After smoking

Что-то Тэнэ ну уж совсем не спалось. И курить постоянно хотелось. То ли это осенняя хандра, то ли еще что-то, в чем он не мог разобраться, и, если честно, не особо-то и хотел. Вместо этого он решил пустить все на самотек, авось пройдет все. Ну, а если не пройдет... То потом обязательно пройдет! Нужно мыслить более оптимистично, ведь когда-нибудь, да наступит весна. А пока не наступит эта самая весна, Тэнэ и дальше предпочитал сну – бесконечное блуждение вокруг крыльца Келлерманов. И «небольшой» перекурчик, куда ж без этого. Дэма, да и самого Тэнэ, изрядно поражал тот факт, насколько же часто он начал курить. Осенняя хандра слишком плохо влияла на него – сделали оба выводы, которые не особо-то и помогали находить решение проблемы. Но на этот раз он решил зайти дальше, а если точнее быть – выше, ведь, как оказалось, на крыльце ему вдруг как-то наскучило. Надоело. А на крыше самое-то. Вид какой... Аж дух захватывает! На крыше проветривать свою и так забитую голову всякими мыслями – самое то. А особенно – ночью. Но одному посидеть ему не удалось – каким-то образом, Тэнэ разбудил Дэмона, пока выходил из комнаты. Или он сам проснулся. Или же он и вовсе не спал. Выжидал момента, когда сам Тэнэ пойдет на улицу. «Вот ж гадина подлая», – с улыбкой подумал Кениг. — Тоже не спится? – шёпотом произнес он, забывая, что можно говорить и в полголоса, ведь их и так никто не слышит и вряд-ли услышит. — Как видишь, – пожал плечами Кениг. Он показал головой в сторону двери, мол, давай выйдем на свежий воздух, а Дэмон в ответ кивнул головой. Они понимали друг друга с полуслова, что уж говорить, даже с помощью жестов понимали. В этом Тэнэ находил свою романтику. Они.. Как родственные души. В самом то деле торжественником всех забитых мыслей отчасти являлся сам Келлерман. Даже не отчасти, почти все его мысли так или иначе возвращались к Дэмону, но с этим он ничего не мог сделать. Ни заглушить эти мысли, ни, тем более, сбежать от них. Только если... пойти к ним навстречу. *** Причина, по которой Тэнэ начал слишком часто курить, заключалась в заглушении своих чувств, мыслей и банального желания избавиться от них. Расслабиться. Отдохнуть от от этого всего. Но странный он конечно способ выбрал. Впрочем, никто не в праве винить его. Кениг ненавидел тот факт, что в нем слишком много чего от отца. Слишком много схожестей, которые, если быть честнее, пугали его. Иногда Тэнэ смотрелся в зеркало и видел его. Его черты лица, его волосы, его руки. Его глаза. И силился с тем, чтоб расхуярить зеркало нахуй. Себя, конечно же, тоже. В первую очередь. Даже зависимости у них похожи. Только вот у отца была груда бутылок, запах алкоголя и нетрезвый вид, а у Тэнэ убитая менталка, несколько пачек сигарет и хриплый голос. Ха-ха, будущий медик зависим от курения. Смешно. И страшно. Тэнэ ненавидит до глубины души алкоголь. И именно по этой причине он никогда не притронулся бы к спиртному. Но окружающие вокруг люди думают, что он просто вырос в правильной среде и с правильным воспитанием. Не-а, не угадали. Он обернулся и увидел на себе заинтересованный и задумчивый взгляд. Но молчаливый, не хотевший нарушать поток мыслей Тэнэ. И внезапно ему захотелось как-то удивить Дэма. Нет, не удивить. Сделать что-то необычное. То, чего он не ожидает. Сделать то, что могло бы отличить его от отца. Чтоб перестать ощущать себя всего лишь сынком пьяницы. И он выбрал самый странный способ из всех возможных. — Я гей, — Тэнэ произнес это ну слишком неожиданно, четко и уверенно, не сомневаясь ни на секунду об этом. Словно готовился к этому, репетировал... Всю свою жизнь. Почему всю жизнь? Да потому что его жизнь началась с момента, когда он встретил это лохматое, куриное чудо. И до этого момента... Тэнэ будто бы и не жил. А оно верно. Он же выживал. Марафоны проходил, убегая от свихнувшегося на голову ублюдка, которого