Sauve et garde

Ицуки очередной раз грубо попросил убраться Мику из его комнаты, который уже несколько дней всеми силами пытался заставить первого съесть хотя бы что-то. Но поднос полетел на пол, а Кагехира получил прямой посыл за дверь. На этот раз он был грубее обычного, от чего сам на секунду опешил, но как только дверь захлопнулась, он вернулся к прежнему состоянию и продолжил самокопание. Кагехира приходил к нему стабильно каждый день почти в одно и тоже время. Утром - чтобы немного проветрить в комнате и забрать так и не съеденный вчерашний ужин, днём - чтобы снова попытаться засунуть в него хоть какую-то еду, вечером же проверял его состояние и желал спокойной ночи. Сегодня же он не явился ни утром, и после обеда, ни даже вечером. Если утром Шу даже не обратил на это внимание - разница была лишь в том, что сегодня он проснулся не под стук в дверь, а сам, ещё и почти в 12 часов дня. Когда привычного скрипа двери не было и после трёх часов дня, в голове у парня проскользнула мысль, что может тот ушел, ведь ему надоело нянчится с ним. Шу скривился от своих же мыслей, мгновенно отбросив эту мысль. Кагехира и устать от Шу? Да кто в такое поверит? Тот был готов на полном серьёзе отдать свою жизнь и всего себя за своего Оши-сана, не задумываясь ни секунды. Сомнения закрались, когда Кагехира не пришел и вечером. Что-то неприятно кольнуло в груди. Вчера он правда был слишком вспыльчив, ему даже стало немного стыдно, но разве Мика не привык к такому отношению? Здесь явно было что-то не так, так что просидев ещё немного, он вздохнул и все же заставил себя выйти из комнаты. Вокруг было до боли тихо. Вся его семья уехала с этого особняка уже достаточно давно, так что последние несколько недель тут хозяйничали только они вдвоем. Точнее только Мика. Что-то подсказывало ему, что такое поведение его напарника ни к чему хорошему не приведет, поэтому долго думать он не стал, и сразу же направился в сторону его комнаты. Не хотелось признавать, но тревога не переставала закрадываться в его голову. Шу не знал, чего боится больше – потерять Мику, или остаться один. Хотя сейчас эти понятия значили абсолютно одно и тоже. Дойдя до заветной двери, он остановился, не решаясь повернуть дверную ручку. Чего он боялся? Никого не обнаружить в комнате? Но с другой стороны, с чего бы Мике оставаться тут и продолжать прислуживать ему? Что хорошего он сделал для него за последние несколько недель? Поводов уйти было намного больше чем остаться. Постояв ещё немного, уже мало на что рассчитывая, он отворил дверь. Его взгляду открылась почти полная темнота, лишь полупрозрачные шторы все ещё пропускали частички света от уличных фонарей в комнату, мягко ложась на светлые обои, которые под покровом ночи стали серыми. Дав глазам привыкнуть в темноте, и немного осмотревшись он тут же опешил. Когда-то чистая и опрятная комната, где все всегда стояло на своих местах, одежда была аккуратно развешана в шкафу, кровать заправлена, а на столе не было ничего лишнего, превратилась в ад для перфекциониста - вещи валялись на полу, стол был забит скомканной бумагой, мусором и ещё чем-то, что в темноте не удалось рассмотреть. Вместо постели была лишь простынь и одеяло, которое вот-вот собиралось полностью упасть на пол. Шу не мог не вспомнить свою комнату - Мика каждый вечер убирался у него, заправлял его постель, выносил мусор, подметал и вытирал пыль, иными словами делал все, чтобы комната не теряла своего прежнего аккуратного вида. Решив больше не мучить свои глаза, он отдергнул одну из половин шторы, пропуская в комнату хоть какое-то освещение. Продолжая разглядывать внутреннее убранство комнаты и все больше хмурясь, его взгляд метнулся в один из темных углов. Комок чего-то прижимался к основанию кровати почти сливаясь со стеной, поэтому Шу сразу этого и не заметил. Ступив пару шагов в ту сторону и опять присмотревшись, он тут же застыл, наконец-то рассмотрев, что же это было. Точнее кто. Мика сидел обхватив