Зло грешно

Секунда. Одна секунда. Поцелуй длился всего лишь одну секунду, всего-навсего одно мгновенье, казалось бы, ничего долгого, но для Осаму это было не так. Вид тела, нависающего над ним, полностью нагого, был до омерзения восхитительным. Тёмные пряди Достоевского спадали прямо на лицо шатена, как и его волосы, что скрывали понемногу его тёмные омуты. Целовали они губы друг друга грязно, без души и сожаления пытались взять верх. Ладони Фёдора покоились на плечах Дазая, пока его руки блуждали по чужой аккуратной и до жути бледной спине. Ему хотелось исцарапать эту донельзя невинную кожицу до мяса и костей. А самого обладателя сломать. Да, пусть он был единственным, кто за долгое время мог хоть каплю его понять после смерти близкого ему Одасаку, но именно из-за этого возрастало желание убить его, также, как и прошлого себя, подростка. Потому он, продолжая играться с губами Феди, вновь и вновь терзая те, ухватил за несколько прядок волос и оттянул от себя, совсем не жалея и не регулируя силы, до одури больного натяжения. Вновь больно укусив дьявола за губу. —Все вы такие? —Безусловно. Дальше будто обрыв, кажется что Фёдор хотел что-то ещё высказать, но не смог, ударился головой об жёсткий матрас. Перевернули, и теперь уже Дазай был сверху и уселся на худощавые бёдра снизу, ухватившись пальцами за чужую шею. Брюнет выражение лица своего не поменял, но всё же внутри был удивлён, хотя и предполагал такой ход событий. Начав душить его, он снова лизнул его нижнюю губу и с небольшой силой сжал её, а после наслаждался вкусом чужой крови. Фёдор не брыкался, наоборот, тоже схватил его за волосы. —Зло всегда будет одерживать победу. И вновь перевернул его, вернув прежнее положение, да только сам придвинулся ближе. —Хочешь же согрешить. И карие глаза напротив засияли нездоровым блеском. Он активно закивал, до того момента, когда пальцы снова ухватились за волосы, с силой прижимая к кровати. Сам Дьявол, что был сверху, придвинулся ещё ближе, к самой голове шатена, слегка поднял её, разметив шею между бёдрами, пока только несильно зажав. —Молю, продолжай. —Покаяние грехов своих у Бога просить будешь. —Разве не бог сейчас хочет согрешить со мной? —Бог. Но это ирония. И резко сжал бёдра вместе, сдавливая кожу шеи. Дазай вцепился в чужую плоть чуть отросшими ногтями и оставил красноватые следы, но не пытался как-либо отстранится или остановить, а просто наблюдал уже помутневшим взглядом за ним. А Фёдор-то дразнить любил, потому и отстранился на несколько минут, смотря, как нижний искренно хочет быть придушенным. —Шваль. Грешная, грязная шваль. —Разве не этого ты хотел? Говорил Осаму пока нормально, раз дыхание было доступно. Кажется, что он хотел что-то ещё произнести, но Достоевский именно при его вздохе перекрыл кислород, попутно играясь с волосами шатена. —Хотел. И получил.