Ghostly Kisses – Call My name
Он живёт под самым брюхом шумного Сеула, закидывая ровно в девять утра порцию кофеина в пустой желудок. Этот кофе дешёвый до рвотных позывов, после него зубы скрипят и горько-горько во рту, но ты его целуешь. Целуешь с таким же горьким шёпотом, потому что по-другому не умеешь. Для Тэхёна ты — клейкая масса, которую можно лепить-лепить-лепить. А тебе, словно больному, хочется принимать любую форму, оставляя на сгибах трещины. Поверишь, что это любовь? Веришь. Тэхён тоже верит, ведь тела сомкнутые до предела, связанные дрожью и выкуренным напополам косяком — не врут. Глаза тоже не врут. Ты смотришь побитым щенком, а Тэхён гладит по макушке, чешет за ухом и целует в лоб. Любит таким, ведь опять же — ты умеешь по-другому. Может, спросишь: а он умеет по-другому? И, честно, ответа не найдёшь. От Тэхёна штормит, на душе кораблекрушение и взрывы. Особенно, когда он до скрипа вашей старой кровати, медленно заставляет тебя погибать, растекаться в глухих звуках по смятым простыням. От Тэхёна пахнет цианидом калия, когда он зол, и самым сладким мёдом — когда добр. — Опять пишешь в дневнике? — Тэхён пришёл незаметно, в руках дымится чёрный кофе. На часах пять минут десятого. — Да, немного заскучал, пока ждал тебя, — признаёшься, не ожидал, что он придёт так быстро. Даже вздрогнул, но осенний ветер скрыл всё мурашками. Прячешь дневник в сумку, зрачки то и дело цепляются за него. — Обо мне пишешь? И усмехается. Без злобы, совсем по-мальчишески, показывая, что не такой он и каменный. Так может только Тэхён. — Нет, — врёшь безбожно, — о погоде, сегодня обещали дождь. О, парень, ты паршивый лгун. Небо заволокло тяжёлыми тучами, серо смотрящими вниз. Осеннее солнце едва выглядывало между плывущими облаками, и совсем не не грело. Холодно очень, а на тебе джинсы с рваными коленками. Под кожаной курткой майка с глубоким вырезом, чтобы острые ключицы выглядывали. Неприятно, на самом деле. — Сегодня встреча у Джуна, — говорит Тэхён, потягивая свой кофе. Была бы сигарета — закурил бы, но кончились, как назло. Встреча? Не так называется. Господи, тебе тошно до слёз. Сглатываешь обиду, словно жёсткий комок. Не потому, что тебя не приглашают, наоборот — идёшь безоговорочно, как прицеп. Горько тебе от этого же факта. Руки чешутся записать в дневник пару слов, лишь бы хоть чем-то занять дрожащие пальцы. Чёрной ручкой выводишь узоры на ладонях. — Понятно, — отвечаешь со вздохом. — Обещаю, сегодня буду хорошо себя вести, — он говорит с улыбкой, подбадривая тебя. Невольно хочется ответить тем же. — Я верю, — отвечаешь, но нет, не веришь. Давно не веришь обещаниям. Ещё, наверное, с момента, как мама пообещала оставить щенка, но утопила в реке. Тебе же тогда было восемь, да? Ты похож на этого щенка, признайся. — Люблю тебя, — Тэхён расплывается в улыбке. Хочешь записать это в дневник, почти дёргаешься в его сторону, лишь чудом останавливая себя в последний момент. Вместо этого размашисто черкаешь на руке зметку: «любит». — И я тебя. Он смотрит, сощурив чёрные глаза, в излюбленной манере ерошит твои волосы и смазано целует в уголок губ. Ощущаешь горечь. От кофе, конечно же. Наружу рвётся вздох, не тяжёлый, просто обессиленный. Не из-за Тэхёна. Из-за тебя. Пишешь, уже заходишь на запястье. Чернильной пастой выводишь слова: вера, сила, любовь. Чтобы не забыть. Так легче ориентироваться. Память у тебя плохая, не помнишь из-за чего. Иронично. Тэхён кладёт свою голову тебе на плечо, елозит, находя удобную позу. Он тёплый и вкусно пахнет каким-то ментоловым шампунем. Волосы отросли и лезут в лицо, спадают копной вниз. Ему больше идёт с короткой стрижкой. У тебя волосы короткие, вошло в привычку сбривать почти под ноль. Тэхён помогает каждый месяц убирать длину, состригает твои пряди. Недавно осветился, теперь ёжик из волос немного сожжён и желтит. Гладишь Тэхёна по голове, пропускаешь сквозь пальцы, задерживаясь на нежной коже. — Не грузись так сильно, — вдруг говорит Тэхён. — Вижу твои руки, не записывай мелочи. Мелочи. — Ладно, — говоришь, сам себе не веришь. Он — сломанный компас, который всё ещё пытается указать тебе путь. Очнись! Парень, в тебе ноль сознания. Ты не Чонгук, ты – каменный остров, где никто не живёт. Единственный, кто знает к нему дорогу – стрелка сломанного компаса, застывшая навсегда. На смазанные надписи шлифуешь ещё одно слово: мелочь.***
