Ребячество

      — А что там?       — Там у крестьян свои забавы.       Матвей и Варя стояли у воды. На удивление комаров не было, хотя обычно их в это время много.       — Знаешь, — Варя посмотрела на него, а когда он повернулся, опустила глаза в землю, — наверное, у них намного веселее, чем здесь, у вас.       Матвей долго молчал, а потом снова посмотрел в сторону другого берега. Он ничего не сказал, а потом и вовсе развернулся и пошёл по направлению к дому. Шёл он быстро, что Варя еле успевала за ним, смотрела ему в спину и боялась.       Что-то грозное было в Плисавицком. Что-то такое, что присуще людям загадочным и смелым. В нем не было чего-то страшного, как в, например, Себастьяне, который тоже был грозным в глазах рыжей леди, но он был для неё просто иногда суровым человеком. Также Матвей не был таким грозным, как её отец, от которого уже оставался только лёгкий образ и имя. Но Варя помнила, что отец был грозным в положительном смысле: он производил приятное впечатление храброго и сильного человека. Матвей же был грозным по-своему. Он был одной большой задумчивой тучей, по которой приходилось гадать: пойдёт ли дождь, гроза или она уйдёт также, как и пришла?       Варя шла за ним и боялась. Она боялась, что он отвернулся от неё, из-за её слов, что обиделся и, возможно, убегает. А Матвей шёл все быстрее, что Варвара физически не могла его догнать, а она уже буквально бежала за ним.       — Матеуш, — позвала она и остановилась, чтобы отдышаться. Однако он не остановился и шёл дальше, бросая её одну посреди этой травы.       «Ну и убегай, раз обидчивый такой», — подумала Мухавецкая и посмотрела на небо. Чёрное небо, без звезд. Тучи.       Находились они в гостях уже больше недели. За эти дни они успели обойти все углы, а Матвей сводил свою гостью в город. Варя дошла до дома одна. Тяжело, одиноко и заблудившись раза два. Подходя к дому, она разглядела впереди две фигуры: одну небольшую и тонкую, другую повыше.       — Варвара! — позвала её Алиса издалека. — Прости моего чертенка, он не подумал.       Смолевичи, что так долго тянула брата за ухо, наконец-то отпустила его. Жодино почесал ухо и посмотрел на Варю. Она сочувствовала ему.       — Чего молчишь? — спросила Алиса у брата.       — Я больше не посмею оставлять Вас одну, — вздохнул он. Дунайчик аккуратно опустила его голову вниз, и Матвей поклонился.       — Я надеюсь, что никто не знает, что я пришла только сейчас.       — Не волнуйся, никто, — улыбнулась Алиса и вдруг испепелила взглядом Матвея, — кроме Ядвиги.       — Она никому не скажет, она вообще прикрывает тебя и меня, пока мы здесь, — сказал Жодино.       Смолевичи ушла в дом. Матвей и Варя сидели во дворе на скамье. Жабинка смотрела на землю, Жодино молча сидел рядом.       — Почему ты Плисавицкий, а сестра твоя — Дунайчик? — вдруг спросила Варя.       — Она сказала, что не хочет ходить со мной под одной фамилией, — ответил Матвей с грустью.       — А я бы очень хотела! — повернулась к нему Варя. Матвей удивленно повернулся к ней и в ту же минуту покраснел. А Мухавецкая хоть бы что. Смотрит на него.       — Это, конечно, очень хорошо, мне приятно, можно просить у отца, но понимаешь… как бы… — Он пытался подобрать слова, рукой махал так, будто пытался вырвать их из воздуха.       — Просить? — Варя округлила глаза, а потом засмеялась. — Ты не о том подумал!       — Не о том?..       — Конечно не о том, — она взяла его руку и накрыла своей. — Я имела ввиду, что ты очень хороший, и мне не было бы неприятно или неловко на месте твоей сестры ходить с тобой под одной фамилией.       — Спасибо… — Матвей забрал свою руку и посмотрел на траву, опустив голову. Он поник и молчал. Варвара тоже замолчала, а потом и вовсе пошла к дверям.       Он ее не догонял. И от этого Варе становилось обидно и горько. Она бы обязательно пошла за ним. А он сидит. Может ему снова не понравились её слова?       — Матеуш, — вернулась она и присела перед ним накорточки, посмотрела в глаза, — я задела тебя? Обидела? Если ты не противишься своего решения, то хорошо, пойдем.       — Куда? — спросил Матвей.       — Просить. Я не буду против, да и вообще меня не спросят. Пойдем.       — Ты только думаешь, что тебя не спросят. У тебя никого нет, потому решает твой дядя. Он кого угодно переубедит.       — Мы ему не скажем, — Варя поднялась, взяла его за руки и отвела в сторону. — Можно попросить у твоей матери. Я могу спросить Лиду.       — Моя мать в любом случае будет советоваться с отцом, а он, в свою очередь, с твоим дядей. Это просто слова и детский лепет, — он обнял её, как бы утешая.       — Может ты видишь во мне ребенка, — сказала Варя.       — Нет, ты что, — Матвей посмотрел на нее. Несмотря на то, что на улице было не очень светло, он все равно видел и её голубые глаза, и рыжие волосы, и веснушки на лице. Никто не поверит, что они не одногодки. Они бы тоже не поверили.       — Помнишь, тебе кольцо понравилось? — спросил Плисавицкий. — С аметистами.       — Серебряное, — кивнула Мухавецкая.       — А я обещал купить.       — Дорого, — сказала Варя. — Не надо.       Она поцеловала его в щеку, а он быстро поцеловал её в краешек губ.       — Может оно и так, но не возвращать же подарок обратно?       — А что говорить, если спросят откуда? — взволнованно спросила Варя, наблюдая как Матвей одевает кольцо ей на левую руку.       — Так и скажи, что я подарил. Пускай думают, что хотят, — улыбнулся он и обнял её.       Она улыбнулась, чувствуя, как горят уши. Привыкшая получать подарки от знакомых и родных людей, она была в лёгком шоке и восторге от того, что сейчас произошло.       — Все ясно с вами, — вдруг вышла во двор Лидия. — А все уже спрашивают, куда вы пропали.       Матвей отпустил Варю, а та перепугано повернулась в сторону Лиды. Она все так же спокойно смотрела на них, будто ничего не произошло.       — Матеус, тебя звали родители, — сказала Замковская и кивнула в сторону дверей. Матвей что-то прошептал себе под нос, соглашаясь с ней, поклонился головой и ушел. Когда дверь за ним закрылась, Варя посмотрела на Лидию.       От неё, такой улыбчивой, приветливой и ласковой, не осталось и следа. Она посмотрела на Варю так, как обычно на нее смотрел Гродно, когда присутствие её доставляло дискомфорт и было лишним. Варя молчала.       Лида была сейчас для неё самым страшным зверем, который ждёт момента наброситься.       — Šiuo metu neturiu tinkamų žodžių tau barti. Melskitės, kad niekas kitas, išskyrus mane, to nežinotų ir nematytų. — прошипела Лидия и тяжело вздохнула, отворачиваясь. — Вырастили на свою голову…       — Ничего плохого не произошло, — сказала Варя, но Лида даже слушать не стала.       — Просто улыбайся, Варвара, улыбайся и веди себя прилично, — Замковская пошла обратно, а Варя пошла за ней. Однако не успела Варя договорить ей о том, что та «тоже молодец, когда пошла наперекор Себастьяна», Лидия остановилась и в ней что-то закипело.       Подобная ситуация происходила и в доме. Только вот Матвея отчитывали три человека сразу. Мать что-то говорила про скромность, отец про достоинство, сестра про непутевость брата. Матвей молча слушал, ему начинала болеть голова. Он попал в пчелиный рой и слушал это все.       И среди всего этого сидел Себастьян, который наблюдал за происходящим и пытался морально поддержать Матвея, смотря на него. Он вышел на улицу, но и там было не очень тихо. Варя будто не жалела о том, что сказала и слушала Лиду. А потом неожиданно замерла и упала в обморок.       Лида, естественно, поймала её, но сразу же отдала Севе, подошедшему в этот момент. Он тяжело вздохнул, молча высказывая недовольство, и понес девочку в комнату.       — Ей плохо? — обеспокоенно спрашивала Алиса.       Все сразу же отцепились от Матвея и побежали выяснять, что с Варей.       — Врача? — спрашивал Борис.       — Знаете, я тоже своего рода врач, — ответил Сева. — Поэтому идите, господа, идите.       