Да, это я! Самая умная коза Парижа. И сейчас меня, прижав к тощей груди, как родную дочь, бегом несёт бедный поэт. Сердце моё колотится и я стараюсь всматриваться назад, в зловещую темноту, туда, где на берегу остались моя несчастная хозяйка и сумасшедший священник, но вот мы с поэтом нырнули в проулок и прошлое осталось за поворотом. Знаете ли вы, что в переводе с греческого «молодая коза», коей я и являюсь, будет — химера? Вот и я не знала, меня просветил мой поэт, Пьер Гренгуар. И вот сейчас он нёс свою химеру, подальше от ужасов этой ночи. Как говорится, каждому «своя химера». Вы могли бы спросить: «Джали, как же ты докатилась до жизни такой?» Ох! С чего бы начать? Пока мой спасатель, обливаясь потом и истекая страхом, всё крепче прижимал меня, у меня появилась возможность предаться воспоминаниям.
Вначале было слово и слово это было: «Какая хорошенькая! Я покупаю её!» Так меня, совсем ещё глупенькую и неокрепшую, отняли от материнских сосцов и вручили в нежные руки молодой цыганки. Девушка по своим человеческим меркам могла считаться красавицей, она вскормила меня коровьим молоком и размоченным в нём хлебом, потом к этой младенческой пище добавилось ароматное сено. Хозяйка всячески любила и ласкала меня, но при этом не забывая обучать разным фокусам. Молодая цыганка обладала незаурядным педагогическим талантом, поэтому смогла раскрыть мой потенциал настолько, что слава обо мне гремела по всему Парижу.
Эсмеральда — это звучное имя моей хозяйки, особым образом поворачивая тамбурин и слегка потрясая им, сигнализировала мне, сколько ударов следовало произвести. Например, если на больших часах «Дома с колоннами» должно было пробить семь часов, девушка делала три поворота тамбурином и четыре лёгких покачивания, ну, а я уже поднимала копытце и смело отбивала им семь раз по натянутой коже. Простаки в восхищении замирали. Помимо трюка с часами, мы разучили фокус с числом, а также я пародировала некоторых особо противных и потешных горожан. Например, этого сморчка прокурора духовного суда с отвисшей губой и блеющей латынью.
Эсмеральда тщательно заботилась обо мне, например, вызолотила копытца и рожки, вычёсывала шерсть от блох и комьев, не забывала хорошо кормить. И было нам вдвоём так славно, пока в нашу жизнь не вторглись наглые мужчины. Сначала один в чёрном одеянии и с лысой, как яйцо, головой! Всякий раз, как он попадал на танцы моей хозяйки, так и начинал ругаться на неё. Странный священник! Спрашивается, чего ради смотреть на то, что тебе не нравится? Пройди молча и не терзайся понапрасну! Но нет, этот демон только и делал, что огорчал бедную Эсмеральду. Ещё и пахло от него чем-то терпким и сладким, как от жжёного сена! У меня даже аппетит возникал, если он где-то неподалёку отирался. А ведь он отирался! Крался тайком следом за хозяйкой, но глупенькая его не замечала, я же никак ей сообщить не могла.
Вторым мужчиной стал усатый капитан, который спас Эсмеральду от похищения. Похищал, кстати, всё тот же лысый священник, вместе с каким-то рыжим и горбатым парнем. Капитан спугнул священника, но завладел горбуном и девушкой. Неудачливого похитителя связали, а моя хозяйка оказалась в объятиях этого усача. Мне он сразу не понравился, да от него лошадью пахло сильнее, чем человеком! Но Эсмеральда лишь восхитилась, потом, правда, сообразила сбежать, но урон её сердцу уже был нанесён!
Третьим мужчиной стал мой поэт, пожалуй, это оказалось самым лучшим приобретением цыганки. Эсмеральда спасла его от виселицы, взяв по обычаю бродяг в мужья, а потом он сделался помощником и моим поклонником. Столько похвалы, да ещё и в таких утончённых выражениях, мне ещё не доводилось слышать. Ах, не судите меня строго за то, что я прониклась симпатией к мужу хозяйки, ведь супругом он был только на словах, а на деле таким же свободным и одиноким, как я.
Меня стали обучать грамоте. Эсмеральда решила научить меня составлять одно слово, к счастью, недолгое, так что жизнь протекала мирно и легко. На шею мне повесили сумочку с буквами, и поэт с хозяйкой не могли определиться, когда стоит ввести в привычную программу новый номер. Только один случай всё смешал: позвали нас в один богатый дом, битком набитый расфранчёнными и капризными девчонками, среди которых, как навоз среди роз, притаился тот самый усатый конник. Увы, всего разговора я не слышала, так как меня сманила маленькая девочка, предложив угощение. Потом она сняла с моей шеи сумочку и высыпала буквы, тогда-то я поняла, что надо сделать, и без единой ошибки быстро составила слово: «Феб». Да вот только вместо дополнительных лакомств меня ждало столпотворение и ругань. Одна из девчонок грохнулась в обморок, а нас с хозяйкой погнали прочь. Это было бы полбеды, да следом увязался капитан.
