— Сэм -
***
Он проиграл. Не помог поверить, не хотел, хотя прекрасно знал, что такой исход до безразличия предсказуем. Люцифер был не просто сильнее. Он был мощью против слабостей, ножом против плоти, искушением против податливости, вселенной против крупицы. Архангелом против человека. Сэм предсказуемо пал. Посреди темноты, в которой он наощупь нашел себя, ему было не место. Во всяком случае, он твердо пока что знал, что не должен находиться здесь в сознании. Он не был уверен, что скрипучие доски были настоящими, а не иллюзией, дорисованной измученным пустотой разумом. Припав на руку, Сэм двинулся, инстинктивно и бесполезно пытаясь осмотреться. Ни единого луча света не было вокруг. Сперва, скрипучий деревянный настил напугал издаваемыми звуками: Сэму казалось, что вокруг нет не только света, но вообще ничего. Если дом был настоящим — не был, Сэм прекрасно это помнил — он мог привлечь внимание любого монстра, любой твари в этой мгле. Но кроме скрипа от его поступи не было слышно ничего. В какой-то момент почти уверовав, что движение будет длиться бесконечно, Сэм коснулся ладонью необтесанной древесины досок стены, и заноза вошла в место между пальцами. Охотник поморщился и попробовал ее достать, довольно быстро понимая, что без каких-либо острых предметов сможет извлечь ее разве что вместе с мясом. Снаружи звуков не было вовсе. Что бы там ни происходило, в его собственной голове, он был абсолютно к этому глух, как, наверняка, Люцифер, разгуливающий по миру в его теле, был абсолютно глух к любым его крикам, но это не значило, что не следует кричать. Охотник на пробу ударил по дереву. Показалось, что древесина почти мягкая от гнили, да и характерный запах сырости в этот раз скорее обрадовал, чем нет. Дом, словно стоял много лет на болоте, не находился в расцвете своей крепости. Сэм ударил еще раз, обдирая об доску костяшки пальцев. Несмотря на заметную слабость, древесина не поддалась. Внутри свело от неприятного предчувствия, и охотник замер, вслушиваясь в каждый звук. Звенящее на нервах напряжение звучало как жужжание стаи москитов, и он невольно вспомнил проклятый поселок, в котором они чуть не погибли с Дином на чердаке много лет назад. Извне помещения померещился окрик брата. — Дин! — закричал охотник, ударяя в стену двумя руками, и нанося очередь из ударов. — Дин! Молчание было ему ответом.***
Сэм не собирался сдаваться так просто, чего бы дьявол ни желал. Он был жив. Прекрасно чувствовал голод. Чувствовал боль в пальцах от найденной в одном из углов дома кувалды, которой пытался проломить стену. Чувствовал затхлость и пыль, и холод все еще мешал ему уснуть. Возможно, он вполне это учитывал, дьявол надеялся, что это его сломает. Вот только именно это позволяло держаться, напоминая ему, что, несмотря на то что он был лишь фантомом в чужом сознании, он был жив. Сэм прекрасно помнил, чьим был сосудом. Люцифер мог бы проявить милосердие, усыпив его или даже уничтожив, но не стал. Он выбрал наиболее мучительный из способов, а значит, он был зол. А разозлить монстра было зачастую уже половиной дела. Пальцы, которыми он пытался оторвать одну из наиболее хлипких деревяшек, истошно болели. Пора было сделать перерыв. Сэм прислонился к стене, которая всегда казалась чуть мягче, когда он не пытался, и утер пот со лба. Пальцы были липкими, мокрыми и горячими, и, едва принюхавшись, Сэм быстро отдернул их от лица. Пальцы были все в крови — он и не заметил.***
