altin

И утопали мои мысли в том закате, уходящем солнце в живописную даль. Плескалось вино в моем стакане, ах, милый, как же я рад. Я был счастлив и спокоен, сердце горело где-то в груди. Ты сравнивал меня с диким морем, способным разрушать корабли. Наш вечер в памяти моей навсегда, навсегда пьяные поцелуи на песке. Я буду крутить этот миг в голове по вечерам, наслаждаясь и ощущая кожу кожей. Мы были беспечны, как яркая молодость, горели как лампы во тьме. Я бы слизывал вечность с кожи твоей соленость, нет тебя и меня. Есть только мы.

Оранжевое солнце медленно укатывается, окрашивая темно-голубое небо. Последними теплыми лучами согревает, дотрагиваясь до обнаженной кожи рук, шеи, гладя веснушки, рассыпавшиеся по медовому лицу, целуя волнистые темные локоны волос. Оно уходит всего на пару часов, чтоб вернуться на рассвете, в четыре. Из открытого окна спальни слышно море. Оно зовет, манит, пленит. И омега идет. Открытый для него. Сбрасывая мешающуюся одежду, Тэхен кусает губы в предвкушении. Пальцы рук чуть покалывает от желания и теплящегося в груди огня. Он будет зол, увидя мужа обнаженным в тихом одиночестве шумного моря. Чон-Оздемир Чонгук – глава сильнейшего клана мафии в Стамбуле будет непременно зол. Его любовь безграничная, не видящая препятствий, пугающая, опьяняющая, чарующая, сладостно кусающая. Они словно безумцы утопают друг в друге, не видя перед собою мир, других, мечтающих отобрать то желанное счастье, о котором так долго, словно десятки тысяч лет, грезили. Чонгук испепелит каждого, лично языки вырвет, обернется персональным палачом. Биться станет с теми, кто помешает омеге искриться от чувств, кто станет причиной слез. Вода чуть прохладная остужает мысли о муже. Всегда думает о нем. Неважно рядом Чон или нет, беспокоится и переживает, потому что не может не. Третьи сутки не спит, сгрызая губы в кровь, ожидая своего палача и ангела. Чон-Оздемир возвращает то, что принадлежит ему, Тэхен это прекрасно знает, ведь однажды его так же забрали, украли из особняка главы Ким, родительского дома. Места, куда Тэхен не хотел бы вернуться даже под дулом пистолета, места, превратившегося в пепел. Отныне его дом не в Газиантепе, а в Стамбуле, под крылом Чон-Оздемира. Тэхен покрывается мурашками, в наслаждении прикрывая глаза. Заходя на глубину, не боится утонуть. Соленость ощущается на губах покалыванием, но омега терпит, уходя вновь под воду. Плескается, изнуряет себя и не видит темную фигуру, следящую за ним у берега. А взгляд альфы тяжелый, острый. Мужчина смотрит неотрывно за тонкой и ровной спиной, ощущает своей кожей как по чужой бегут мурашки от прохладной воды, стискивает в татуированных пальцах тонкую омежью рубаху, выброшенную на песок. В нем желание и тоска смешиваются воедино в коктейль буйства, которое заглушить может только один человек. Терпение на исходе. Вскидывая ладонь к нему, Чон-Оздемир делает выстрел прямо в небо, пугая птиц вокруг. Дает знать о себе. Тэхен в испуге оборачивается, прижимая ладонь к сумасшедше бьющемуся сердцу. Глаза расширяются от понимания и слез, быстро скатившихся по мокрому лицу. Когда-то Чон сказал, что слезы Тэхена – лишь малая часть моря, но как же он ошибался. Капли – это и есть море. Омега возвращается к берегу, где его давно ждут. Словно корабль с золотом ожидают в порту. – Altin,– хрипло шепчет Чонгук, стискивая в объятиях мокрое тело, закрывая от ветра. Тэхен счастливо жмется