Она помнит, как полдесятилетия назад, на расстоянии целой жизни, мать впервые привезла ее в Дорн.
Дорн казалсяя сказачной страной, полной новых и захватывающих видов, звуков и запахов, где никогда не могло случиться ничего плохого.
Теперь, после потери почти всех, кого она любила, она более цинична и менее невинна — если даже тогда ее можно было назвать невинной.
Дорн прекрасен, но это не рай.
Ее дяди позаботятся о том, чтобы она была в максимально возможной безопасности, осыплют ее такой любовью, какую только смогут на нее излить, дадут ей образование королевы.
Но они не могут быть уверены в этом.
Жизнь опасна и неопределенна, и если она чему-то научилась за эти две жизни и за двум потерянным детствам, так это тому, что ничто не может гарантировать безопасность.
Знамена Ланнистеров, развевающиеся высоко на мачте вместо цветов ее королевской семьи, являются доказательством этого.
— Ро! Ро! — она опускает взгляд на источник недовольного голоса, сопровождаемый настойчивым дерганьем за платье.
Это снова Лелия, она цепляется за юбки, чтобы сохранить равновесие, ее маленькое круглое личико запрокинуто вверх.
Роанна не может сдержать улыбку, которая появляется на ее лице.
Возможно, они и не являются ее братьями и сестрами по крови, но близнецы — ее родственники и дети ее самых преданных защитников.
Как она могла не обожать этих двух прекрасных малышей?
Как она могла не сделать все возможное, чтобы защитить их, стремиться к успеху там, где она подвела своих брата и сестру?
— В чем дело, милая? — снисходительно спрашивает Роанна, отбрасывая свои сентиментальные мысли. — Чего ты хочешь?
Малышка вытягивает руки вверх, чуть не падая на спину.
Прежде чем она успевает это сделать, Роанна берет ее на руки ее, изо всех сил стараясь скрыть, каких усилий это требует.
Лелия мгновенно прижимается к ней, запуская пухлые маленькие ручки в золотистые кудри Роанны и больно дергая.
— Нет, отпусти, — говорит она, но сдается, как всегда, когда Лелия смотрит на нее своими большими, умоляющими глазами. — О, тогда очень хорошо. Только будь осторожнее.
Малышка серьезно кивает, пухлыми ручками распуская кудряшки, которые Джейн старательно укладывала этим утром.
— Роанна, — произносит другой голос позади нее, в нем явно слышится веселье. — Ты не обязана во всем потакать Лелии.
— Да, я знаю, — говорит Роанна, поворачиваясь к мачехе со своей привычной лучезарной улыбкой. — Но посмотри в эти глаза, Аллирия — как можно им в чем-либо отказать?
Аллирия только улыбается, когда ее двухлетняя дочь, похоже, понимает намек Роанны, поворачивая свою покрытую золотыми кудрями головку, чтобы жалобно посмотреть на мать.
Однако Аллирию это не поколебало, она просто качает головой, легко забирая ребенка у своей приемной дочери и потрепав Лелию за подбородок.
— Убери этот взгляд, юная леди, меня не так-то легко одурачить, — поворачиваясь обратно к Роанне, она продолжает, как ни в чем не бывало. — Ты смотришь в эти глаза и вспоминаешь, что предоставление детям во всем поступать по-своему только испортит их и сделает неспособными управлять собой, не говоря уже о королевстве. Вот почему ты доожна уметь отказывать этим глазам, Роанна.
Мысли Роанны не обращаются к Рейгару.
Она никогда не знала его.
Но Висенья любила и ненавидела этого человека в равной мере, и она хмурится.
Она ничего не говорит, но, судя по лицу Аллирии, в этом нет необходимости.
Слова ее мачехи были, для любого слушателя, о правлении Западных земель.
Но более глубокий смысл не ускользает от Роанны и девушки, похороненной в ее сердце.
Рейгар Таргариен родился в самой могущественной династии, которую когда-либо знал Вестерос, у матери, слишком молодой, чтобы даже переселяться из детской, и отца, который мало заботился о ребенке от своей нежеланной, раздражающей сестры-жены.
Его воспитывали служанки, няньки и учителя, все они не смогли сказать "нет" своему будущему королю.
И это погубило его и его династию — он не мог отказать себе ни в чем, даже в девушке, которая была дочерью одного Верховного лорда и обручена с другим.
Интересно, думает Висенья, что сказали бы его старые учителя и няньки, если бы она сказала им, что в падении Таргариенов можно частично винить их?
Они вдвоем некоторое время стоят в тишине, наблюдая, как доки приближаются все ближе, а ожидающие их люди виднеются все отчетливее.
