Nightwish — Sleeping Sun
Sorrow has a human heart
From my god it will depart.
Сталкиваются в бою — по разные стороны. Первое, что видит — алое марево. Жмурится от яркости и ядовито-зелёную магию выпускает из рук — в назидание: «не с того начинаешь знакомство, ведунья». Отражает удар, выходит из тени — заставляет замереть на месте от шальной мысли: «совершенная». Копна волос выжженная, взгляд пристально-острый, красота утончённая — асгардская. Смотрит дикостью — яростное пламя, а не женщина. Если и видывал таких, то давным-давно. Такую стать не забудешь — забывать не захочешь. Болотным туманом чужую магию рассеивает и хитростью горчит себе губы в усмешке: — И как зовут сие великолепие? Алые путы пускает меж рёбер — дышать становится сложнее, — оттого бог обмана и загорается истинным интересом, с хрипом повелевая: — Имя. — Ванда. Голос нежный, но твёрдый — польщен откровением, и нити её стряхивает с пренебрежительной лёгкостью. — Локи. — Плевать хотела. Округляет рот в изумлении, но глазами смеётся: совсем девчонка, позволительно дерзить старшим. Но, всё же, знать место нужно — чтобы было неповадно. — Непокорная — занятно. Взмахом ладони пускает яд под кожу и окружает её своими копиями. Все, как одна, елейно усмехаются — никуда не деться. — Тихо, тихо… Больно не навсегда, все это знают. Ванда дёргается, сжимает зубы от боли, но глаз не отводит от него настоящего, что Локи льстит. — Достаточно? — Мы только начали. Ну и силища у неё! Кисти рук тонкие, изящные, будто изламываются, и первобытное ведовство ставит Локи на колени. Яд ошпаривает вены её, ползёт к сердцу, но даже не роняет и стона. В поддавки не играет, чем Локи и очаровывает до глубины души. Взгляда не отвести, огонь полыхает в её зрачках, и упасть к ногам её — даже для бога, — не столь печальная участь из возможных. — Так можно и заиграться, моя милая, — сдержанность боли начинает страшить его самого. Упадёт ведь замертво, долго не выдержит. Упрямая, непреклонная. Копии начинают рукоплескать: ломали всех на своём веку, а девчонку эту — не вышло. Без яда в крови дышится свободно, полной грудью — Локи наслаждает спасением, словно и не он был её палачом. — Твой черёд. Ванда приближается плавно, и смотреть на неё снизу вверх — извращённая форма наслаждения. По дрогнувшим губам можно прочесть, что поклонение ей тоже не чуждо, а оттого похожи больше, чем изначально казалось. Понимает ли простую истину — неясно, но острым своим взглядом продолжает резать. В грудине горит, и магия их сплетается в диком танце. Зелёные блики, багровый дым. Глаза ведьминские отливают зеленью, и в топи эти вступать опасно, но Локи с осторожностью уже не по пути, а потому бросается туда, как со скалы в пропасть. — А если не захочу? — с интересом рассматривает его, словно диковинку, и расширенные адреналином зрачки наводят на мысли, далёкие от смертельной борьбы. — То, чего ты хочешь, я могу устроить и без магии. — О, и чего же я хочу? Локи усмехается краешком губ, и взглядом указывает на своё положение. Румянец на её щеках показателен. — Этого, — как факт. И пусть что угодно думает: пляшущая вокруг них магия и так живое доказательство неизбежности их близости. — Ошибаешься. — Уже бы убила. — И я могу. — Как и я. Локи не может сдержать дрожащей улыбки: в таких поединках либо одни проигравшие, либо одни победители. Кем они станут — зависит от Ванды. Решение — несколько мгновений и целая вечность. Локи считает про себя. «Раз», — взмах ресниц. «Два», — прерывистый вздох. «Три», — едва заметное движение рук. Улыбкой не одаривает, опасается, а глаза светятся, не скрыть сияния. Свобода разливается по телу, и на ноги Локи поднимается с гордо поднятой головой. Магический вихрь касается её длинных волос, и восточный терпкий аромат обжигает лёгкие. Локи улыбается и протягивает свою ладонь. Йотунский вечный холод не растопит ничто, но её горячая рука творит чудеса — Локи становится тепло. Поклон учтивый, поцелуй — едва ощутим. Ванда спешно прячет поцелованную им ладонь и замирает. Красота асгардская, а душа земная, страстная — до покоя там как до самых далёких галактик. Упустить нельзя. — Кажется, мы не с того начали. Теперь Ванда смотрит снизу вверх, а ощущение всё те же. Восторг искрится в глубине глаз Локи, и утаивать его кощунственно. Пусть ведает, на какие способна высоты. Полетит рядом — познает безграничность возможностей, останется... Что ж, ошибки совершают все. — Я пожалею об этом. Локи живёт тысячу лет и что-то да смыслит в женщинах. В ведьмах так подавно. В топях, где увяз по воли собственной, принят, как родной, а слова — пепел по ветру, и веры им нет и не бывало. Лжецу ли не ведать. — Не попробуешь — не узнаешь. Взгляд в пол и резко, молнией, обратно в её глаза — тонуть, тонуть, тонуть. Понимает и шанса — клясться готов Асгардом, братом, Одином, — не упустит. Первую рассеянную улыбку её Локи принимает, как нож в сердце — с достоинством. Прячет себе за пазуху, как сокровенное, тайное, и в груди йотунской, заледенелой, трещащей вечной мерзлотой вспыхивает животворящее пламя.