не разрешено

. То, что хиленький малыш Стиви — альфа, стало ясно ещё в младших классах, но только тем, кто по какой-то причине заглядывал Стиву в рот. Клыки, как вторичный признак принадлежности к статусу альфа, у Стива были хорошо развиты ещё до начала периода взросления. А когда его организм полностью оформился, они выросли ещё сильнее. Как ни странно, это стало ещё одним поводом для насмешек. Мол, ростом не вышел, зато вон какие клыки длинные. — Отличные клыки, чтобы заклеймить свою пару, вот только любая омега от тебя будет бежать, как от огня! — двое соседских девушек-альф упражнялись в своём скудном красноречии, дразня Стива. — Такому, как ты, никто не даст, клыкастый заморыш. Ты вообще никому не нужен, кроме Барнса, хотя даже он тебе не даёт! Стив уже сжал кулаки и хотел что-то ответить, но, как часто происходило в подобных ситуациях, из неоткуда выпрыгнул Баки, загораживая Стива собой. Обидчики Стива чаще всего были альфами, и Баки поступал неподобающе с точки зрения общепринятых правил: не положено ему было по статусу так открыто противостоять альфам. Но Баки неизменно расправлял свои слишком широкие для омеги плечи и шипел на грубиянов, как большой разозлённый кот, пригибая голову и сверкая глазами, словно и правда готов был бросится. Иногда он действительно бросался. Ясно, что это в определённой мере вредило его репутации. За это Баки многие считали слишком странным, но он мог себе это позволить. Ведь помимо того, что Баки был одним из самых строптивых омег Бруклина, он был ещё и самым привлекательным. Стив честно не видел парня-омеги красивей. После смерти отца их осталось трое — Баки, сестра и мать, которая так и не смогла найти замену мистеру Барнсу. Трём омегам в их голодное и небезопасное время жилось тяжко, и Баки многое на себя брал. Но забота о семье — самое главное для любой омеги, и в первую очередь это из-за Стива Баки вёл себя не по статусу и всё время лез защищать его, хотя всё должно было быть наоборот. Стива каждый раз неприятно коробила мысль, что он развил в Баки какую-то странную форму материнского инстинкта, ведь омеги бросаются на тех, кто сильнее, только в случае защиты своих детей. И, по всей видимости, за своих «деток» Баки считал их двоих — Стива и Ребекку, свою младшую сестру. Но, опять же, Бекки была хорошенькой семнадцатилетней девочкой с тёмными ресницами и яркими губами, и на неё не могли не заглядываться. А кто, как не старший брат, пусть и омега, должен отгонять надоедливых ухажеров? Стиву было двадцать три, он был младше Баки всего на год и не нуждался в защите. Точнее, ему хотелось так думать. Потому что да, он был слабее многих альф или даже бет, но если уж ввязался во что-то, готов был получать удары и не жаловаться. Баки считал по-другому. Он очень расстраивался, когда видел на Стиве синяки и понимал, что в этот раз не успел оказаться рядом. Он оберегал Стива и всячески заботился о нём. Да что там! Даже иногда «подкармливал» Стива, принося из дома половину яблочного пирога или что-нибудь ещё, что готовила его хозяйственная мама. Стиву нравилась его забота, нравилось внимание, но он не мог не желать, чтобы было по-другому: чтобы это он оберегал Баки, помогал ему и в конце-концов, имел возможность защитить его. И в тоже время, чтобы всё изменилось, должно произойти какое-то чудо, не иначе. Сейчас он не мог представить, что всё будет по-другому. Так же, как он не мог и не хотел представлять свою жизнь без Баки. Но когда-нибудь ему всё равно придётся. Рано или поздно Баки найдёт себе альфу и создаст семью. Всё его внимания будет принадлежать партнёру и их общим детям, и ему наконец-то будет не до Стива. Наконец-то. Стив хотел счастья для Баки, хотел, чтобы у него был достойный альфа, зная, что сам он, низкий, худой, с кучей болезней, на эту роль не годится. Но какая-то его часть, которая эгоистично не признавала никакие моральные устои или чужие желания, хотела Баки себе. Стив