В конце концов, Аллирия нарушает молчание, полностью меняя тему.
— Тебе действительно не стоит так часто брать на руки близнецов, Роанна. Они становятся слишком тяжелыми для тебя, и ты можешь пострадать.
Роанна хмуро смотрит на женщину, выражение ее лица такое же боевое, как глаза Лелии.
— И тебе не следует носить их в твоем состоянии.
Рука Аллирии почти бессознательно опускается к своему все еще плоскому животу, но она отклоняет возражение Роанны.
— Они недостаточно тяжелые, чтобы доставить мне неприятности, милая, хотя с твоей стороны очень мило обо мне волноваться.
— Я согласен с Роанной, — весело говорит Джейми, появляясь, казалось бы, из ниоткуда с Герольдом на плечах. — Тебе действительно стоит отдохнуть теперь, когда мы далеко от Утеса Кастерли.
Аллирия сардонически приподнимает бровь, глядя на своего мужа.
— Действительно, время, проведенное с Дораном и Оберином и их растущей оравой детей, действительно будет спокойным.
— Я не говорю, что ты не должна планировать мировое господство со своими кузенами, — говорит Джейме, все еще жизнерадостный, лучший образ беспечного, красивого молодого рыцаря для любого слушающего их жителя Запада. — Только то, что тебе не нужно изматываться, пока нас нет. Тетя Дженна прекрасно управляла Утесом до того, как мы поженились, и она продолжит делать это во время нашего отсутствия.
Прежде чем Аллирия успевает ответить, Герольд наконец замечает Роанну в ее необычном положении в нескольких футах под ним и бросается к ней с такой силой, что Джейме пошатывается и чуть не падает.
Вместо того, что Аллирия намеревалась сказать, у нее вырывается смех над затруднительным положением Джейме, пытающегося снять сына с плеч, не уронив его, в то время как малыш беспечно тянется к сводной сестре, которая была с ним каждый день его короткой жизни.
Роанна жалеет своего отца и протягивает руку к Герольду, в то время как Джейме опускается на колени, чтобы сократить расстояние, на которое может упасть его легковозбудимый сын, если маленький мальчик преуспеет в своей цели.
Ее сводный брат визжит от восторга, когда она берет его, обвивает руками ее шею и сжимает, что-то невнятно бормоча ей на ухо.
Аллирия хмурится.
— Роанна, опусти его, он действительно слишком тяжелый для тебя сейчас.
Игнорируя свою мачеху, Роанна берет на руки своего сводного брата так, как она видела, как ее мать поступала с ее братом и сестрой целую жизнь назад.
Она была замкнутой с тех пор, как они начали путешествие в Дорн, и она знает, что близнецы почувствовали это, потому что они стали еще более прилипчивыми, чем обычно.
— Роанна.
Предупреждение в голосе Аллирии безошибочно, и Роанна неохотно подчиняется, когда голос Джейме присоединяется к голосу его жены.
С тех пор, как близнецы стали выше ее талии, ее защитники все более и более неохотно разрешали ей держать их на руках в течение длительного периода времени, опасаясь, что они слишком тяжелые для ее хрупкого тела.
Вместо этого Герольд просто обхватывает ее за талию, используя ее, чтобы сохранить равновесие, и злобно смотрит на своих родителей.
Его мать вздыхает и пощипывает переносицу во все более фамильярной манере.
— Роанна, я знаю, ты любишь близнецов, но ты не можешь продолжать поднимать их так, как ты это делаешь. Ты можешь навредить себе, нося слишком тяжелых для тебя детей.
Прежде чем Роанна успевает ответить, к ним подходит Медея Марбранд с несколькими другими мужчинами и женщина Западных земель на буксире, и все превращается в беспорядочную подготовку к предстоящему политическому танцу.
Няня близнецов, Джейн, быстро забирает Лелию у Аллирии, а затем ей приходится практически отрывать Герольда от Роанны, рассеянно поцеловала кудряшки маленькой девочки, которая более не находится на ее попечении, пока она препирается с раздраженным Герольдом.
Медея Марбранд склонилась над Роанной, пока Аллирия отвлеклась на доброжелательную возню Лиссы.
— Ты не можешь появиться перед Мартеллами в таком состоянии, девочка. Бастард ты или нет, они ожидают, что ты воздашь должное воспитанию леди Аллирии.
Она поправляет локоны, которые в порыве энтузиазма взъерошила Лелия, и поправляет платье, которое Герольд чуть не разорвал, не желая отпускать её.
Оценивающий взгляд скользит по Роанне, и она вздыхает.