Все вышли из комнаты. Наступила тишина, только внизу продолжали что-то говорить. Даже муха не жужжала в этот момент. Себастьян сел на ближайший стул, который переставил к кровати и посмотрел на бледное лицо племянницы.       — Ну? Рассказывай.       — Она накинулась на меня, — ответила Варя. — Но я извиняться не буду.       — Согласен, Лидочка сорвала мне целый спектакль. И это чучело тебе нравится?       Варя присела и зло посмотрела ему в глаза. Сева откинулся на спинку стула и отвернулся.       — Ладно, мне тоже нравятся блондинки, — сказал он и закинул ногу на ногу. — Семейное.       — Матеуш не чучело, — злилась Варя и крутила кольцо на среднем пальце. Сева замечал это, но ничего не говорил. Он только вздохнул, анализируя составляющие украшения.       — Шуток ты не понимаешь так же, как и твой отец. Ты же девушка. Ну сказали тебе что-то — ты посмейся. А ты, как змея, шипеть начинаешь. У твоего кавалера чувство юмора тоже хромает, поэтому ты задумайся.       — А Вы пили сегодня за столом?       — Не пил, а что?       — Больно страшно сидите и мило болтаете со мной. Даже Лидия на меня наругалась, а Вы просто сидите.       — Их светские беседы на счёт умелицы-Алисы я предпочел тому, как вы с Матеушем стояли в саду и держались за руки. Я ничего не слышал, но и без слов это все выглядело очень красиво, мило и трагично. А потом в мою сторону повернулась Лида и остальные.       Сева подошёл к двери и позвал Матвея под предлогом принести воды. Тот прибежал быстро.       — Бегаешь хорошо, уже неплохо, — Сева отдал стакан Варе, а сам увел Матвея по коридору. — А теперь, дорогой мой…       — Пожалуйста, я уже ото всех выслушивал, хватит, — Матвей попытался сбежать. Не получилось.       — Успокойся, — сказал Сева и отвел в свою комнату, что была рядом. — Ты бы женился?       — Возможно.       — А на Варваре? Она ещё та рыжая бестия, ты подумай.       Матвей так и сел около двери. Сева посмотрел на него и сел рядом.       — Если она тебе не нравится или родители уже нашли невесту, то так и скажи.       — Нет никого! — испугался Матвей и весь сжался. — И Вы не поймите неправильно, Варвара очень красивая.       — Но ты на ней не женишься.       — Мне не позволят. Отец не даст согласия.       — А как будто ему его давали, — фыркнул Сева и махнул в пустоту.       — Что? — не понял его Матвей.       — Ничего, родной, ничего, — Сева поднялся и пошёл в коридор, — Я передам.       Что он передаст, Матвей спросить не успел. Дверь перед носом так и закрылась, а в коридоре Севы уже не было. Неманский сидел у Вари. Он наблюдал за её попыткой сидеть ровно, молча, не подавая вида, что она расстроена новостью.       — Ты не расстраивайся. В его глазах ты правда очень красивая, но жениться он не станет на тебе. Вы будете хорошими друзьями, — поправил её волосы Себастьян. — А с другой стороны, я всегда говорил тебе, что брак и любовь — удел смертных. Нам это ни к чему.       — Да, — соглашаясь, быстро кивнула Варя. — Не сдался и не нужен…       — А я гордая…       — А я гордая и второй раз спрашивать не стану, — Варя закрыла лицо руками и расплакалась.       — Я в твоем возрасте думал, как от учителя гулять сбежать. Хотя я в твоем возрасте и меньше ростом был и меньше на вид. Мне не до того было, — сказал Сева. — Не реви, Варюш, он тебе ещё не одно письмо напишет. Не реви.       — Не напишет.       — Напишет, — Сева сел рядом и посмотрел на нее.       — Если и напишет, я не отвечу. Я его теперь даже видеть не хочу, — Варя вытерла глаза и тяжело вздохнула, грустно глядя на стену.       — Хочешь, мы завтра уедем? Мы сошлемся на твое дурное самочувствие и уедем.       — Я согласна, — она посмотрела на Севу и кивнула. — Давайте.       — Тогда ложись спать и ни о чем не думай, — он приобнял её и ушел.       — Что с ней? — спросил с порога Матвей.       — Спит, — коротко ответил Сева. Под одним только его взглядом Матвей весь съежился и пошёл вниз.       К Севе подошла Лидия. Ее обеспокоенный вид говорил о многом, поэтому она только похлопала глазами.       — Ты теперь носишь гордое звание врага номер один, — ответил Сева. — Не расстраивайся. — он прошёл в зал, где сидели Борис с Ядвигой. Алисы не было видно, возможно она ушла спать, а Матвей сидел где-то в коридоре.       — Что с Варварой? — спросила Игуменко, поднявшись на ноги. Борис махнул на нее рукой, и она села на место.       — Девочке очень дурно, нам придётся завтра ехать назад, если ей не полегчает, — грустно произнес Сева. Ему поверили все и даже Лида.       — И все-таки может врача? — спросил ещё раз Борис.       — Какой врач на нее, Бóрис? — спросил Себастьян. — Да, человек, но город. Врач скажет, что девочка растёт — не больше. Сейчас она спит, но я сомневаюсь, что это пройдёт так быстро. Смена обстановки, сами понимаете.       Ядвига кивнула, Борис задумался. Гродно с Лидой удалились. Вернее, Лида увела его, расспрашивать, что с Варей и когда они поедут. Боря посмотрел на Матвея в коридоре и подозвал к себе рукой. Матвей подошёл, смотря в пол.       — Ты бледен, — Березнев поднял на себя его лицо, — тебе тоже плохо?       Но Матвей молчал. Он только поднял на него глаза и так же опустил их. Разве может он сказать, что не желает отъезда? К тому же час назад его ругали чуть ли не за то, что он смотрит в сторону чужой дочери. А слово «тоже» звучало, как приговор со стороны отца, если он согласится.       — Mon cher, — подошла и посмотрела на него Игумен, — Peut-être as-tu peur pour Barbara?       — Oui, mère… Bien sûr, — тихо ответил Матвей.       Ядвига погладила его по голове и обняла. Легонько, но тепло и приятно. Матвей же стоял и ничего не делал, но потом положил ей голову на плечо. Игумен была не настолько высокой, чтобы это было сделать сложно.       Матвей никогда не стеснялся присутствия отца, когда она его обнимала. Не боялся называть её мамой, чего редко делала Алиса. Он понимал, что является немногим, кому выпадала такая чудесная возможность смотреть на окружающих тебя людей и называть их своей семьёй.       Борис тоже был рад, что хоть кому-то в этой семье хорошо. Он всегда волновался до свадьбы и после неё, что дети не примут нового человека. Ядвига тоже не сразу приняла для себя факт, что у Бориса есть дети. И даже двое.       — Tu es toujours le même petit garçon pour moi, — улыбнулась Ядвига. — Tout va bien. Viens à toi.       Матвей посмотрел на неё, кивнул ей, отцу и ушел. Ощущение, что с него сняли часть груза, было приятным.       — Мне кажется, зря мы его тогда отчитали, это было лишним, — сказала Ядвига, садясь рядом.       — Ясечка, ничего не бывает зря. Ни плохое, ни хорошее зря не бывает, — Борис посмотрел на нее, и Ядвига положила голову ему на плечо, взяла за руку. — Возможно, совсем немного было лишним.       — И не говори, что никогда не представляешь себя в подобном положении, — Лида и Сева стояли на втором этаже у лестницы, откуда открывался вид на часть гостиной.       — Мне потом снятся кошмары, — ответил Себастьян. — Все исчезает, не успев начаться.       — Завтра уезжаем.       — Если, конечно, Варе не полегчает. Но я думаю, что все наладится. Хотя кто знает…       

***

             На утро Варя не вышла из комнаты. Она твёрдо решила с отъездом, а потому уверенно играла роль больной девочки. Лида заходила к ней, но Варя с ней не разговаривала, а продолжала лежать.       — Прости, — сказала Лида, но и тогда девочка к ней не повернулась.       — Оставь её в покое, — подошёл Гродно и отвел Лиду за двери. — Стресс у ребёнка. Понимаешь?       — Не понимаю, — честно ответила Лидия.       — Во сколько поедете? Или не поедете? — подошёл Борис.       — Она выглядит очень плохо, чтобы даже куда-то встать, а тем более ехать, — сказала Замковская, не давая что-то сказать Севе. Поэтому тот просто кивнул.       — Если не против и не затруднит… — начал Себастьян, но Борис успокоил его фразой, что «пускай лежит сколько потребуется».       Позже Неманский объяснил ему ситуацию наедине. Березнев сначала хмурился, а потом заулыбался.       — Моя Алаиса тоже так болела. Тем более, пускай лежит. Всем в жизни нужно отдыхать. Особенно от морального.       