Сидишь на диване, пропитанном чем-то спиртным, видимо кто-то уронил своё пойло. Не любишь запах алкоголя, забыл? Особенно исходящего от выпивших людей. Мутит со страшной силой, привыкнуть не получается. Джун мне тебе друг, скорее вынужденный знакомый, из-за Тэхёна. Ты с такими людьми старался не общаться, слишком вызывающий образ жизни. Он садится в кресло, вытягивает свои длинные ноги и, не замечая ничего вокруг, блаженно закуривает. Тянет пачку тебе, но отказываешься. Джун не плохой человек, по крайней мере, так кажется. Любит тусоваться, беспорядочно вести половую жизнь и временами ловить приходы. Как личность немного дерьмо, но добрый очень-очень. Тэхён его считает лучшим другом, как думает сам Джун — не знаешь. Киваешь ему в знак приветствия, коротко и ясно — большего не надо. Тэхёна не видно, куда-то отошёл минут пятнадцать назад, обещал вернуться. Не знаешь, вернётся ли. Кисло. Пишешь в дневнике пару слов. Рисуешь набросок комнаты полной людьми. Лица не запоминаешь, может на прошлом эскизе есть знакомые черты, но уже не вспомнишь и не разберёшь. Поднимаешь взгляд. Удар в солнечное сплетение, с переломом рёбер. И, кажется, смещение пары органов. Тэхён, обхватив руками чьё-то лицо, влажно целует чужие губы. Не твои. Одна рука на щеке незнакомого парня, а другая на шее. Он всегда так делает — это ты знаешь, с тобой вошло в привычку. Когда привычка, разделённая одна на двоих, становится всеобщим фактом — она больше не ваша. Смирись, он целует другого. Выдыхай, он чувствует пустоту. Принимай, он видит только тебя. Змея заползает на грудь и, как настоящее животное, обвивает свой хвост вокруг шеи. Сжимает не сильно, чтобы следов не осталось, но достаточно, чтобы с трудом глотать слюну. В дневник записываешь то, что видишь, а потом вырываешь лист с корнем. Не хочешь завтра ощутить то же самое. В Тэхёне бушует смрадный виски, может ещё что-то. Его дыхание опаляет твоё лицо, совсем-совсем рядом. Смотрит глаза в глаза. Его — мутные с поволокой, твои — по-больному красные. — Чонгук, — шепчет твоё имя. — Всё не то, — и добивает. Тебе не надо ничего объяснять, итак понимаешь. Во рту вкус малиновой жвачки, уже теряющей привычную консистенцию. Тэхён сминает твои губы, смешивая вкусы. Не хочешь думать, что здесь есть чужая частичка. — Я знаю, — отвечаешь, просто. И он знает. Замены не найти, не ощутить того же падения в самую глубину души. — Покурим? Улыбается по-тэхёновски. Пара ран на спине затягивается, оставляя за собой белёсые шрамы. — Кури меня, как самую дорогую траву. А он уже. На мгновение становится легче. Копаясь в острых мыслях, кашей заваливающих пустоту, ты находишь спасение. И страх, кричащий в твоё разбитое лицо, досадно усмехается, отступая на шаг назад. — Чувствуй меня, — целует в уголок губ, — принимай нас, — ещё один в подбородок, — расцветай сам. Последнее слово припечатывает своим лбом в твой лоб. Бодается как кот, который просит, чтобы гладили. Чувствуй, пропускай через себя. Сквозь синюшные вены, вздутые от напряжения, и сквозь набитую мыслями голову, что разбивается о скалы, именуемые чувствами. Беги, не оглядывайся на чужие стены, исписанные временем, ведь предательски болючая реальность сокрушит тебя похлеще удара по голове. Пальцем на коленке выводишь слова, чтобы точно запомнить и занести в дневник. Тебя сминают в объятьях, душат крепко-крепко и подставляют косяк к губам, со вкусом дешёвого кофе. Тэхён втягивает щёки, выдыхает дым, морщит нос. Не вставляет совсем — видишь по глазам. От тебя его штырит хлеще, словно твой двадцать один грамм души превращается в химическое вещество. — Запишешь в дневник? — спрашивает и смотрит проницательно, взгляды-выстрелы бросает, но ранит не смертельно. Не находишься с ответом, сознание ходит ходуном. Тэхён интересуется без злого умысла — знаешь железно, но тебе не по себе. Сокровенные слова, выведенные корявым почерком, не дают потерять суть дела. Болезненно воспринимается своя дефектность, когда в румянец дышит тот, кто отличается от тебя на сто восемьдесят градусов. — Нет, — и льнёшь к его крепкой шее. В ответе почти не врёшь. Завтра забудешь, как твою талию обхватывали его сильные руки. Послезавтра не вспомнишь этого диалога. Возможно, в чем-то есть плюс. — Только не забудь меня, — ухо обдувает его тяжёлый вздох, мурашками отзываясь вдоль хребта. Не можешь обещать, от этого нос щиплет горечью. — Никогда в жизни, — а вслух говоришь другое. Парень, тебе же говорили, обманывать не умеешь! Тэхён в душе, наверное, запоздало раскаивается, ведь вид его напоминает наказанного ребёнка. Ты слышишь своё имя, бесконечно слетающее с его уст. Чонгук, Чонгук, Чонгук. Тебя так зовут, помнишь точно, без ошибок. Что-то бормочет под нос, не слышишь слов, лишь обрывки. Складываешь в предложение, а выходит какая-то муть. Тэхён говорит, потом молчит, а дальше — опять курит. Опять не вставляет. Он не злодей, как можно было подумать, взглянув на пробитую переносицу, называется бридж, если правильно записал. В нём тысяча изъянов и столько же достоинств. Полюбил такого, разлюбить, кажется, не получится. А разве надо? –… бесконечно, — бормочет Тэхён. О, разобрал одно слово. Быть может, он говорит, как любит тебя бесконечной любовью. Не знаешь, тебе не надо слов, чтобы понять. Тишине слов тоже не надо, её голос шепчет тянущее «бесконечно». На её стороне правда. Ты живёшь под его сердцем, роняя набитую ватой голову на грудь. У тебя в рюкзаке дневник, исписанный словами о нём и кривые рисунки лица. Его ты не забудешь вовек. Осень будет холодной, но сеульское брюхо дешёвых кофеен согреет его за тебя.