В доме не было дверей. Если сперва Сэм не был уверен, то сейчас, сбившись со счета в пройденных кругах и количестве ночей, проведенных в углах этого «дома», он знал это точно. Здесь не было особого разнообразия проходов. Несколько комнат и лестница вниз, туда, где ему было наиболее жутко. В погреб, выложенный из камня. В темноту, наиболее густую. К банкам, в которых было нечто с неизвестным запахом и консистенцией, совсем не похожее на еду. Сэма до сих пор тошнило при воспоминаниях о своей попытке поесть, чтобы не ослабнуть. Теперь, много недель, месяцев, лет — он не знал — спустя, он хотя бы был уверен, что смерть ему не грозит. Ни голод, ни жажда, ни холод, ни болезнь, ни смерть не имели над его фантомным телом никакой власти. Вся власть у них была в его голове. Но как бы он ни старался, как бы далеко не уходил в свое безумие, рисуя миры поверх мглы перед глазами и слыша симфонии чужих разговоров в скрипах досок, эту власть он не мог победить. Сэм падал. Медленно, но верно. Все ниже и ниже, а звуки казались тише, боль он чувствовал слабее, и холод больше его не пугал. Сэм умирал и прекрасно знал об этом, порой намеренно, по памяти, находя на стене те доски, что были с гвоздями, и хватая их именно за опасные части, чтобы не дать уснуть тому последнему, что осталось.***
Сэм никогда не думал, что голод сам по себе может быть настолько невыносимым. Разумеется, он знал о последствиях, но тут был от них абсолютно свободен, и лишь бесконечное равное ощущение поедания себя за живо не оставляло ни на минуту. Разумеется, это могло отвлекать, но от бесплодных попыток обрести свободу он мог и отвлечься, не теряя, кроме кусочка от вечности, ничего. Впервые уподобившись вампиру, Сэм лизнул раненные о гвозди пальцы. Кровь имела вкус. Соленый, ржавый, чуть терпкий. Вонючий. Сэм вобрал в рот две фаланги указательного пальца. Ощущение оглушило. Кровь уже не текла. Обволакивала липкой подкисшей жижей. Ощутив резкую боль, охотник вздрогнул, с усилием расслабляя челюсти, но палец уже кровоточил, и не было никакого смысла его доставать. Сэм зажмурился, одергивая руку. Наверное, это чувствовали вампиры, но он не был одним из них, и не собирался становиться тварью, на которых охотился. Голод сводил с ума, но он не собирался за ним следовать.***
Может, безумие, может, развитое воображение, может, охотничье чутье. Он стал видеть предметы. Он не мог объяснить этого, это не было зрением, о котором он помнил. Не было цветов, даже общего тона, а силуэты не были резкими. Не было перспективы, лишь пятно, имеющее форму, на втором зрении. Сгусток теней посреди теней точно таких же. Сэм не знал, почему это пугает его даже больше, чем полное отсутствие глаз, которые он торопливо закрывал, прячась от галлюцинаций. Галлюцинации не исчезали. Преследовали неотступно, заползая под веки. Зудели там, не оставляя в покое. Поймав себя на мысли, что можно попытаться съесть собственные глаза, он впервые заплакал.***
Единственное, чего он не пробовал, перепробовав каждую из досок, до которых достал, это копать вниз. Рыть влажную землю в погребе, в который так боялся спускаться, что было разумно допустить, что выход именно там. Он копал сухую землю куском столешницы, и было чувство, что он пытается проделать дырку в асфальте щепкой. Но лопаты не входили в его сегодняшний арсенал. Силу попыток снижало то, что он большую часть времени смутно помнил, куда копает. Лишь «видел» вторым взглядом яму метров пять глубиной и с зазубринами в одной из «стен» для возможности возврата. Он помнил, куда может вернуться, но не знал, зачем, как и зачем ему еще глубже. Цель размывалась видящими в темноте глазами. Казалась, что она проста, она понятна. Она прямо рядом с ним. Что стоит вспомнить какую-то мелочь, какое-то слово, всего одно, и цель снова покажется важной. Но правда была в том, что он копал лишь по одной