колени руками и крепко прижимал их к груди, от чего казался меньше обычного. Казалось, он даже не дышал, будто превратился в куклу, которую небрежно бросили в самый дальний и пыльный угол комнаты. Почему-то не решаясь подойти ближе, Шу тихо, еле слышно позвал его: – Кагехира...? Что случилось? Ни каких-либо движений, ни тем более ответа не последовало, что немного напугало его, снова заставляя нервничать. Позвав его ещё раз, но уже увереннее, и все так же получив молчание в ответ, Ицуки начал злиться. Не в силах больше терпеть, он опять повысил голос: – Кагехира! Хватит молчать! К чему этот нелепый спектакль, отвечай когда тебя спрашивают, или ты уже остаточно утратил все уважение? - на одном дыхании прокричал Шу. Но как только он закончил говорить, тут же осёкся. А разве он лучше? Он сам просидел столько времени ничего не делая, лишь кричал и грубил Мике, который столько сил тратил чтобы ему угодить, а сейчас он не может выдавить из себя хоть какой-то поддержки, или без криков выяснить, что же случилось. Но с другой стороны, он абсолютно не знал что ему делать. Во первых, он раньше не попадал в ситуации, где нужно было проявить сочувствие или сопереживание, а во вторых, Мика сам по себе ранимый и очень хрупкий, а сейчас его вид вызывал ощущение, что лишь тронь его пальцем, и тот тут же распадается на кусочки, которые уже не склеить. Укол совести ощутимо ударил по нему, поэтому собрав всё самообладание, он глубоко вдохнул. Мика все так же не подавал признаков жизни, что начинало конкретно беспокоить. Сам не замечая, как смягчился его голос и взгляд, он аккуратно позвал парня ещё раз: – Мика... Ты в порядке? Посмотри на меня, пожалуйста... Видимо то, что Шу позвал Мику по имени, произвело на второго сильное впечатление, и он очень осторожно приподнял голову, открывая своему партнеру взор на половину своего лица. Увидев наконец хоть какое-то движение, Ицуки было уже с облегчением выдохнул, но то, что предстало перед его взором, напрягло его пуще прежнего. На него смотрела пара таких знакомых, но одновременно чужих, серых, будто выгоревших глаз. Они были красными от слёз, а ужасные синяки под глазами явно намекали на не одну бессонную ночь. Взгляд был рассеянным, блики будто бы потухли, зрачки больше не сияли тем светом, а взгляд больше не излучал уверенность и немое восхищение. Все, что он сейчас видел, это потерянность. Все это повергло Шу в некое состояние транса, поэтому несколько минут он просто смотрел на него прямо в глаза не отводя взгляда. Видимо, наигравшись в гляделки, Мика начал снова прятать голову. Возобновление движения вывело Ицуки с шокового состояния, и тот, не придумав лучше способа остановить Кагехиру, опустился на колени и схватил второго за запястье. Мика тут же напрягся и шикнул, будто бы по нему пронёсся удар током, тут же машинально попытавшись вырвать руку из захвата, но хватка Шу оказалась крепче, не давая ему этого сделать. Неужели ему стали отвратительны его прикосновения, или к чему такая резкая реакция? Снова хмуря брови, он решил не оставлять попыток все выяснить, и потянул его руку на себя. Мика только и смог выдавить: – Не надо..! Ицуки поднял на него взгляд. Пара испуганных глаз с мольбой уставилась на него, губы дрожали, а лицо стало ещё бледнее, от чего все больше напоминало фарфор, как у Мадмуазель. Тревожное предчувствие закралось Ицуки в голову, поэтому не слушая Кагехиру, он стянул рукав вниз. Все запястье, немного не доходя до локтя, было небрежно перемотано бинтом. Где-то было затянуто туже, где-то сильно провисало, явно делалось на скорую руку и без особых усилий. Все ещё надеясь, что он ошибается, и это просто ушиб, Шу начал медленно разматывать всю эту конструкцию. Мика же молчал, отвернувшись и закрыв глаза, казалось, даже не дыша. Спустя несколько мотков Шу резко остановился. Его глаза расширились, зрачки сузились. Внутри разлилось что-то холодное и горькое, почти душащее. К горлу подошёл ком, не давая вымолвить ни звука. Он