ему уж волей неволей приходилось называть отцом. Дэм ошеломляюще смотрел на Кенига, не в силах перестать удивляться. С одной стороны Дэмон никогда не имел дело с геями, что уж говорить, он же даже не общался ни с кем из-за долбанного проклятья, которое мешало ему полностью реализовать свой потенциал. Он никогда не был ни с кем в отношениях, не имел настоящего друга.. Прям настоящего, с которым и в огонь, и в воду (причем последнее в буквальном смысле), да и под землю, если надо будет. И тут его единственный друг открывается ему, а он стоит как истукан, не понимая, а что вообще сказать? Как следует действовать? И нужно ли вообще что-то делать? Если уж начистоту, то это не совсем уж и удивительно. Тэнэ-то никогда не обращал внимания на девушек, ну вообще ни на одну. В его речи он никогда не упоминал ни одного человека женского пола и это ни то, чтобы настораживало Дэма.. Он скорее не понимал Тэнэ. Ведь сам он никогда не мог ответить на чувства ни одной из девушек из-за своей маленькой «периной» проблемы, а Тэнэ-то как раз-таки мог попробовать что-то с той же Кирой, симпатичной и неравнодушной к нему Кирой, но Тэнэ либо не замечал ее, либо же не хотел замечать. Сейчас же Келлерман с уверенностью может сказать, что второе. А может и первое. Его друг же не был мудаком. Долбоебом – возможно, а вот мудаком – никогда. — Это.. правда? — единственное, что смог из себя выдавить Дэмон после минуты размышления, и то, неуверенно. Он не знал, куда деть глаза, куда деть руки, нужно ли обнять его, нужно ли похлопать по плечу, может, вообще убежать? Эти бесконечные вопросы крутились у Келлермана в голове, образовывая своеобразный хоровод. Хоровод хаоса. Тэнэ утвердительно кивнул и дальше уставился на ночное небо, обсыпанное тысячами звезд, таких маленьких, мерцающих, но таких прекрасных.. — Эм.. Ну.. это хорошо.. В смысле, это абсолютно нормально и тебе не о чем беспокоиться, я.. — Дэмон совершенно не знал, что делать в такой ситуации, что говорить, тем более, он уже нелестно отзывался о геях, что, возможно, ранило чувства его единственного близкого друга. Странно – он относится к этому не особо положительно, но если надо – он поймет и примет Тэнэ, даже если тот пригрохнет кого-то. Ведь это ж Тэнэ – родной Тэнэ, с черными, слегка лохматыми волосами, с серыми от жизни глазами. Тэнэ, который пахнет куревом и дешевым мужским парфюмом, но не слишком едким, ведь тот, по своим словам, не хочет доставлять ему неудобства слишком «ярким» запахом. Дэм много раз предлагал ему купить новые, нормальные духи, но тот отчего-то отказывался. Непонятно почему только. Для самого Дэмона уж точно. Тэнэ резко повернул голову и посмотрел на Дэма. Второй почувствовал себя как не в своей тарелке: эта сцена ну уж больно была похожа на сцену какого-нибудь ужастика или триллера, особо опасного и травмирующего (для психики Келлермана уж точно). — Если это нормально, то почему ты не можешь в этом признаться? Почему боишься, раз это нормально? Или ты опять... лжешь? — его голос был настолько холодным, что его будто бы окатило ведром ледяной воды. Такой голос он слышал у Тэнэ в тот самый момент, когда он чуть не убил своего отца. Ровный. Безэмоциональный. И вместе с этим душераздирающий. Слишком уж неживой. Кукольный. И Дэмону от этого стало так страшно, как никогда не было. Ни в тот раз в доме у Тэнэ, ни в тот раз, когда они прятались в шкафу, даже в тот момент, когда Тэнэ вызвали на допрос... Тогда ему не так страшно было, как сейчас. Тогда все было по-другому. Он переживал за него, он боялся за него, но не за себя. — Что ты имеешь ввиду? — его глаза забегали, а пульс участился. Пульс у Дэма и так быстрый, а тут еще быстрее стал. Руки вспотели и мелко задрожали, а ноги как будто сами тянули его подальше от Кенинга. А сам он стоял неподвижно. И все также сверлил его взглядом, все больше и больше пугая. Дэмон