причине: тут было больше нечего делать. Мысли о том, кто был тем человеком, который приказал ему копать, сводили с ума. Приносили боль. Пылали в глазах слезами. Он старался не думать об этом человеке в именах. Он старался не вспоминать его лицо. Что-то, чему он не давал название, отсутствовало. Не имело плоти. Не могло причинить боль. Очередной эпизод работы он традиционно чередовал с эпизодом перерыва — времени у этого не было, и он не пытался его считать. Лишь садился, когда становилось невыносимо. И когда опять было невыносимо, вставал. Смена положений не меняла ничего, но у него не было вариантов. Он давно не грезил о конце туннеля, и не помнил, когда в последний раз видел яму, не находясь в ее низу, но все равно по старой памяти оставлял углубления для подъема. — Сэмми. Он чуть не подпрыгнул, услышав имя. Боль вспыхнула в черепной коробке, и он зажал уши. Звук был громче, чем все, что он когда-либо слышал за свою бесконечную жизнь. — Сэмми, если ты меня слышишь… Он закричал, пытаясь перекрыть звук. — Прости. Сверху ударил свет, слепящий настолько, что даже с закрытыми глазами, он не мог убрать его боль. — Я люблю тебя, Сэмми. Он не понимал, почему он должен это выслушивать. Не понимал, почему его тело рвет в клочья этот необъятный звук из-за какого-то Сэмми. Все встало на место резко, но безболезненности в этом было меньше, чем в вечности до этого. Сэм содрогнулся всем телом, пытаясь пойти на голос брата, но Дин замолчал. Он почти ничего не видел. Свет дезориентировал, отражаясь от всего, словно земля под ним была зеркалом, и Сэм, зажмурив глаза, наощупь нашел оставленные углубления. В попытке оценить расстояние, он на мгновение прищурился. Зрелище собственных рук поразило до глубины души. — Прощай. Сэм не знал, какая эмоция была в этом голосе. Сэм не слышал голосов слишком долго. Если бы с той стороны, тысячелетие назад, голос Дина не был бы последним, что он слышал, он бы никогда не узнал его. Воспоминания затопили разум, словно прорвало сдерживающую их плотину. Словно вместе с камнями дамбы целый океан обрушился на него. Сэм соскользнул с оказавшейся глиняной поверхности и упал навзничь, потеряв координацию в этом потоке. По спине до головы тут же прошлась судорожная боль. — Дин. Собственный шепот будто бы вернул возможность думать. Сэм кинулся к подъему, все еще слепой как крот. — Закончил? — услышал он собственный насмешливый голос, затапливающий пространство и сотрясающий дом. — Я передам ему привет. — Он слышит меня, кусок говна, — с искренней ненавистью — теперь Сэм вспомнил чувство — выплюнул где-то Дин. Голова раскалывалась от громкости их голосов. — Вряд ли. Я воздвиг крепость для него. И верну его лишь когда закончу. — Он победит. Когда-нибудь он победит. Щипало глаза. Влага на губах мешала дышать. — Разумеется, — спокойно подтвердил его собственный голос. — Когда я закончу с наведением порядка, я ему это позволю. Горизонтальная поверхность сбила с толку, как и деревянная лестница. Наверху, над погребом, свет лился прямо сквозь щели в досках. Бил в глаза, будто оставляя в них дыры. Мозг сходил с ума, пытаясь осознать возможность видеть. Реальность рассыпалась пятнами. Сэм бросился к стене. — Дин! — заорал он так громко, как мог, хотя уже не помнил толком, как должны звучать крики. — Дин! Стон брата на мгновение показался близким. Словно все происходило не где-то в другом мире, о котором он теперь знал, а прямо у него на пороге. Сэм вцепился в доску, ту самую, непрочную, но она вновь не поддалась. Вглядевшись в щель, он пытался увидеть, что происходит. Хрип Дина и короткая вибрация словно прошлась по его руке. На фоне камней за