ближе, тычется губами в колючую щеку. Чувствует обжигающие ладони и плавится, прикрывая глаза в наслаждении. Его целуют с напором, с откровенной жадностью и страстью. Чонгук слизывает остатки слез и соленость с губ, залечивает и мелкие раны, и крупные, те, что кровоточили где-то внутри. – Ты вернулся,– значит, ты рядом, ты со мной, ты цел и здоров, ты вновь победитель. Ты доказал еще раз, что император. Безумие и желание сталкиваются, напоминая бензин и спички. От них разгорается пожар, который не в силах потушить ни одна душа, ни одно явление природы. Поцелуи ложатся на шею, плечи, ключицы. Укусы некогда болючие, сейчас напоминают лекарство от болезней. Чонгук с упоением метит кожу раз за разом, покрывает мокрыми дорожками кожу, сжимая с силой талию и ягодицы. Тэхен в руках несдержанно стонет, изгибается змеей, кусая губы. – Я обнажен, а на улице ветер,– омега чуть ежится от холодного дуновений, шепча на ухо мужу, словно делится секретом.– А ты только вернулся… – Тогда тебе стоило остаться дома,– рычат ему в ответ. Чон-Оздемир тянет его на песок, нависая сверху. Альфа облизывается, бросая пиджак, и вновь расцеловывает плечи. За него держатся крепко, на него смотрят с безумием. Исследует излюбленное тело как в первый раз. Целует там, где болело. Покрывая посветлевшие синяки на коленях легкими чмоками, Чонгук оставляет новые. Возбуждение и голод давят на них, оглушают ударной волной. Тэхен не сдерживается: царапает Чону спину, стонет и вскрикивает. – Хочешь, чтобы я взял тебя прямо здесь? – грязные и до жути пошлые слова лишь распаляют сильнее. – На чертовом песке, прямо возле моря,– язык вырисовывает за ухом витиеватые как сигаретный дым узоры. – Ты пропахнешь им, пока будешь стонать и насаживаться на меня. – Глаза Тэхена помутневшие, в них словно совсем не осталось понимания. – Хочу,– омега еле шевелит губами, ощущая как разлука, наконец, покинула его душу. Она оставила сердце в покое. В долгожданном покое. И это «хочу» – зеленый свет. Одежда Чонгука летит к чертям, как и выдержка. Чувство наполненности захватывает Тэхена в кандалы. Толчки выбивают из груди сладкие стоны и мольбы, и все кажется неважным, когда горячие руки держат крепко, не отпускают, удерживают. Когда они дышат в унисон, деля морской воздух на двоих. Когда губы сталкиваются вновь в смазанном поцелуе. Когда Чонгук чуть шипит от усилившейся хватки на плечах. Тэхен теряется: его доводят до исступления ласковые прикосновения, о которых раньше можно было только мечтать. Чонгук валится рядом, утягивая на себя еще дрожащее от оргазма тело, мягко водя пальцами по укусам. Уютная тишина разбавляется шумом моря, легким пением цикад. – Я ненавижу расставаться с тобой,– тихо говорит Тэхен, укладывая голову мужу на плечо. На то самое надежное плечо, которое всегда готовы подставить в тяжелые моменты. – Даже на три дня. Слишком тяжело оставаться одному, мысли пожирают меня и… Чонгук успокаивающе гладит по щеке. Заботится, хотя раньше считал любовь проявлением слабости. –…и опять стали сниться кошмары,– признается, а его словно нашкодившего ребенка гладят и лелеют. – Прости. Ни одной живой душе не говорил таких слов. Ни у кого не просил прощения, ни за кого так не щемило сердце. Тэхен улыбается, чмокая Чона в шею. – Надеюсь, этой ночью мне удастся выспаться. Хитрые глаза Чонгука сверкают подобно звездам. И что-то подсказывает, что это невозможно. Быть может, завтра получится?