— Ты не в лучшем состоянии, чтобы присутствовать при дворе принца, но этого должно быть достаточно.
Аллирия, отмахнувшись от взволнованного трепыхания Лиссы, еще раз с улыбкой оглядывает Роанну.
— Спасибо, Медея, ты проделала отличную работу. Я уверена, что мои кузены будут довольны своей воспитанницей.
Затем раздается дрожь, когда корабль причаливает, и глухой стук, когда трап опускаются на причал.
Они прибыли.
Спускается Джейме, встряхивая головой и растрепывая свои выгоревшие на солнце кудри, когда он с лучезарной улыбкой предлагает руку своей жене.
Пара спускается на набережную первой, за ней следуют Джейн с близнецами и Роанной.
Доран во всех отношениях похож на принца Дорна, высокого, сильного и царственного, рядом с ним его леди-жена и дети.
Ни Доран, ни Мелларио не изменились за годы, прошедшие с тех пор, как Роанна видела их в последний раз, но Арианна и Квентин стали выше, их глаза ярче, а улыбки лукавее.
Рядом со своим братом стоит Оберин с Элларией под руку и четырьмя дочерьми, собравшимися вокруг него.
На руках Элларии был еще один младенец, которого Роанна считает новым ребенком своего дяди — Элия Сэнд, младенец, названный в честь его убитой сестры.
Это тяжелое наследие для любого ребенка, и она желает маленькой девочке всего наилучшего. Эллария, судя по тому, что Аллирия сказала о своей подруге детства, умна, и если кто-то и мог вырастить ребенка, способного выдержать бремя такого имени, то это была бы она — по крайней мере, так считает Аллирия.
Вся группа Западных земель кланяется принцу, который наклоняет голову, а затем машет рукой.
Женщина, которую Висенья смутно помнит по своему залитому солнцем визиту в далекий мир, выходит вперед, неся хлеб и соль для гостей.
Роанна видит скрытое отвращение своей мачехи к пересоленному хлебу и зеленый румянец, проступающий на ее щеках. Но Аллирия проглатывает его и подавляет тошноту с той же решимостью, с которой ее единственную не вырвало во время шторма, обрушившегося на корабль по пути в Дорн, несмотря на то, что она недавно забеременела.
Как только формальности закончены, принц выходит вперед и обнимает Аллирию, которая отвечает ему не менее пылко.
— Добро пожаловать, кузина, — говорит он, отстраняясь, чтобы взглянуть на нее глазами старшего родственника. — Мы очень скучали по тебе.
Аллирия улыбается.
— Я тоже скучала по Дорну, кузен.
Ее ройнарский акцент вернулся, отмечает Роанна.
Он быстро исчез в пользу четкого западного акцента после того, как они прибыли в Утес, но всего через несколько мгновений после прибытия в Дорн ее слова уже снова растягиваются.
Сама Роанна старалась не растягивать слова в пользу четкого произношения своего защитника из Западных земель, но способность Аллирии переключаться, когда того требует случай, почти сверхъестественна.
Оберин выходит вперед, чтобы поприветствовать свою кузину, и принц поворачивается к Джейме, приветствуя его тепло, если не бурно, а затем к остальным дворянам в их компании, хотя его приветствие к ним гораздо холоднее.
Затем его внимание переключается на Роанну.
Она выходит вперед, когда он подзывает ее, и Джейме с Аллирией отворачиваются, хотя всего мгновения назад разговаривали с Оберином и Элларией.
— Ваше высочество, — четко произносит она, делая реверанс именно так, как ее учила Аллирия — практичный и красивый, но бесхитростный, без того отточенного совершенства, которым Висенья овладела в столь юном возрасте.
Роанна Ланнистер — узаконенный бастард, а не принцесса, какой была Висенья Таргариен, и это должно быть видно.
Она обучена и образованна, но не доведена до бритвенного совершенства. Ей суждено жить в каком-нибудь замке тихой, не богатой событиями жизнью с мужем — мелким лордом, а не в утонченном, неумолимом мире придворной политики, которая окружает Железный трон.
Доран улыбается, хотя это не касается его глаз.
— Ты, должно быть, наша новая воспитанница, дитя.
— Да, ваше высочество, — её глаза широко раскрыты и невинны, в них благоговение перед видом настоящего живого принца.
Принц произносит еще несколько приветственных слов, а затем отворачивается от нее.
***
Когда они прибывают в Водные сады, слуги Дорана быстро уводят Аллирию и группу Джейме в их покои.
Аллирия и Джейме вместе со своими детьми устраивают более неформальную встречу с кузенами Аллирии и своими собственными детьми.