стеной он сам — только прежний, живой, видимый, в белом костюме — рукой сжимал горло брата. — Дин! Тепло кожи Дина ощущалось на его руке, он попытался нащупать пульс. Голова закружилось, а зрение потемнело и прояснилось, концентрируясь на оставшихся открытыми зеленых глазах. — Нет… — всхлипнул Сэм, не чувствуя себя ни пленником, ни свободным. — Нет. Крик Люцифера донесся откуда-то сзади. Туда, где доски скрипели, а из погреба пахло гнилью и влагой. Туда, где кончался свет. Откуда-то он точно знал, что все, что ему нужно сделать, это не оглядываться. Мазнув рукой по еще теплому лицу, он закрыл брату глаза.— Люцифер -
Свет понемногу переставал течь снаружи, и только в этот момент Люцифер позволил себе оглядеться. Место было странным. Начать следовало с того, что он видел его впервые. Судя по всему, оно было сплетено из других воспоминаний Сэма, что было странно: он был уверен, что без подготовки, без огромной концентрации, без значительного усилия, тот не мог поместить его в место, являющееся плодом его фантазии. Тем не менее, сосуд как-то с этим совладал, словно ловушка лишь и стояла, готовая в ожидании нужного часа. Из-за темноты, наступившей так резко, будто выключили солнце, за пределами дома было сложно что-то разглядеть. Люцифер коротко ударил по стене. К удивлению, она все еще не поддалась. От мысли, что Сэмми остался в реальности, посреди руин и с мертвым братом на руках, дьявол полыхнул глазами. Он планировал абсолютно не это. Он планировал выпустить его прямиком в построенные Небеса. Эта вылазка сильно портила предполагаемый эффект. Создав шар света, дьявол обошел три соединенные бездверными проемами комнаты. Это убогое жилище было словно из другого века. Тут и там свисала паутина. Он обернулся к тому месту, через которое попал сюда и слабо вздрогнул. Деталь, которая не могла ускользнуть от его взгляда в самый первый раз, появилась словно из ниоткуда: деревяшка у той дыры, через которую он смотрел на заменившего его Сэма, была покрыта толстым слоем крови. И кровь точно была не его. Сэм не мог провести здесь много времени — дьявол ничего для этого не делал, а запереть себя сам в такой тюрьме не изловчился бы ни один смертный. Дьявол воссоздал для себя в клетке райские кущи. Сэм имел возможность заняться тем же, обладая разделенными на двоих ресурсами. Пятна крови, едва обратив его внимание на себя, словно разрастались. Появлялись тут и там. След ладони на потолке. Мазок на полу, словно кто-то упал. Следы с царапинами на куске разломанной столешницы. Чтобы сделать это, стоило торчать тут безумно долго. Дьявол бросил взгляд на лестницу, ведущую вниз, и впервые за все его существование, любопытство не хотело идти первым.***
Выход не был буквальным. Он прекрасно знал это, обладая куда большим, чем Сэмми, представлением об исходной точке. Об их общем разуме. Не был он и метафорическим. Бесполезно было искать знаки, фото дверей и искать выход из собственных ситуаций. Это место вообще не строилось по каким-то реальным или нет законам, оно было не их частью, но их творением. Продуктом их общих трудов, на создание которого он когда-то дал Сэму немало силы. Но в отличие от обычного творца, он прекрасно понимал, что этому творению не суждено жить вечно. Помнил, что для Сэмми, что бы он ни создал, все это лишь временное пристанище до небес, построенных для него. Сила медленно стекалась обратно. Самым сложным, даже для бессмертного разума на фоне катастрофы, все же было испытать ощущение, что он закончил. Не облажался. А построил тот мир, что мог. Что пока его бесконечные крылья обнимали объятую огнем землю, Люцифер достиг если не своей цели, то своей предельной