"Ваш чай, бабуля!"

      Балалайка сидит у фонтана: её шея затекла, её спина тоже. А ведь когда-то она могла похвастаться недюжиной выдержкой, которая и сейчас присутствовала в её всё ещё сильном теле, но годы неминуемо берут своё — и сидеть в одной позе долгое время становилось всё сложнее. Этот мальчишка всё не показывался из парка… Был ли он там? Был, наверняка был. Эти грёбаные дети слишком глупы, чтобы не попасться в эту ловушку — хотя бы один из них должен быть тут. Они недостаточно глупы, чтобы пойти все вместе, но достаточно неопытны и наивны, чтобы поодиночке вляпаться в дерьмо куда больше их самих.       Но его не было. Девчонка тоже куда-то сбежала: их просто будто не стало. И где они, чёрт возьми? Нет, эти малявки не могли убежать далеко — нужно искать. Они убили двух её лучших людей, а Балалайка такого не прощает никому: будь ты ребёнок, старик, инвалид или сраная Мать Тереза. Особенно Мать Тереза. Балалайка никогда не любила набожных людей, а тех, кто верой прикрывает свою гнилую натуру — ещё больше. Если уж творишь дерьмо, то хоть делай это открыто, а не вешай на себя нимб на проволоке и… впрочем, она отвлеклась. Время шло. Его прошло слишком много, чтобы продолжать: она, конечно, могла бы обыскать всю Землю, но это уже было банально глупо — месть не стоит затрат такого количества ресурсов и времени. А вот времени у Балалайки было в обрез… Нужно ещё увидеть начало розни, что непременно приведёт к бойне меж мефиозными организациями — ох, вот это будет славная пирушка. И никакой Один её в Вальгалле не встретит, ведь боги все мертвы, покинули этот мир, когда Каин убил Авеля, и поняли они, что человечество — это то ещё дерьмецо, которое даже в перчатках трогать не надо.       А сейчас? Сейчас Балалайка сидела за столиком в кафе, на уличной веранде. — Должна признать, я не ожидала от тебя подобного, — русскай выдохнула из лёгких густое облако дыма, — Ты обычно не большой любитель публичности. И ты знаешь, что я тоже… Ты либо хочешь мне предложение сделать, либо ты перегрелся… — Публичность сейчас нам на руку, — китаец сделал затяжку следом за русской, которая курила кубинские сигары, ведь только они могли пронять её уже давно прокуренные лёгкие, — Ты слышала о череде таинственных смертей наших… коллег? — Ты так неловко их называешь, что мне даже смешно, — она посмеялась, — Нервничаешь? — Почему же, ни в коем случае, — Ченг пожал плечами, поправив солнцезащитные очки, — Но твоя любимая войнушка может не начаться, если воевать в ней будет некому. А убираются довольно сильные элементы нашей пищевой цепочки. Это хищники, подруга, заядлые хищники, а не какие-то мелкие сошки. Я бы не стал тебя тревожить, если бы это были какие-нибудь доморощенные наркоборончики или генста из трущоб. Тебя это не заинтересовало? — До этого — нет, — Балалайка приподняла бровь, — Но теперь интересует. Но к чему публичность? Боишься оставаться один, Чича? — Будешь меня так называть — назову Володей, — полушуточно пригрозил Ченг, вздыхая, — Нет… У этих людей везде есть их уши. Я лишь хочу, чтобы они услышали, что мы о них знаем… — А, тогда можно было сразу с транспарантом и мегафоном на улицу выходить, — посмеялась низко женщина, — Эффект будет лучше, если транспарант ты на голове тело наденешь. — Считаешь меня психом? — Считаю, что давать понять «ИМ» что-либо — это глупость. Похоже на не самый продуманный сюжетный ход… Разборки между организациями меня редко интересуют: всегда кто-то кого-то режет и убивает. Если эти «ОНИ» придут за мной, то я буду лишь рада — хоть какое-то развлечение. Авось и свои старые косточки растрясу… Про «НИХ» что-то известно? — Пока что мы знаем лишь название ИХ организации, — Ченг хмыкнул, — «Тысяча». — «Вас — рать, а нас — тыща»… — парировала Балалайка, — Тысяча, тысяча, тысяча… Где-то я это слышала. Не название, но что-то в голове всплывает. — Возможно, алгебра? — Ха-ха-ха, — женщина усмехнулась, — Нет, но… что-то давнее.       Шум людей вокруг Балалайку не смущал. Все, кому надо, и так знали, кто она и кто Ченг, а те, кому не надо, и не узнают, даже если они тут будут во всеуслышание орать о себе. Жара только смущала — чёртово глобальное потепление, похоже, было не просто сказкой либералов, а вполне себе реальной проблемой. — Не желаете ли холодного чаю? — послышался мягкий бархатный голос со стороны, а перед женщиной опустился бокал с соблазнительно поблёскивающим на солнце лонг дринком со льдом, — Лонг Айленд в такую жару — самое то. — Мальчик, я ничего не заказывала, — Балалайка вздохнула, отмахнувшись, — Если сахарную мамочку решил найти, то тебе не ко мне. Ты меня не выдержишь. — Ох, бабуля, а ты всё ещё за словом в карман не полезешь…       Балалайка нахмурила брови и повернула голову в сторону юноши. Её прозрачные холодные глаза цвета вымоченного в грязной луже неба вдруг слегка расширились, а брови едва заметно дрогнули. Мерзкие серебристые глаза смотрели на неё с лёгким прищуром, а на губах у парня играла улыбка. — Поиграешь с нами, бабуля?