Довольно неловко Роанна стоит в стороне с близнецами, которые засунули свои пухлые ручки ей под юбку, уставившись на всех этих странных новых людей.
Дети Дорана и Оберина, конечно же, все собрались вокруг Аллирии, о которой у большинства из них сохранились хотя бы смутные воспоминания.
Сами принцы в равной степени вне себя от радости, что их кузина вернулась к ним — и от перспективы того, что ее следующий ребенок родится в Водных Садах, как и все они.
В результате первым человеком, который пересекает комнату, чтобы поприветствовать Роанну и близнецов, оказывается Мелларио, облаченная в шлейф ярких шелков, которые окутывают ее подобно лепесткам цветов.
Она опускается перед ними на колени с милой улыбкой.
— Здравствуйте, вы, должно быть, Герольд и Лелия.
Близнецы смотрят на Роанну, которая натягивает улыбку и делает глубокий реверанс принцессе, прежде чем наклониться, чтобы прошептать на ухо близнецам:
— Это кузина твоей мамы, принцесса Мелларио Норвосская. Не хотите поздороваться с ней?
Герольд бормочет что-то похожее на приветствие, и Лелия поднимает голову, чтобы застенчиво помахать незнакомой женщине.
В глазах Мелларио появляется пламя, когда она видит лицо Лелии, но она сморгивает его, ее улыбка возвращается такой же яркой, как всегда, хотя и немного натянутой.
— У тебя прекрасные глаза, Лелия. Тебе кто-нибудь это говорил?
Она застенчиво кивает.
— Мамины глаза.
— Да, — говорит Мелларио, ее голос очень мягкий, каждый дюйм напоминает милую тетю Висению
— Глаза твоей матери.
Услышав слова жены, Доран подходит к детям, Арианна плетется за ним, как потерявшийся маленький щенок.
Когда его взгляд падает на близнецов, его походка замедляется, и он тоже натягивает слегка вымученную улыбку:
— Прекрасное наследство для любой юной девушки, — тихо говорит он. — Ты должна гордиться тем этими глазами, Лелия.
Лелия прижимается к юбке Роанны, немного испуганная, но кивает, вопросительно распахнув глаза и немного смутившись.
Ее дядя обращает свое внимание на Герольда, на его светлые волосы и улыбку его тети, но Роанна не замечает этого, когда Арианна обращается к ней.
— Ты дочь Цареубийцы.
Это прямолинейно и бестактно, и очень похоже на кузину Висеньи.
Роанна моргает, а затем, прежде чем она успевает ответить, вмешивается Мелларио, несмотря на ее видимое нежелание защищать дочь Джейме Ланнистера.
— Арианна, что твой отец говорил тебе об этом слове?
— Не использовать это прозвище при львах, потому что папа не хочет начинать еще одну войну, — Арианна говорит неохотно, хотя Висенья не может отделаться от мысли, что эта фраза больше напоминает ей Оберина и меньше Дорана.
Она, конечно, этого не говорит, просто простодушно улыбается и делает реверанс, более подобающий простолюдинке, чем внучке Верховного лорда, в надежде, что эта необычность расположит к ней Мелларио.
— Приятно познакомиться с вами, ваше высочество.
Арианна хмуро смотрит на нее, хотя скорее оценивающе, чем сердито, опираясь на жесткий шелк-бархат своего платья в западном стиле.
— Папа говорит, что ты будешь одной из моих подружек по играм. Ты выглядишь не очень веселой.
Это вызов.
Роанна, Висенья или мертвая Виктория, всегда гордилась тем, что отвечала на вызовы.
Она смотрит Арианне прямо в глаза, улыбаясь той мягкой, почти нежной улыбкой, которую Элия Мартелл когда-то любила приклеивать на лицо, когда хотела посмотреть, как кто-то умирает с криками.
— Ты тоже, как и все остальные.
Арианна на мгновение замирает, ее глаза сверкают, и Роанна молится, чтобы ее авантюра оправдалась.
К счастью, Мелларио отвлекается на Лелию, а Дорана — на Герольда, поэтому ни один из них не замечает улыбки мертвой женщины, а Арианна слишком молода, чтобы по-настоящему запомнить ее.
После долгого, напряженного момента Арианна смеется. Затем она протягивает руку в ройнарской манере.
Это могло быть само по себе оскорблением, поскольку Роанна считается чистокровной андалой, но Арианна — ребенок, и Роанна предполагает, что это просто привычка девочки, а не злой умысел, и легко игнорирует эту мысль.
— Я понимаю, почему папа сказал, что тогда мы будем друзьями, Роанна, — беспечно говорит Арианна. — Идем, я познакомлю тебя с Тиеной, моей кузиной.