близости к ней. Это ощущение, тот самый рычаг, который переключил отданную силу, никак не хотело приходить. Это ощущение, придя, доводило до отчаяния, давило своей монументальностью. Отрезвляло, как поставленная в конце отцовского писания точка. Люцифер не знал, что такое конец, и всячески стремился никогда его не представлять, пока не исчерпал все остальное. Сэмми нельзя было оставлять одного. Не в том мире. Не после всего, что он пережил здесь. Не с мертвым братом. И если это было единственным вариантом, Люцифер готов был принять конечность любых попыток сколько раз, сколько было нужно, но правда была в том, что конец был всего один. Точка — не многоточие, и именно эта единственность, уникальность, однозначность, Абсолют — все, что казалось раньше таким страшным, оказалось полной ерундой. Его конец не был хорошим. Небеса, которые он строил, оказались руинами былого великолепия, а «крепость», в которой Сэмми должен был скоротать неопределенный срок — Адом в его голове. Его конец не был даже удовлетворительным, но вместе с тем ему стоило закончить еще раньше, даже на более печальной ноте. Может, стоило забрать Сэмми, когда он ударил Михаила клинком, а молнии, исходящие от них, разбудили множество вулканов по всей земле, и планета стало электричеством и пеплом. Может, стоило, когда взбесновавшиеся кроты штурмовали последние человеческие города, вытащить его, усадить в безопасном доме, и объяснить, что все пошло не по плану. Может, стоило увидеть неодобрение в его глазах, когда демоны за неимением людей начали убивать и пытать друг друга. Все, что он стремился исправить, лишь летело под откос. — Сэм, — позвал он, пытаясь транслировать мысли за пределы сковывающих его стен. — Сэмми, все будет в порядке. Ты сюда не вернешься. В ломанное обещание поверить тот, конечно, не смог бы, но может это зародило бы в нем сомнения — предпосылку надежды. Может, это бы хоть чуть-чуть забрало страх. Дьявол попробовал посчитать мгновения в человеческом времени, по всему выходило, что прошло чуть больше четырех лет — ничтожная цифра, но человеку в этой тьме, в этом страхе, в этом одиночестве этого было достаточно. Что-то резануло по руке, не больно, но ощутимо, и мир за пределами дома будто отрисовался вокруг. Скорее всего, начинала постепенно терять силу некогда созданная вместо крепости западня. Люцифер выглянул, изучая фигуру Сэма, копающегося в оружейном шкафу. Охотник, должно быть, искал что-то для вылазки. Очередное прикосновение, в этот раз к запястью, заставило вздрогнуть. Он видел, как на руке Сэма затянулась оставленная так небрежно рана. Тот чертыхнулся, тянясь к следующему клинку. Ответ пришел быстро. Теперь дьявол знал, насколько плохо понимал его, но это не угадать не смог бы только слепой. Сэм сидел среди клинков и искал нужный. Подходящий тому, что было внутри него. Подходящий им обоим — одним ударом. Золотые клинки с резной рукоятью — дьявол помнил их в деталях — были в соседнем шкафу. Не быстро и не долго, если судить по тому, как резво охотник нанес следующую рану. Архангельский клинок резанул бы благодать. Пронзил бы молнией. И уж, конечно, Сэму этого бы хватило. — Стой! — крикнул дьявол в щель. — Сэмми, остановись! Взгляд сосуда замер на нем. Глаза в глаза, хотя это было сквозь такую щель и невозможно. Быстрый поиск перспектив подсказывал, что ловушка может не успеть рассеяться за те минуты, что потребуются охотнику на поиск. Того стоило дестабилизировать. Вырубить. Но отсюда на тело он не влиял, а все, что он мог, не помогало. Сэмми словно и не было. Его призрак выбирал оружие. Сосуд жутковато засмеялся. — Хорошо, — шепнул он, безумно улыбаясь. — Что