понимал, что иногда не в состоянии контролировать свои мысли, и что такая его реакция на друга совершенно естественна для любого альфы. Если бы он не хотел Баки, пахнущего умопомрачительным запахом молодого здорового омеги, то решил бы, что с ним совсем уж что-то не так. Очень обнадёживало то, что даже когда Баки искал себе пару, он не забывал о Стиве. По совершенно удивительному совпадению, у каждого нового увлечения Баки был кто-нибудь, кто должен подойти Стиву: например, хорошенькая подружка-бета или друг со статусом омеги. Стив ходил на эти глупый двойные свидания исключительно полюбоваться на Баки. Не важно, что говорили злые языки, но когда Баки флиртовал, а флиртовал он лучше всех, он был прекрасен. Развлекаясь по вечерам на танцах с очередной красавицей, он с усмешкой наблюдал, какие голодные взгляды на него бросают даже те, кто ещё вчера зло щерился, говоря, что с таким строптивым характером он никогда не найдёт себе пару. Слишком дерзкий для омеги в обычной жизни, на свиданиях Баки становился мягким и тягучим, у него менялись походка и голос, а в глазах зажигались искорки. Откровенно заигрывая, он проводил пальцами по вороту рубашки, будто не специально привлекая внимание к своей шее, облизывал и кусал губы, отчего они становились яркими и блестящими от слюны, и вот тут уже Стив отворачивался, потому что смотреть на это было невозможно, дыхание сбивалось, а тело бросало в жар. А ещё на свиданиях Баки всегда мило улыбался, но почти никогда не смеялся. Стив знал, что это была ещё одна хитрость — Баки старался лишний раз не показывать зубы, чтобы сделать свой образ более нежным и мягким. Только самые близкие, в числе которых, конечно же, был Стив, знали, как Баки на самом деле любил смеяться: громко, запрокидывая голову и скалясь в своё удовольствие. Мать часто его ругала, мол, черти что, а не омега, не скалься, а то на тебе никогда метку не оставят. Баки только отшучивался, говоря, что если надо, то его полюбят и таким, и боже, Стив был с ним согласен. Он же любил. Любил, когда Баки отпускал себя рядом с ним и был слишком громким, вызывающим, словом — был собой. А если переходил границу, ведь и такое случалось, выглядел до нельзя виноватым и смущённым, и шутливо ластился к Стиву, и это было очень подстать омеге, но, в отличии от всего другого, это правда было настоящим. Они позволяли друг другу намного больше, чем должны были. Вещи, незначительные, но всё же, которые неприлично делать не повязанным альфе и омеге. А они ведь даже и не собираются вязаться. Стив позволял Баки утыкаться лицом в свою шею. Это было всего несколько раз, когда Баки был очень напуган или расстроен. Альфа никому не подставляет шею, он может разрешить только своему омеге, да и то не всегда. Бывало, если они дурачились, Баки позволял Стиву нависать над собой, открывая живот. Жест, демонстрирующий высшую степень доверия и покорности. Омеги позволяют опрокидывать себя на спину или сами ложатся только перед своими альфами, в редких случаях перед близкими омегами или членами семьи. Стив не мог считаться ни за один из этих вариантов. В детстве было легче — между ними не было барьеров, которые со временем появились из-за различных статусов. Будучи мальчишками, они, оба ещё никак не пахнущие, могли ночевать друг у друга, спать в одной постели, резвится, словно волчата, кусаться и, повторяя за взрослыми, учится рычать. Любая игра тогда была невинна и умилительна. Сейчас они оба давно уже не мальчишки, их статусы окончательно определились ещё в пятнадцать, и чем старше они становились, тем больше неловкости стали вызывать старые привычные действия — объятья, шутливая борьба, совместные ночёвки и всё остальное. Они выросли. Когда-то Баки, смеясь, мог утянуть за собой на кровать Стива, и не получил бы в ответ осуждающий взгляд и просьбу помнить о приличиях. Может быть, Баки не считал Стива за угрозу. И, опять же, это нравилось и не нравилось Стиву