. Даже если иногда хочется так, что дергает глубоко в груди и режет болью еще глубже невидимый нож предательства. Теперь у них с братом разные дороги. Сэм отгоняет лишние мысли и сосредотачивается на задаче, ради которой он приехал в это Богом забытое место. По всем косвенным свидетельствам в доме живет призрак. Он должен с этим разобраться, раз уж он пустил прахом обещание самому себе жить без охоты. Он один против мира, против монстров, против дьявола. Эти мысли не стереть, не спрятать от самого себя сейчас, когда из архива памяти лезут воспоминания о том, сколько призраков они упокоили с Дином. Сэм идет к дому. Он справлялся в одиночку не раз. Он давно взрослый человек, а не пухлощекий малыш Сэмми. Призрак — это ерунда. В руке железная кочерга, позаимствованная в отеле. В кармане пакетик с солью, взятой в кафе на работе. Сэм жалеет, что так опрометчиво в первый день своей отдельной жизни избавился не только от поддельных карточек, но и от того скудного охотничьего инвентаря, который взял с собой. В дом он проскальзывает почти тенью. Дверь приоткрыта, а пол скрипит под первым же шагом. Внутри стойкий запах пыли и затхлости. Сэм чихает и оглядывается. День клонится к концу, освещение слабое, особенно через мутные стекла. Но даже так на полу можно рассмотреть следы человеческих ног, которые выделяются на толстом слое пыли. Сэм напрягается. — Честное слово, Сэмми, это был очень скучный призрак. Он не стоил твоего внимания. От беззаботных, небрежно брошенных реплик хочется вздрогнуть. Попятиться хочется тоже, ведь Сэм прекрасно знает, кому принадлежит голос, и внутри вспыхивает страх. Он знает с тех пор, как впервые услышал его в отеле в Гарбере. — Люцифер, — голос не дрожит. Сэм гордится собой. Ему может быть хоть страшно, хоть тошно — дьявол не должен видеть это. — Что ты здесь делаешь? — Дай подумать. — Люцифер прикладывает палец к губам и стучит по ним. Словно ему нужно думать над собственной игрой. — Приглядываю за тобой? Забочусь о сохранности своего истинного сосуда? — Я тебя не просил, — грубо возражает Сэм. Он сжимает руки в кулаки, стараясь не чувствовать беспомощность. Только перед дьяволом он беспомощен все равно. Тот многократно сильнее, хитрее, умнее. Шансов нет, но и сдаться нельзя. — Конечно, конечно, Сэм. Ты не просил. Но я все равно беспокоюсь. Знаешь, — Люцифер переходит на доверительный шепот, — воскрешение — это немного муторно. Сэм качает головой. На кончике языка вертятся слова о ненависти, но нет смысла в том, чтобы их произносить. Ему не станет легче. Люциферу он не докажет ничего. — Оставь меня в покое, — требует Сэм. — Мне плевать, что я твой сосуд. Я не скажу тебе «да». Этого не будет. — Ну, не знаю, Сэм, — Люцифер выражает сомнение и мимикой, и интонацией. — Мне кажется, что будет. Я хотел бы, чтобы ты был готов, когда момент настанет. — Да пошел ты, — срывается на открытую грубость Сэм. — Ты можешь хотеть чего угодно. Мне… Люцифер оказывается за его спиной быстро. Только миг или даже меньше. Тело каменеет, но Сэм уверен, что причина этого не в воздействии со стороны Люцифера. Прохладные пальцы касаются щеки, проводят длинную дорожку до шеи, движутся за ухо. Касание шершавое. Оно от чужака, врага. Оно не должно вызывать дрожь. Сэм закрывает глаза. Это странно с первого мгновения, того самого, как Люцифер заправлял ему волосы за ухо еще в образе Джесс. Даже ненависть не может заглушить ощущение, что между ними существует какая-то странная связь. Сэм готов отдать все, что имеет, за то, чтобы не ощущать ее, разорвать, убедить себя, что это только его больная фантазия, но не может. Пальцы продолжают касаться. Гладить? Странная игра без правил, замешанная на непонятных ощущениях, которые не должны существовать. Может, он близится к безумию? Может, он безумен уже? Сэм не находит ответы и крупно вздрагивает, когда Люцифер сжимает его плечо свободной рукой и плотно прижимается к его спине торсом. Почти объятие? — Тебе не избавиться от этого, Сэм, — голос Люцифера становится бархатным, вкрадчивым. Он проникает под кожу и глубже. — Не избавиться от меня. Ты не сможешь убежать от того, что был рожден для меня, предназначен мне. И когда ты примешь это, я покажу тебе, как долго я о тебе мечтал. — Не надо, — тихие слова вырываются сами, ведь Сэм уверен, что не хочет их говорить. Проблема в том, что он больше не в состоянии внятно ответить, а чего он хочет. Избавиться от одиночества? Разделить с кем-то непосильный груз вины и ответственности? Позволить себе ухватиться за протянутую руку помощи, не думая, что она принесет лишь погибель? — Ты бы не торчал тут долго, Сэмми, — тон Люцифера полностью меняется, в нем снова небрежная насмешка. Касания исчезают, и будто спадает морок. — Пыль, грязь. По-моему, так себе местечко. — Люцифер морщит нос и исчезает. Сэм хватает ртом воздух. Все кажется наваждением, дурманом, небылью. Только кожа горит там, где ее бережно, ласково, почти интимно касались прохладные пальцы. Только перед глазами стоит образ Люцифера. Ненависть не помогает, хотя именно на нее Сэм возлагает главную надежду. Путь до выхода из дома слишком короткий — всего лишь три размашистых шага. Небо горит красным золотом — закат в разгаре. Это первое, что видит Сэм, выйдя на улицу. Облака на небе сходятся так, что напоминают широко раскрытые огромные крылья. Возможно, у него нет другой судьбы, кроме как сдаться Люциферу. Мысль холодная, она пугает, но ее не прогнать. Сэм касается пальцами щеки, где так и чувствует фантомный след прикосновения Люцифера, и неотрывно смотрит на заходящее солнце. Возможно, теперь Люцифер — его единственный шанс.