Демоны

Парень, очевидно, искал проблем, а Ганс… Ганс был тем человеком, которого ценили за умение создавать другим проблемы. «Хочешь самоубиться сегодня, малыш? Тогда я побуду твоим вооружённым полицейским. Не нужно просить дважды». Если бы речь шла не о Гансе, а о ком-нибудь другом, этот человек мог бы остановиться, задаться вопросом: а действительно ли он готов воспользоваться чьим-то уязвимым положением? Для Ганса такого вопроса не стояло. Он оттрахал этого невменяемо пьяного лейтенантишку тем же вечером — до слёз и скулежа, до крови из прокушенных губ. Он даже не был уверен, что тот оклемается — ан нет, добрался как-то до своих. А что самое интересное — пришёл к нему снова. Ганс должен был отдать ему должное — не привёл подмогу. Вероятно, такими историями не принято делиться на дебрифинге у маленькой коммандос. Ковальски появлялся в том баре снова и снова, видимо, не смог обойти шифровку данных на второй раз. Пока что. Иногда Ганс наблюдал вечерами за ним из VIP-ложи с долей любопытства. Он был уверен, что тот строит план соло-мести теперь, когда на собственной шкуре испытал, что за конченая мразь бывший друг его босса. Но умник удивил датчанина снова. Ганс лениво закурил, не вставая с кровати. Его руку с сигаретой за запястье перехватила крупная ладонь. Ковальски приподнялся на предплечье и приник губами к фильтру. Ганс хмыкнул. Поначалу лейтенантик избегал оказываться в дыму, тут же порывался закрыть белобрысую макушку, чтобы волосы не пропахли, а теперь — гляньте на него. Ковальски поймал на себе его взгляд, и тотчас датчанина обволок запашистый дым, выпущенный ему в лицо. Он снова хмыкнул и для проформы щёлкнул пальцами по вздёрнутому кончику носа. Ковальски закрыл лицо ладонью, зыркнул на Ганса, но долго не смог выдерживать зрительного контакта — потупился. Ганс же продолжил его разглядывать, исполненный чувства некоторого самодовольства. В постели у него побывало порядком парней: все молодые, поджарые, разные. Этот был другим. Ганс не спрашивал паспорт, но этот точно был одним из самых старших. И самым высоким. Это вызывало непривычные чувства — смотреть снизу вверх, зная, как он выглядит, когда смотришь сверху вниз. Ганс соврал бы себе, если бы сказал, что при первой их встрече его не заняла на мгновение мысль о молодом долговязом учёном с его членом меж пухлых губ. Но то — мимолётная оценивающая мысль, он машинально накладывал эту картинку на любого симпатичного парня, не собираясь зачастую проверять теорию на практике. На практике действительность превзошла ожидания. Что ж, жизнь полна сюрпризов и Ганс за долгие годы узнал это как не кто иной. Что ещё превзошло ожидания, так это то, каким любовником оказался лейтенантик. Безотказным, безбашенным, бесстыдным. С каждой новой встречей он выпивал всё меньше, а раскрывался всё больше. Как будто одну за другой отпускал струны армейского контроля, показывая себя всё свободнее, всё краше: громкий, жаркий, тесный. Ганс любил знать вещи и быть готовым ко всему, но тут он поймал себя на приятной заинтригованности. Первые два раза Ганс пресёк попытки поцелуев. Он не целовался с теми, кого трахал. Поцеловать кого-то его могла сподвигнуть лишь крайняя необходимость. Казалось, умник усвоил это и не пытался повторить уже энное количество встреч. Но сегодня он настоял, причём так изобретательно, что Гансу просто стало любопытно, что из этого выйдет. Видит бог, сегодня этот парень трахался так, как будто завтра не настанет. Такие эти затюканные начальством умники — в тихом омуте те ещё блядливые черти водятся. И правильно, надо же им как-то отрываться. И, кажется, мысль о том, что начальник четвертует его собственными руками, если прознает про маленький грязный секретик, заводила Ковальски только сильнее. Их обоих, если говорить уж совсем откровенно. О, как же обожал он смотреть в глаза своего заклятого друга при их стычках, храня эту тайну и упиваясь ею. Он знал, что Шкипер понимает его достаточно хорошо, чтобы чувствовать эту недосказанность и сходить с ума от непонимания. Ганс хотел напиться его бессильной яростью допьяна. Его босс тем временем тоже пребывал в неведении. Ясно как день, что Блоухол захочет извлечь из этого выгоду для себя, а звать его третьим в постель Ганс не планировал. Было что-то, на что он пока не мог с уверенностью указать пальцем, но он шестым чувством ощущал, что именно об этом Блоухолу знать не надо. Быть может, со временем, когда шальной блеск в голубых глазах начнёт ему докучать. Он докурил сигарету и сел на кровати, лениво шаря вокруг в поисках трусов. Его обхватили крепкие руки поперёк груди, в спину ткнулся горячий лоб. — Оставайся на ночь, — не то попросил, не то распорядился Ковальски. — Номер наш до полудня. Ганс покосился на него с усмешкой. Они ни о чём не договаривались. Сказать по правде, они почти не говорили вовсе — малую часть занимали организационные моменты, а остальное говорилось уже в разгаре секса, что тоже не было похоже на светскую беседу. Они встречались, добирались до выбранного Гансом места, трахались, а потом Ганс уходил. Ковальски же был волен вымачивать долговязое тело в воде, смывая запах вишнёвых сигарет, сколько ему заблагорассудится. — Умник, — голос Ганса сочился снисходительностью. — Разве тебе не полагается по долгу службы мыслить трезво? — А я и мыслю. — Ковальски дёрнул его назад, на кровать, с неожиданной ловкостью повалил и оседлал его. — Я мыслю так: видимся мы без системы и по твоей инициативе, и я считаю, что мне следует тоже получить свою часть контроля над ситуацией. Например, улучшить качество этих встреч. — Ка-качество? — Ганс поперхнулся то ли от неожиданности, то ли от того, что крепкие, усыпанные синяками бёдра сжали плотнее его бока. — Качество, — спокойно подтвердил Ковальски; в его глазах, прикрытых чёлкой, отражался и сверкал тусклый свет торшера у кровати. — Я предлагаю добиваться качества количеством, потому что вот это, — он мотнул лохматой головой в сторону завязанного узелком презерватива на тумбе, — это просто несерьёзно. Неужели это твой максимум? На губы Ганса наползла обескураженная улыбка, с которой он, впрочем, быстро совладал. — Вот он, не чёрт — демон блядовитости, вышел-таки наружу. Хорошо прятался под маской тридцатилетнего девственника. — Он сощурился и толкнулся вверх тазом, желая сбить нахальную улыбку с этого лица. — Ну что ж, давай знакомиться — Ганс. Сегодня я тебя изгоняю. — Это мы ещё посмотрим… — Тень Ковальски нависла над ним.