я много тренировался в концентрации. Словно собственные слова поразили, он приложил два пальца к губам, и взглянул на клинки с куда более теплой улыбкой. «Скоро все закончится», — без слов догадался Люцифер. Мир начал гаснуть за окном. Волна эмоций ничего не изменила — Сэма они не достигали. Он перебирал клинки, один за другим, и даже страх смерти не мог смутить его. Не потому, что он не ведал, что значит страх, хотя это было так, но потому, что он не предвидел смерти. Лишь делал, что делал, будто заведенный. Будто болванчик, наносящий порез за порезом. Вспомнилась яма внизу, которую, учитывая орудие, Сэм копал не меньше пары лет. Все, что позволяло ему сейчас быть таким отстраненным, было отсюда. Родом из крепости, ставшей ловушкой, из ловушки с неприступными — жаль, что изнутри — стенами. Родом из дома, вывернутого наизнанку. — Сэмми, — тихий шепот оглушил. Если прислушаться, вокруг вообще не было ничего, кроме него самого и скрипа половиц под ногами в некоторых местах. Сэм жил в вакууме день за днем, и у него не было возможности пустить искры из пальцев. Озноб пробрал до костей при взгляде на поеденное молью шерстяное одеяло, валяющееся в углу и, судя по всему, давно не востребованное. Дьявол коснулся кровавого отпечатка чужой руки. Он прекрасно понимал, что нужно сделать. Подняв глаза вверх, он проследил окровавленные царапины на балке, по которой Сэмми пытался выбраться вверх. Провел подушечками пальцев по ранящей кожу щепами древесине, некогда бывшей столом. Вздрогнул от скрипа второй сверху ступени в погреб. Мало было забрать воспоминания и боль себе. Нужно было убрать себя как можно дальше. Со дна ямы на него смотрела деревяшка — единственный инструмент, который был охотнику нужен. Символ бессмысленности и отчаяния, символ контролируемой глупости. Безумия, которое тут родилось. Сэм не простил бы ему потерю памяти. Люцифер достаточно уважал его волю, чтобы об этом знать. Но в этой веренице плохих решений хорошего конца быть и не могло. Дьявол позволил свету потухнуть, хотя бы в этом доме становясь с человеком вровень.— Сэм -
Пробуждение не было ни резким, ни мягким. Сэм даже не понял, что произошло. — Ты в порядке? — голос вырвал его не из сна, но из сумрака, даже не успев порядком напугать. Сэм распахнул глаза. Дьявол, почему-то не в его теле, сжал его плечо сильнее. Попытавшись дернуться, охотник будто забыл, каково это — драться. — Сэм? Желание огрызнуться застряло где-то в глотке с сотней непроизнесенных по этому поводу слов. Ощущения ветвились, полыхали, перебивали друг друга. Слов не было. В голове была блаженная тишина. — Сэмми? — Люцифер присел перед ним. Сэм помнил его имя и свое. Помнил, как тот вселялся в него, и свой неудачный шаг в клетку. Помнил, как стало темно. Механические действия дались легко. Он встал с кровати, отходя. — Б… — первый же звук показался неправильным, словно он забыл их все. Дьявол встал, приподнимая руки. Замер в ожидании чего-то. — Битва была? — попробовал спросить Сэм. Что-то было. Какие-то звуки. Он не был уверен. Победитель коротко кивнул. Не было смысла спрашивать. — Мой… Слово просилось на язык. Он пытался вспомнить. — Дин, — опомнился он. — Дин жив? «Брат» — подсказала память. — Будет. Это была игра в слова. Уход от ответа. Но ответ все же был. — Ты, — без вопроса констатировал Сэм. Не было привычного гнева. Внутри было пусто. Что-то было не так. Возможно, одержимость все же его сломала, и не то, чтобы его не предупреждали. — Я, — не стал спорить тот, кто никогда не лгал. Стоило ему сделать шаг, Сэм отшатнулся к окну. Дом был незнаком. Что-то старое, даже древнее. Развалины некогда прекрасного