одновременно: он никогда не сделает ничего плохого с Баки, но он всё-таки альфа. И в данной ситуации придётся напомнить об этом. — Ты не считаешься с тем, что я альфа, — заметил Стив, нависая над другом. — Я считаюсь, — вмиг нахмурившись, возразил Баки. — Ты пахнешь потрясающе, я могу не сдержаться и укусить. Что тогда? У нас будут проблемы. Стив был бы последним придурком, если бы пометил Баки без согласия. Он бы никогда себе не позволил. — Извини, если провоцирую тебя, — серьёзно сказал Баки. Он вмиг стушевался и положил себе на грудь скрещенные руки, обозначая закрытость позы, но его колени всё ещё располагались по бокам от бёдер Стива, так что тот находился между ног Баки, и скрещенные руки ничего почти не меняли. — Всё в порядке, просто… — Стив помотал головой, обречённо закрывая глаза. Он не хотел напрягать друга своими дурацкими переживаниями. Стив не обижался на Баки, не злился на него и не в чём не винил. Они оба не дураки, оба всё понимают. — Если бы я только мог дать тебе всё то, что ты заслуживаешь, — не открывая глаз, вздохнул Стив. Он не хотел этого говорить, но и молчание казалось неправильным. Баки притянул его ближе к своему лицу и потёрся носом о нос. Жест очень интимный. Так делают между собой только омеги или, опять же, повязанная пара. Сейчас Стиву всё равно, он чувствует только приятные прикосновения, тёплое дыхание где-то рядом со своими губами и сладкий родной запах. Он зажмуривается сильнее, стараясь запомнить ощущения. — Мне жаль, — шепчет Баки. Стив просто не в силах заставить себя отстранится, и вовсе не потому, что под ним сейчас желанное сладко пахнущее тело омеги. Под ним Баки, его самый дорогой друг, самый важный для него человек, и грудь затапливает огромная волна щемящей нежности и горькой тоски. Он так хочет сделать Баки счастливым, быть для него надёжной опорой и не позволить ничему плохому случится с ним. Так хочет и не может. Стив проводит пальцами по его щеке, стараясь вложить в своё касание всю нежность, которую чувствует к Баки, а это море, нет, океан нежности. Баки смотрит на него, и в его глазах столько же боли и желания, сколько чувствует в себе Стив. Он кладёт свою руку поверх руки Стива и прижимает ближе, едва заметно трётся щекой, а затем поворачивает голову, вжимаясь лицом, приникает к ней раскрытым ртом, щекоча дыханием центр ладони. Стива бьёт наотмашь, словно простреливает электричеством. Это уже лучшее, что он когда-либо чувствовал. Баки судорожно вздыхает, и этот звук слишком похож на всхлип. Чуть сдвигая манжет рубашки Стива, он касается губами тонкого запястья, там, где кожа белая и почти прозрачная, и видно переплетение голубых вен. И в этом столько обожания, столько честного и чистого желания быть его, Стива, только его. Это гораздо больше, чем Стив способен вынести, чтобы держать себя в руках. Не давая себе ни секунды, чтобы передумать, Стив поворачивает его голову к себе и целует, целует в мягкие яркие губы. Баки тут же отвечает, открывая рот, и Стив жадно ныряет туда языком, не особо представляя, что нужно делать, просто вылизывая, сплетаясь своим языком с чужим. Наверное, у него всё не так плохо, потому что Баки приглушенно стонет в его губы, и от этого звука в груди Стива что-то ощутимо вибрирует, а в животе приятно скручивается жар. В висках стучит лишь мысль о том, что это самый прекрасный момент в его жизни, и он больше никогда не повторится. На вкус Баки лучше, чем Стив только мог себе представить, поэтому он позволяет себе ещё немножко, совсем чуть-чуть, осторожно сжимает зубами поочерёдно верхнюю и нижнюю губы, лизнув их. Приподнявшись, он зависает на несколько секунд, смотря на припухшие алые губы и чуть хмельное выражение лица, после чего сдаёт назад и садится на край постели. Один единственный раз, всего один раз. Больше ничего. Один поцелуй — уже больше, чем он мог просить. Баки тоже садится и отворачивается, стараясь незаметно утереть выступившие слёзы. .