отошел подальше от него и схватился за голову. Он не понимал, что вообще происходило. Его настигла паника. Тревога. Его внутренний ребенок кричал: «Давай уйдем отсюда! Давай убежим, мне страшно!», но а куда бежать-то? Бежать некуда. А ноги, будто ватные, не поддавались контролю. Да и в принципе все не поддавалось контролю: мысли, тело, эмоции, ситуация, походившая на страшный, тягучий кошмар. Наяву. Его трясло. Нет. Лихорадило. Так хреново он себя еще никогда не чувствовал. Хотелось просто закрыться в себе и все. Со всеми своими тараканами, монстрами и прочими чудищами. Не сказать, что Келлерман ненавидел себя. Но если Кениг будет ненавидеть его – то и он тоже. Начнет ненавидеть себя. Может, это игра воображения или что-то еще, но это «что-то» Дэм отчего-то не мог отличить от реальности. А внутренний голос еще и напоминал ему, что такой бешеный пульс – ненормален и ему нельзя категорически так сильно нервничать, трястись, стрессовать. Но он не мог. Не мог держать себя в руках, не мог привести себя в чувства, не мог разобраться в самом себе. Это так все сложно, так все нудно, что голова от всего этого болит, кружится, будто бы прям щас возьмёт и взорвется. В фарш превратится. Хотя... Кажется, это был не совсем «внутренний» голос. Этот хриплый, тихий и спокойный голос ну совсем не походил на свой собственный, тем более, он-то и губами еле-еле шевелил, куда ему аж до целых предложений, подсказок и предупреждений. Но Дэмон все еще не мог поднять свои глаза, слишком занятый попытками борьбы с самим собой. Внезапно Тэнэ позвал его. Ласково и сладко, будто сейчас общался не с взрослым девятнадцатилетним чудом, а маленьким ребёнком, который испугался ночного кошмара. В принципе, насчёт кошмара не прогадали – это действительно был кошмар, причем для обоих. — Дэм.. Дэм... Что случилось? С тобой все хорошо? — Тэнэ все приближался и приближался, а Дэмон в страхе все дальше и дальше отходил, пока не оказался на краю крыши. Падать как-то не особо хотелось, поэтому он решил остановиться. Что-то как-то не особо верилось Тэнэ. А вдруг... А вдруг его сознание снова его обманывает? Вдруг оно попытается... уничтожить его самого? Дэм сначала не решался поднять свои глаза на Кенига, все время устремляя свой взор на черное-черное небо. Там, в темноте, не было ни единого фонаря, но и этого было достаточно, чтоб вести разговоры, видеть лица друг-друга, ну и закурить малость. — Потрогай мои руки. Пощупай меня. Я тут, я настоящий, все в порядке... Можешь даже ударить меня, если тебе легче станет от этого, — решительно произнёс Тэнэ. Он даже сам потянул свое лицо, как бы подставляя щеку под удар. А может и всего самого, если потребуется. Но Дэм этого не сделал. Вместо этого он неуверенно коснулся его руки, а затем нежно огладил каждый из пальцев. Чувствуя, как он краснеет и насколько же это «странно» выглядит, он отстранился и понял, что Тэнэ был прав. Ему просто привидилось что-то очень странное. И это даже самому Дэму непонятно, ведь с ним такое никогда не случалось, что уж говорить о до смерти напуганном Кениге, который выглядел так, словно здесь и сейчас собирается хоронить и себя, и этот проклятый птичий зад. А его потерянный и перепуганный взгляд все еще блуждал по Дэму, останавливаясь то на глазах, то на груди, которая все еще тяжело поднимаясь, не в силах успокоится от пережитого. Не удержавшись, он накинулся на Келлермана и крепко, но осторожно обнял его, боясь выпустить из рук, боясь его потерять или испугать. А тот как вцепился в Тэнэ, что аж ему дышать стало труднее, но это ничего, это пустяки. Ведь самое главное рядом с ним, самый дорогой человек в порядке, а он, чуть не свихнувшийся, обнимает его. Они чувствовали, нет, ощущали всем телом сердцебиение друг-друга и это дарило какое-то... умиротворение? У Дэмона был все еще быстрый пульс, но не настолько, чтоб можно было волноваться