так хотел ошибаться, но это не было похоже ни на что другое. Его взору открылись разных оттенков красного тонкие, местами кривые порезы. Некоторые были уже немного зажившими, на других же еще виднелись следы засохшей крови. Это явно не были случайные царапины, он сделал это сам. В голове тут же опустело. Он забыл о всем – о своих проблемах, о крахе Валькирии, о Теншоине. Перед глазами были лишь красные глаза его партнёра и его рука, вся покрытая ужасающим количеством шрамов. Он снова посмотрел на Мику, тот все ещё не смотрел в его сторону, но поняв, что Ицуки уже все увидел, снова весь сжался. По небольшой дрожи в плечах было ясно, что он снова плачет. Тогда Шу аккуратно отпустил его запястье, лишь продолжая смотреть то на лицо парня, то на его руку. Немного помедлив, и все же не придумав больше ничего лучше, он заключил парня в объятья, притягивая ближе к себе. Все это он делал как можно осторожнее, боясь спугнуть или навредить ещё больше. В тот же миг Мика затих, Ицуки лишь почувствовал как тот напрягся, и уже было подумал что опять сделал ошибку, собирался отпустить, как первый крепко вцепился в его одежду со спины, и прижавшись всем телом пряча голову где-то в его плече, снова заплакал, но казалось, с ещё большей силой. Он пытался что-то сказать, но ничего, кроме сдавленных всхлипов не выходило, поэтому положив руку на спину Кагехиры, Шу лишь сказал: – Не надо. В тот момент руки за его спиной скомкали его одежду ещё сильнее, а до его ушей донеслось еле слышное через слезы "спасибо" и "прости", сопровождаемое сильно слышным от близости их тел стуком сердца, которое, казалось, вот-вот вырвется с груди. Спустя некоторое время Ицуки почувствовал, что Кагехиру больше не трусит, а руки кажется, немного обмякли. – Выплакался? Вставай, пойдем со мной - сказал Шу, отпуская Мику с объятий, приподнимаясь первым. Второй же лишь кивнул, и тоже постарался встать, но его ноги немного подкосились и он чуть не упал. Благо Шу успел его подхватить, и лишь тихо вздохнув, взял его за руку и вывел из комнаты, вместе спускаясь на первый этаж, двигаясь в сторону зала. Включив настольную лампу, он усадил все ещё немного потерянного Мику на диван, сам же пошёл на поиски аптечки. Ею они пользовались нередко, ушибы и небольшие вывихи не были редкостью. Кто же знал, что теперь ею воспользуются с такой целью. Вернувшись к парню, ни сказав ни слова, он снова взял запястье в свою руку, и продолжил разматывать перевязку. С каждым мотком он все больше хмурился, а когда закончил, лишь тяжело сглотнул. Некоторые шрамы оказались совсем новыми, скорее всего, сделанными вчера или всего несколько часов назад. На этот раз Мика не отвёл взгляд, но уши и щеки того сильно покраснели. Как можно осторожнее, Шу, обработав порезы, поскорее начал обратно заматывать их в бинт. Ему было больно смотреть на такие серьезные увечья, которые скорее всего, он и спровоцировал. Закончив и отложив аптечку подальше, он внимательно посмотрел ему в глаза, и спросил: – Когда ты нормально ел последний раз? Ему сразу бросилась в глаза сильная бледность Кагехиры, а сейчас, при лучшем освещении, его синяки под глазами оказались ещё больше, а тело заметно исхудавшим. Немного помявшись, но поняв, что отвечать его все равно заставят, он хриплым голосом ответил: – Не помню... - пробормотал он, и снова стыдливо отвернулся. Ицуки лишь криво улыбнулся. Надо же, он каждый день приносил ему поесть, так заботясь чтобы он не морил себя голодом и поел хоть немного, а сам же довел себя до такого истощения. Задумавшись, он снова опустил глаза на только перевязанную руку, и Мика, заметив это, снова начал нервничать. – Я.. я могу объяснить... прости, м-мне жаль, что ты увидел это... Не дав тому договорить, Шу снова вздохнул, и посмотрев на красного Кагехиру. – Я же вижу, что ты не хочешь об этом говорить, не заставляй себя, - сказав он, и встал, захватив с собой аптечку. – Сиди здесь, я скоро вернусь, - бросил он, направляясь в сторону кухни.