Я уже упоминала, что моя хозяйка по человеческим понятиям считалась красавицей, только вот ум её помутился от любви. Иначе как объяснить то, что она всё же сдалась на уговоры и пошла на свидание с усачом? Меня, естественно, с собой взяла, хотя я бы предпочла отдохнуть после тяжёлого дня. Привёл он нас в какую-то совсем пропащую дыру, где, поднявшись по шаткой лестнице, мы оказались на невообразимо грязном чердаке. Хозяйка с капитаном-усачом устроились на сундуке, а у меня душа была не на месте. Принюхиваюсь и чую запах жжёного сена! Присматриваюсь и вижу жадные чёрные глаза в щели чуланной двери. Я в крик, но хозяйка уже в объятьях капитана и не слышит меня. А притаившийся священник вдруг как выбьет плечом дверь и — прыг! — к капитану. Только и видно, как блеснул нож в его руке и как усач, закричав: «Проклятье!», повалился на пол. А монах склонился над хозяйкой, к счастью, бедняжка чувств лишилась. Вскоре снизу послышались крики и звон, сопровождающий всякого солдата, звон от доспехов и оружия! Священник как услышал и снова — прыг! На этот раз в окно! Дальнейшее помню смутно.
***
Очнулась я уже в тюремном стойле, где держали преступных животных, слева от меня за перегородкой визжала свинья, съевшая младенца, справа ослица, которую обесчестил хозяин. Так себе компания, я вам скажу! И кормили скверно, одно хорошо — тюремщику я понравилась и он за мои трюки и фокусы приносил то хлеба, то яблоко. Как я выжила, будем знать только мы с тюремщиком, просто я умела ждать, как никто другой.
Суд опять же помню урывками, слишком сильное я потрясение испытала, единственное, что в моей голове оставалось — это память о тех трюках, которым меня хозяйка обучила. Поэтому, когда вислогубый прокурор показал тамбурин, я уже собой не владела и продемонстрировала всё, что знала и умела, а в конце ещё и спародировала его самого. Слышали бы вы, как визжал этот жирный кот! Бедная моя хозяйка сидела понурая, настроение у неё совсем упало после того, как её куда-то уводили из зала суда, а потом вернули хромающую и заплаканную. Без понятия, с чем это могло быть связано!
Прошло ещё около месяца, когда меня вновь вывели из тюремного стойла. Свинью и ослицу к тому времени куда-то увели, а на место ослицы поставили клетку с мышами, те противно пищали по ночам. Я слышала от тюремщика, что их обвиняют в потраве посевов, но они свою вину всячески отрицали. Хотя мне-то что? Сама прошла через всякие ужасы!
В одно не совсем прекрасное утро меня вывели на свет божий и, связав ножки, закинули в повозку, где сидела, скрючившись, моя хозяйка. Бедная, как же она отощала! Не будь я козой, залилась бы горькими слезами. Дальше нас везли по улицам города и мальчишки бежали следом, выкрикивая: «Колдунья! Колдунья!» Я прижалась к бедной моей цыганке, так мы и ехали сквозь враждебную толпу. Затем повозка остановилась на той самой площади, где мы столько раз выступали. Эсмеральду и меня заставили слезть с повозки и подвели к подножию соборной лестницы. И тут из глубины храма с пением выходит… Кто бы вы думали? Да тот самый священник, что прятался в чулане! Он что-то шепнул на ухо моей хозяйке, но та одарила его таким яростным взглядом, что меня гордость взяла. Я отвлеклась на пробегавшую мимо кошку, а когда повернулась, священник уже куда-то делся, мою же Эсмеральду собирались вести обратно к повозке.
Только тут произошло совсем уж невероятное: по фасаду собора, как капля, спустился по верёвке тот самый горбун, который чуть не похитил Эсмеральду и которого она напоила водой, это произошло на следующий день после неудачного похищения. Теперь же горбун схватил Эсмеральду и умчался с ней в собор, а я следом, не пропадать же одной! Так состоялось наше спасение.
***
Житьё в соборе оказалось недурным, если не считать той странной ночи, когда священник заявился в келью Эсмеральды, чтобы бороться с ней. С помощью Квазимодо моя хозяйка одолела лысого и тот умчался прочь, что-то яростно шепча себе под нос. Некоторое время мы жили спокойно, а потом грянула она, ночь ужаса!
Снаружи раздавались крики, а в келье хозяйка, дрожа, обняла меня! Так мы и сидели, пока не появился Гренгуар всё с тем же назойливым попом! Но я уже слабо соображала от радости, ведь мы так давно не виделись с поэтом! Он всё время, пока священник, обливаясь потом, сидел на вёслах, гладил меня, тем самым смягчив поездку на шатающейся лодке. Эсмеральда тоже жалась к поэту, но, когда лодка пристала и перед Гренгуаром встал вопрос, кого же из нас двух спасти, он, не задумываясь, выбрал меня! И, как бы мне ни было жать хозяйку, жизнь я всё же любила больше!
Вот так, если коротко, всё и было. Теперь же мы с поэтом бежали всё дальше от разыгравшейся драмы, навстречу рассвету и новой жизни. Я только надеюсь, что и хозяйка спаслась, всё же славная она была девушка! Но что может слабая коза перед лицом роковых событий? Помочь ей я ничем не могла.