особняка. Сэм замотал головой, пытаясь заставить того остаться на месте. Небо было серым. Во дворе валялись трупы. И где-то там, пусть и без твердой памяти, Сэм отчетливо знал, что ему некуда бежать. Было душно и мерещился запах сырости. — Сэмми. Я верну его. Верну кого захочешь, хоть всех пачками с небес сюда перетаскаю, слышишь? — будто бы с надеждой, будто это он умолял, обратился Люцифер. Это Сэм должен был умолять о подобном. В голове было пусто и никаких идей. Но небо было серым, а трупы лежали под окнами давным-давно. И эти розы. Эти кусты выращивал дьявол. — Мне ничего от тебя… — попытался огрызнуться Сэм, давясь словами. Стекло было холодным. Была не та погода, не то время года, не та земля. Было мгновение, и он открыл глаза в другом мире. Не было подтверждений, но сомнений неожиданно не было тоже. Между миром, который он знал, и этим, был очень долгий срок. Люцифер, оказавшись вплотную, напугал, и Сэм вжался в стекло спиной. Белый костюм казался чем-то инородным. Но это не было костюмом для боя. Идеально чистый, даже выглаженный, словно подогнанный по его фигуре, с широкими лацканами, он ощущался чуждо, а от яркости почему-то рябило в глазах. — Сэмми, эй, я верну тебе брата. Верну всех, кого пожелаешь, даже всю эту проклятую планету, даже если ты никогда меня об этом не попросишь, — в голосе дьявола звучала откровенная мольба. — Мне так жаль, — шепнул он, ставя точку в попытках понять, где оказался. — Сколько? — спросил Сэм, надеясь, что тот поймет без слов. — Четыре с половиной года. Было не время анализировать. Чувствовать времени теперь не было вовсе. — Почему? — Хотел построить Рай. Сэм возмущенно мотнул головой. — Почему выпустил? Люцифер поморщился. Пожал плечами, будто забыв, как говорить красивые речи. — Потому что все кончилось, Сэмми. Я проиграл, — он мотнул головой, когда Сэм открыл рот. — Не битву. Черт с ней с битвой. Все остальное я проиграл, ясно? Я сделал с тобой то, чего даже не представлял. Но я представляю теперь. Твоя память — моя. Кусочек твоей души, по сути — во мне. Ты можешь не верить, Сэм, но я сделаю все, чтобы это исправить, — он приподнял плечи, будто защищаясь. — Меня не надо просить. Мне надо указать дорогу, скажи с чего начать, и я… Охотник сжал зубы так, что выступили желваки. — Мир мертв, да? — не глядя в серый сумрак, который чем-то претил, словно Сэм никогда не видел солнце, спросил он. — По большей части, — к удивлению, тут же дал тот честный ответ. — Верни мою память. Конечно, последовала бы насмешка. Последовало бы жесткое «нет». Торг. — Не сегодня, — резковато выпрямившись, качнул головой тот. — Ты волен меня ненавидеть. Но если я верну тебе память — это тебя сломает. Я не говорю «никогда». Я не солгу тебе об этом. Но не сегодня. Разум отчаянно цеплялся за взявшуюся из ниоткуда пустоту. Сэм не был готов даже к попытке спора. У него просто не было аргументов. Не было ничего, что он мог сказать, как бы ни пытался. Слова выдаивали внутренний ресурс досуха. Серое небо дурманило, наводя ужас. — Скажи мне, Сэмми. Пусть это будет мелочью, пусть будет не лучшим началом — это неважно, потому что мы дойдем до конца, даже если придется ходить кругами, мы… — Верни солнце, — сорвалось с языка легко, как до одержимости. Люцифер перевел растерянный взгляд в окно, и вернул обратно. Сэм поймал себя на том, что реальность расплывается, и быстро потер глаза руками, не особо понимая, откуда взялось ощущение, что на пальцах кровь. — Я хочу солнце, — попросил он, а Люцифер лишь указал пальцем в окно, призывая посмотреть. Сэм запрокинул голову, удивленно разглядывая безоблачное небо. Белый свет видеть было почему-то больно.