Словно по волшебству, Тиена появляется рядом с Арианной, вежливо улыбаясь ей.
Она такая же неземная, как всегда, ямочки на щеках такие же ярко выраженные, глаза такие же голубые, голос такой же приятный.
Роанна улыбается и делает еще один вежливый реверанс дочери принца.
— Доброго утра, миледи.
— Доброе утро, — ласково произносит Тиена, голубые глаза окидывают взглядом каждый дюйм ее тела. — Ты, должно быть, Роанна Ланнистер.
Роанна проглатывает слезы, подступающие к глазам Висеньи, и комок, подступающий к горлу.
Арианна, Тиена и Висенья были неразлучны в течение нескольких блаженных лун. Они были связаны кровью и дружбой.
Но эти узы были разорваны временем, расстоянием и смертью, и то немногое, что от них осталось, хранится только в ее сердце.
Ни одна из девочек не видит свою мертвую кузину за лицом бастарда Цареубийцы, и они слишком молоды, чтобы увидеть воющее горе, которое пожирает ее изнутри.
Кем бы они ни стали сейчас, это уже не будет прежним, ибо все построено на лжи.
Роанна улыбается.
— Да, — отвечает она так же мило. — Приятно с тобой познакомиться.
***
Праздника не было, по крайней мере, когда так много выдающихся аристократов Дорна находятся всего в нескольких днях пути от Водных Садов.
Есть только тихий ужин в кругу семьи.
Доран со своей женой и детьми и Оберин с Элларией и дочерьми.
Или, как предполагает Роанна, именно так ужинали дяди Висеньи. Возможно, братья и их семьи проводили вечер вместе.
Она не знает, потому что Джейме и Аллирия воспользовались возможностью спокойно поесть со своими детьми после долгого путешествия.
Все они рано легли спать, и близнецы уже спали, когда Джейме проскальзывает в гостевые покои, которые Роанна делит со своими сводными братьями и сестрами.
Она устала, но совсем не хочет спать, и поднимает голову с подушки, как только входит ее отец.
Он вручает ей легкий плащ, чтобы защититься от вечерней прохлады, и молча ведет ее туда, где их ждет Арео Хотах.
Высокий мужчина ведет их по коридорам и прихожим дворца, не издав ни звука и не встретив ни единой живой души.
К тому времени, как они добираются до места назначения, двери, в которой она не сразу узнает дверь в кабинет Дорана, Висенья уже полностью сбрасывает свою маску.
По жесту Арео Хотаха она открывает дверь и входит, едва сознавая, что Джейме следует за ней и закрывает дверь, в то время как телохранитель ее дяди занимает свой пост снаружи.
Внутри Доран и Оберин ждут их, стоя перед большим письменным столом Дорана, одетые в те же шелка, что были на них ранее днем, несмотря на холод, от которого Висенья дрожит несмотря на свою плащ.
На мгновение воцаряется тишина, а затем Доран и Оберин почти одновременно глубоко кланяются.
— Моя королева, — мягко говорит Доран. — Дорн ваш.
Без малейшего колебания, едва ответив на официальное приветствие принца, Роанна бросается вперед.
Она натыкается на ноги своего старшего дяди и прижимается к ним, зарываясь лицом в шелк цвета заката.
Доран быстро выпрямляется, поднимает ее на руки и прижимает к себе.
— Висенья, — выдыхает он, не веря, как будто боится, что она исчезнет, если он произнесет ее имя вслух. — Висенья.
Она сворачивается калачиком в его объятиях, окруженная ароматом солнца, песка и специй, который у нее так болезненно ассоциируется со своей матерью.
Ее мать, Элия Мартелл, будущая королева и принцесса Дорна.
Она почти не думала о ней последние два года, отбросив все, что делало ее Висеньей, в пользу смеющейся, невинной Роанны.
Ей пришлось это сделать, поскольку она жила под самым носом у Тайвина Ланнистера.
Если она не смогла удержать свою маску, то навлекла мучения и смерть на себя и всех тех, кто рисковал всем ради нее.
Она была никем иной, как Роанной, с того момента, как покинула Солнечное Копье.
Но здесь и сейчас, находясь в объятиях своего дяди, она не может быть никем иной, кроме как Висеньей.
— Дядя, — шепчет она в ответ, едва способная говорить из-за кома в горле.
Болезненное покалывание охватывает ее, и она сморгивает слезы с глаз, таких же темно-фиолетовых, какими когда-либо были у Рейгара Таргариена.
Впервые за многие годы Роанна Ланнистер тает, а Висенья Таргариен вдыхает прохладный вечерний воздух Дорна.