Так Варя пролежала дня три. Она не выходила даже в сад, только иногда сидела у окна, наблюдая, как там гуляют Лидия с Ядвигой. К ней часто заглядывал Себастьян, отмечая, что внешне она выглядит так, будто не спит ночами. Хотя Варя и правда плохо спала.       Матвей же все стоял около дверей Жабинки. Отважившись в один день поговорить с ней лично, не зная, что ей наговорили тогда, он постучал и приоткрыл дверь. Варя продолжала лежать. Рыжие волосы рассыпались по подушке. Плисавицкий зашел и стоял около дверей, предполагая спит она или не спит.       — Варя, — позвал он её, и Жабинка, присеви посмотрела на него. — Ты и правда неважно выглядишь…       — Нет, я специально сижу в комнате, потому что не хочу тебя видеть и слышать, — сказала Варя.       Она была, не то чтобы грустная, больше подавленная. Глаза были печальные. Плечи немного дрожали. Матвею становилось её жаль, но и одновременно она напоминала ему куклу, когда косо поглядывала на него, поправляя рукава.       — Я люблю тебя, — сказал он, прерывая неловкое молчание.       Варя ему не ответила. Она только посмотрела и отвернулась. Матвей сделал один шаг вперёд, как вдруг она резко повернулась, выставила руку вперёд и ладонью отмахнулась от него, указывая, чтобы он отошел. Жодино снова неловко встал у дверей.       — Mon âme…       — Mon ami, — перебила Варя, — шёл бы ты… за двери…       — Я потом зайду, — Матвей открыл дверь.       — Не стоит. — сказала Варя, но он уже ушёл.       На самом деле она очень хотела, чтобы он остался. И даже обрадовалась, когда снова открылась дверь. На порог комнаты зашла девушка, что работала здесь в прислугах.       — Kokia kalba bus patogu kalbėti, brangioji ponia? — поклонившись, спросила она.       Варя грустно отвернулась и посмотрела прямо.       — Man nerūpi. Taip pat galite susisiekti su manimi savo kalba.       — Ponia bus sunku mane suprasti, jei kalbu kita kalba.       — Откуда ты? — посмотрела на нее Варя.       — Курлянка, — ответила девушка не поднимая головы.       — И как тебя зовут?       — Дома меня прозвали Элеонорой, однако Ядвига Волимонтовна зовёт меня Леной, Алаиса Олехновна — Норой, а Борис Борисович — Лёвой…       — А Матеуш?       — А Матвей Богуславович меня никак не зовёт. Ему обычно помогаю не я, а Паула. Вы видели может её. Она раскладывала вчера тарелки. Светленькая.       — Паула?       — Матвей Богуславович зовёт ее Полиной или Паулиной.       Варваре закружилась голова от всего этого. И эта девушка так просто все запоминает? Жабинка пододвинулась на кровати и пригласила Элеонору присесть рядом.       — И тебя никто не хочет звать по имени? — сочувственно спросила Варя.       — С вашим приездом меня стали называть по имени на два человека больше. Не считая, что Лидия Гедиминовна продолжает звать меня Элеоноре… Себастьян Всеволодович называет меня Элеонора. Он даже не сокращает. Вы можете звать меня как пожелаете: Нора, Лена, Элен, Лёва. А как мне обращаться к Вам? Одни говорят Варвара, другие Барбара.       — Варвара.       — А по батюшке?       — Просто Варвара. Никак больше, пожалуйста. Или просто на Вы без имени.       Элеонора кивнула и посмотрела вокруг.       — А как зовут Ваших служанок?       — Своих я не имею, однако у моего дяди их, если не ошибаюсь, было четверо. Двое, Зофия и Мария, прислуживают по дому и помогают моему дяде. Также Катержина. Она работает на кухне. И Зоя — она обычно помогает гостям, но последние пару месяцев следит за мной.       — Зоя и Зофия…       — Их всех зовут полными именами, мы не путаемся.       — И Катержину не назвают Катей, Катрин, Екатерина, Катерина?       — Ни в коем случае. Мой дядя негативно относится к тому, чтобы имя сокращали или портили, если человек не давал согласия, — ответила Варя.       Элеонора удивлённо посмотрела на нее, а потом взяла за руки.       — А заберите меня к себе, — шепотом попросила она. — Я на шести языках говорю, я все умею: шить, готовить, стирать…