Твоя смерть меня пугает

Ночь. Глубокая, непроглядная. На открытом поле единственным источником света была яркая белая луна, такая же далёкая как далеко запрятанные чувства Советского Союза к своему злейшему врагу, предателю, Третьему Рейху. Совсем скоро наступал конец апреля. 1945 год был тяжёлым для обеих сторон, но труднее всё же для Рейха, он потерпел жуткие поражения в этой войне и в конце концов проиграл. Кто бы знал сколько грандиозных планов и затей были перечеркнуты в момент когда сопротивляться было не зачем, по инстинкт самосохранения сказал ему "беги". И фашист это сделал. Неожиданно было встретить на своём пути СССР. На пустом поле. Русский выглядел так, будто ждал фрица, будто мужчина знал что он придёт. Немец понимал что для него это встреча обойдётся боком, ничем хорошим она не закончится. Он был прав. Нахмурив густые брови коммунист медленными размашистыми шагами, даже рывкам подошёл к фашисту, не в плотную, между ними было около трёх метров. Немец выглядел до жути измученно. Бледная молочкая кожа будто приобрела серый оттенок. Нездоровые, жуткие, будто чёрные синяки под глазами вызывали какие-то странные чувство, какое-то волнение. За время войны он исхудал ещё сильнее. Он всегда был худощавым, но сейчас будто и вправду на тощий скелет натянул кожу. Форма в некоторых места порвалась, фуражка слетела с его головы пока он бежал, серо-блондинистые волосы были грязными, растрёпанными, небрежно сползая на лицо, закрывая ярко голубые глаза которые как будто потеряли прошлую игривость, будто стали безжизненными. Поджав тонкие бледные губы фашист нехотя приподнял голову выше чтобы увидеть лицо Советского Союза, после чего захотелось опустить голову обратно. Янтарные глаза грозно смотрели на него прожигая дыру где-то в районе переносицы. В отличии от немца, Совет никогда не был худым и хрупким мальчиком, как в плане характера, так и в плане своей внешности. Он был огромным по сравнению с немцем, без приучения огромным. Мужчина сделал шаг вперёд. – Вот ты и попался, шавка немецкая – Грубо отрезал СССР с каком-то отвращении поджав губы. Он не хотел долго церемониться с фашистом, потому сразу потянул руку в кабуре. Немец в свою очередь молча за ним наблюдал, устало скользя взглядом по СССР, медленно опуская взгляд вниз, уставившись на то, как Союз отстёгивая заклёпку достаёт пистолет, всё ещё не отрывая взгляд от Рейха. –Что ж ты молчишь, падаль? – Всё так же недовольно спрашивает Союз снимая с пистолета предохранитель. Опять тишина. Третий в ответ лишь кратко помотал головой снова подняв на него голову, у него не было сил не говорить, не убегать, не плакать, не умолять пощадить себя, ничего из этого. Он лишь хотел долгожданного покоя, которого немец не знал с начала войны. Совет, в свою очередь, тоже промолчал. Подняв пистолет коммунист направил его дуло прямо на Рейха, ровно ему в лоб, начиная медленно сдвигать курок. Подняв голову выше Рейх чуть вскинул брови, еле заметно приоткрыв глаза, страх перед смертью окотил его с ног до головы, тонкие руки слегка задрожали, а глаза медленно наполнились слезами скатываясь по щекам. Совет застыл. Он никогда не видел фашиста в таком состоянии, немец всегда представал перед публикой наглым, уверенным в себе, самовлюблённым, ехидным, таким игривым и одновременно зловещим. А сейчас от своего этого задора не осталось и следа. СССР резко передумал, он не хочет его убивать, никогда в своей жизни он не сможет жить так же спокойно если сделает это, русскому бы очень хотелось просто опустить оружие и сделать вид что ничего не было, ему бы искренне хотелось крепко обнять немца, прижать его к своей груди, поднять его хрупкое тельце на руки и просто уйти, но другая сторона твёрдо и чётко сказала "нет", никакая жалость и сочувствие не могло заглушить маец той обиды что Совет испытывал, он одновременно и ненавидел немца и любил его, но сейчас ненависть была сильнее. Через мгновение раздался оглушительный выстрел, чуть шире раскрыв глаза Рейх свалился сначала на колени упираясь руками в землю, а потом упал лицом вниз, алая кровь стала медленно растекаться по зелёной травке, оставаясь на травинках каплями. Тяжело дыша Совет бросил пистолет и упав на колени рядом с телом взял Рейха за плечи и стал его трясти, чувство ужаса и боли от потери горячо любимого им человека вызвала ненавистную коммунисту реакцию, по его щекам быстро прокатилось несколько слезинок, чуть подрагивающими руками мужчина крепко прижал его к себе. – Что я наделал... – С укором в свою сторону пробормотал Советский Союз – Прости умоляю... В ответ ему было кратное недовольное мычание. Проморгавшись мужчина оказался в своей спальне. Через открытое окно в тёмное помещение прорывались лунные яркие лучи, чуть переведя взгляд в сторону СССР посмотрел на настенные часы, ровно три часа ночи. Вновь раздавшиеся мычание оторвало Совета от разглядывания часов и мужчина заставит себя опустить голову вниз. Снизу вверх на него смотрело недовольное лицо фашиста, внезапные крепкие объятия по среди сна выбели его из сладкого дрёма. Посмотрев на Рейха СССР в миг широко заулыбался плотнее прижав к себе немца. – Хороший мой.. Ты живой.. – Радостно прошептал Союз уткнувшись лицом в волосы фашиста. – Конечно я блядь живой idiot ficken – Недовольно выпалил Рейх закатив глаза – Оох.. Я так рад что ты жив. Немец недовольно пробормотал что-то ещё себе под нос, но Союза отгонять от себя не стал. Приобняв коммуниста за руку фриц вновь заснул, а вот Союз не мог уснуть до самого утра, любуясь Рейхом он не мог отбросить от себя мысль что несколько лет назад мог убить своего возлюбленного, эта мысль не даёт ему покоя уже давно, сколько бы Рейх не говорил что всё в порядке, что русскому не нужно так переживать, СССР всё не мог себя успокоить. Ему было жутко от того, что такие яркие и игривые глазки немца могли остаться в его памяти безжизненной серой массой. Опустив молчаливы взгляд на своего любимого Совет немного помялся чмокнув Рейха в лоб. Он так боялся потерять немца, переживал за него во время войны и когда фашист сбежал из Берлина. Пожалуй единственное что могло действительно напугать столь стойкого и грозного человека как Совет, это смерть его зубастого немца. Только его смерти русский боялся больше своей.