об этом. А у Тэнэ он наоборот был каким-то ну уж слишком бешеным. Чуток разве что уступал пульсу Келлермана. — Мхм... А чо у тя пульс, будто бы ты километровку пробежал... — прошептал Дэмон ему прямо в ухо. Шею Тэнэ обдало мелкими мурашками, а сам он слегка задрожал. — Меня с собой не путай, — нашелся с ответом Кениг, — это у тебя на постоянке такой пульс, а я... Я просто волновался за тебя, — он облизнул сухие губы и прочистил горло. А Дэмон истуканом хлопал глазами, не понимая, почему начинает заливаться краской. То ли от стыда, то ли от смущения. И почему пульс начинает снова так гудеть. Как сирена, ну ей богу. Этот его ненормальный пульс так и до гроба может привести. Они одновременно отстранились и простояв несколько минут в раздумьях, сказали одновременно одно слово: — Прости. И оба рассмеялись. От неловкости, от произошедшей ситуации. Ну два сапога пара, ей богу. Как говорится, гении мыслят одинаково. — Ты-то за что извиняешься? Это я поднял эту тему, я сказал тебе это, — хоть на лице Тэнэ и играла веселая улыбка, это вовсе не означало то, что он не сожалеет обо всем этом. Он не думал, что это вызовет такую реакцию у Дэма, он не думал, что ему станет настолько плохо. Он тогда вообще не думал. И что на него нашло? Что ж ему на заднице ровно не сиделось? Это сигареты виноваты в этом? Или что? Он чувствовал себя эгоистом. Конченным эгоистом, который поддался искушению, поддался своему какому-то третьему голосу. Не стоило так делать. Определённо не стоило. Но он сделал это. Удобно винить свои зависимости, удобно винить какое-то третье лицо, удобно винить всех, кроме себя. Такой позицией действуют многие люди, причем иногда даже неосознанно. Так делал его отец. Тэнэ не хочет быть похожим на своего отца. И не хотел. — Ну ты и балда.. Это я же так странно отреагировал, начал дёргаться, как псих... — Дэмон перестал понимать свое поведение и почему на нормальные вещи так реагирует. Так не должно было быть. Он, как хороший друг, должен был поддержать его, ну или хотя бы сказать, что его ориентация не влияет ни на что. Однако его реакция удивила его также, как и Тэнэ. Он как будто реально больной какой-то. Если он на обычные вещи так реагирует, то как он будет реагировать на действительно страшные вещи? Как-то в голове даже не укладывается. Вина за свои действия грызла Дэма. Но Тэнэ положил руку ему на плечо и сказал: — Хорошо. Тогда никто из нас не виноват и одновременно виноват, — он хохотнул, но как-то уж слишком нервно. И опять обнял его, словно прощался, — И да, ты не псих. — Ты сейчас меня задушишь такими темпами... Как будто я на войну ухожу.. Умирать... — прокряхтел Дэмон, будучи сжатым в крепких объятиях. — Ты не представляешь, насколько же сильно ты меня напугал. — Я тоже себя напугал, — Дэм не нашел ничего лучше, чем неудачно пошутить, что, кстати, в неком роде, являлось правдой. Они не спешили расходится, а молча обнимались, согревая и мирно слушая сердцебиение друг друга. Точнее, больше чувствуя. Хотя, «слушая» сюда тоже подойдет. Им нравилось так проводить время. Нет, не тогда, когда один находился у смертельной опасности, а другой смертельно напуган за него. Вовсе нет. А вот так вот, не говорить ни слова и сидеть на крыше, чувствуя тепло друг-друга. Ночью. А в этом есть своя атмосфера... Их атмосфера. А утром они будут жаловаться и шутливо спорить, из-за кого же они не выспались и из-за кого они сейчас опять, в очередной раз, опоздают на первую пару к разъярённому Отто, который, видя этих двоих, уже хочет заколотить ту самую несчастную дверь, убив при этом двух зайцев: не пустив этих «раздолбаев» в аудиторию и будучи уверенным, что никто из них не сможет выбить дверь, даже если очень захотят. Потом, все потом. Сейчас для них существует только «мы» и больше никто другой. Пока они с Дэмом, даже излюбленные сигареты Тэнэ уходят на второй план. Даже они.