в заметках

«Ты, надеюсь, никогда этого не прочитаешь. А может, я даже хотел бы, чтобы однажды прочитал, потому что в лицо я тебе этого сказать не смогу – у меня просто не получится.   А вообще, смешно, Шаст. Как девчонка пишу в заметки все то, что ртом сказать не получается, пусть ты меня и учил говорить: говорить, если что-то не так, и если всё так - тоже. Ты в эти моменты улыбался так светло, будто самое важное на всем ебаном свете было именно это «все так». И где мы теперь, Шаст? А?   Я-то знаю, где я: в любимом городе, с нелюбимым человеком, смотрю на то, как растут мои дети, и мне кажется, что это не моя жизнь. А где моя? С тобой, что ли? После того, как ты струсил, сдался, сдал назад, сбежал позорно, лишь бросив это свое слабое «я не могу». Ну а хули ты все начал, Шаст?   Зачем ответил тогда, черт тебя дери? Я сгорал в своей любви и, знаешь, мне в этой своей любви к тебе, о которой ты не знал нихуя, было хо-ро-шо. А потом ты что-то заметил, внимательный ты мальчишка. Взгляды свои бросал проницательные, начал меня читать, будто хоть на миллиметр был способен понять. Разговоры свои разговаривал, втирался в доверие, слушал меня внимательно, а я верил тебе, я верил, верил, верил…   Я так тебе сильно поверил, что сдался. Поверил, что это что-то ответное. Что чувства мои, уже не умещающиеся у меня в голове и в сердце, вдруг нашли хоть какой-то отклик. Серега тогда сказал, что я дебил. Надо было слушать Серегу. А я сердце свое послушал, Шаст, представляешь? Пошел навстречу. Открылся. Ты когда впервые поцеловал меня, совсем неумело - лишь прижался губами и замер - я чуть не упал от волнения прям там, в темном углу концертного зала. От тебя ярко пахло мятой и сигаретами твоими вонючими, но я не мог надышаться. И пошевелиться тоже не мог. Ты тогда отстранился, и тут я понял, что ты боишься. Хотя в стенку вжимал меня именно ты. Смело так толкнул, навис, уставился на меня, будто выискивая какие-то ответы – и видимо нашел, раз наклонился ближе. Но ты боялся. А я, если честно, в тот самый момент бояться устал. Я так давно хотел с тобой целоваться, что хрен бы я дал тебе сбежать. Не в тот раз.   Осознание накрыло позже, конечно. Кто мы, где работаем, в какой стране живем. Какие люди вокруг нас, какие деньги, обязательства и ответственность. Я уже досконально знал, какой на вкус каждый сантиметр твоего тела. Ты мое тело изучал тоже с особой тщательностью - следы сходили пару дней. Стыдно не было, было сыто. Ярко, громко, возбуждающе, желанно. Кажется, я никогда так не горел и не сгорал. И из-за этого падать в трусливую реальность было ещё больнее.   Ты успокаивал меня, обещал, что все получится: найдется выход, съемная квартира и понимание у друзей и коллег - надо лишь немного подождать. Блять, опять надо было ждать: один проект, другой, пятый, десятый. В перерывах твой язык у меня во рту и на шее, пальцы под футболкой, а после – каждый в свою сторону. Сука.   Я несколько раз порывался закончить всё сам. И каждый ебаный раз сдавался. Уйти от тебя было выше моих сил – мне так хотелось верить, что у нас есть будущее. Да и ты легче не делал. Ты же меня не отпускал. Привязал к себе, как собачку, а я влюбленными глазами наблюдал, как ты растешь, меняешься, становишься увереннее в себе, слово свое не стесняешься вставить - меня вело от тебя такого, а ты замечал, и смотрел на меня так, будто мечтаешь вставить уже мне. И ведь у тебя всегда получалось - я в какой-то момент всегда стал за. Мне вдруг стало хватать даже таких встреч урывками: в машине, на два часа перед поездом, с утра в офисе в каком-то углу, где ни одна живая душа несколько лет уже не проходила мимо. Тебя стало труднее ловить, слов о совместной квартире уже не звучало, а сил уйти у меня не было. Я привязался. Я привязался к тебе и растерял себя. Моя вина. Я просто так верил тебе и в наше будущее. И мне казалось, что ты тоже. Все-таки Серёжа был прав, но понял я позже. Вот это блядское, тихое, слабое и неожиданное: «Арс, я не могу, прости» - и всё рухнуло. За что прости, Шаст? За то, что ты снова вернулся к ней? За то, что ты струсил, сука, когда мы уже зашли так далеко? За что мне надо простить тебя, а? Может за то, что ты растоптал мое сердце и вынул мою душу? Что ты от меня оставил? Тень. Они пишут, что я изнеженный и ласковый, а я смеюсь, как мало они понимают.   Я потерян. Я зол на тебя.   Мне больно.   Мне обидно.   Я не могу смотреть на нее рядом с тобой – и вряд ли когда-то смогу. Я не могу не смотреть на тебя. Я не знаю, забуду ли я когда-то, какие у тебя губы на вкус, но, если честно, надеюсь, что да.   Я зол на себя. Потому что нас в этой истории двое, конечно. И еще тогда надо было одернуть себя и не дать этой истории ход. Я мог бы все изменить, я мог все предвидеть и сделать иначе, я мог бы…   Да нихуя я не мог. И не могу.   На данный конкретный момент – я люблю тебя, Антон.   Но очень хочу разлюбить.»