Звездное небо

Убежав однажды от реальности, ты больше никогда не сможешь воспринимать её такой, какая она есть. Именно поэтому Авантюрину так и полюбился Мир Грёз. Это было спасением для него. Забывая о своих проблемах, становилось куда легче жить, не было ни кандалов, ни трупов других рабов, ни Сигонии, ни её песков и богини, которой он молился каждый день. Не было ничего кроме увлекательной и рисковой игры, после которой он уйдет праздновать свою победу в бар неподалёку, напившись и забыв ещё сильнее себя. Это был побег. Побег от себя, своего прошлого, будущего и настоящего. Возвращаясь обратно в отель, в свой номер, снимая дорогие одежды и аксессуары, оставалась пустая оболочка. Сев за туалетный столик, на котором были расставлены вычурные флакончики с духами со всей вселенной, такая же безвкусная блестящая ваза с каким-то сухоцветом и разложенные в хаотичном порядке блестящие побрякушки, Авантюрин взглянул на себя в зеркало. Какая же мерзость. Имея при себе все и даже больше, он не имел ничего. Он сам стал для себя родителем, который покупает своему ребёнку кучу ненужных вещей, главное бы дитя не рыдало. Что ему не хватает? Что не хватает Какаваче? Он и сам понимал, что ему ни к чему все это. Зачем ему дорогая одежда, если в ней все также холодно как тогда, когда он спал на полу закованный в кандалы. Даже засыпая под звездами, обнявшись с сестрой в бескрайней пустоши, не зная, умрет он этой ночью или нет, ему было теплее. Подтянув ноги к груди и положив голову на колени, он все больше всматривался в эту бездну, которая отражалась в зеркале. Временами он видел в зеркале маленького, одинокого мальчика, который, не смотря ни на что, боролся за свою жизнь и мечтал, что когда-нибудь он и его сестра станут счастливы. Этого мальчика хотелось прижать к груди, погладить по голове, сказав ему теплых, ободряющих слов. Прижать ладони друг друга и вместе помолиться Треокае Гаятре за благополучие сестры и удачное будущие. Бывало, он видел себя перед вступлением в КММ и тут уже начинали чесаться руки взять подаренный кем-то револьвер. Но хуже всего было видеть себя настоящего. Жалкого, пёстро одетого, эгоистичного, отвратительного павлина, который при любой возможности выстрелит. Выстрелит в себя. Враг самому себе, не иначе. - Снова увлекся азартными играми, а теперь сидишь и страдаешь? – Спросило отражение из зеркала, – снова жалеешь себя любимого, актер в театре драмы, не иначе. Авантюрин молчит. А внутри, в той пустоте, которая заполонила всё его тело, словно расцветает кроваво-красный бутон. Бутон ненависти к себе. - Молчишь? Эскапизм тебе не поможет. Тебе никто не поможет, – Авантюрин зажмуривает глаза как в детстве, будто надеется, что это поможет. – Ты сам отказываешься от помощи. Сколько бы люди не делали для тебя, ты наплевательски топчешь их старания. Авантюрин закрывает руками уши, не желая слышать жгучую правду. - Прячешься как маленький ребёнок, думаешь, это спасет тебя? Ты говоришь сам с собой, – голос в голове, кто он? Это ненависть. Ненависть к себе, которая ударяет ножом в спину. - Давай, убегай, даже твои друзья, если ты вообще их такими считаешь, однажды не захотят тебе помочь. Ни Топаз, ни Рацио – никто из них не станет бежать к тебе по первой необходимости и помогать, – а ведь правда, кто ему поможет, с таким-то характером? Когда-нибудь и у них не хватит терпения. - Ты один. Единственный выживший авгин, единственный выживший раб, – голос звучал насмешливо, от чего хотелось ударить говорящего. Но и это было правдой. Он один в этом большом, жестоком мире, который всю его ничтожную жизнь не даёт вздохнуть полной грудью, улыбнуться как в детстве. - Ну же, покажи, как ты себя не жалеешь, - Авантюрин не помнит, как оказался на холодном полу. Он прижимался спиной к плитке, стул валялся где-то рядом, а его руки сжимали шею. Сжимая шею, кажется, будто все становится таким воздушным, приходит минутное облегчение, а после все тело, будто обжигают кипятком. Но, даже кипяток, не так сильно обжигает, как чувство вины. Вины перед самим собой. Авантюрин убирает руки от шеи и обнимает самого себя. Холодно, страшно. Хочется попросить о помощи, да кто поможет? Становится до невозможности жалко самого себя. - Сам убедился, ты себя жалеешь, – голос звучит насмешливо. Обидно. Неприятно. Встав с холодного пола, Авантюрин берет со стола револьвер. Руки трясутся, ходят ходуном, словно он держит его впервые. Взглянув в зеркало, он видит лишь жалкое подобие самого себя. Слабое, убегающее от любого шороха словно мышь. - Я ненавижу тебя, умри, пожалуйста, просто умри! Почему ты раньше не умер?! Слышится свист и скрежет стекла. Открыв глаза, Авантюрин видит перед собой разбитое зеркало. Все место, где он сидел до этого, было усыпано мелкими осколками, в свете экранов возле чаши и небольшого светильника, они мерцали словно звезды. Выронив из руки револьвер, Авантюрин отошёл к противоположной стене, прижавшись к ней, он скатился и сел на пол. Он смотрел то на свои руки, то на «звёздное небо» на его полу. - Поразительная глупость. Авантюрин вздрагивает. Повернув голову в сторону, откуда доносится знакомый голос, звучащий так укоризненно, он замечает Рацио, стоящего в дверном проеме. - О, матушка моя Гаятра, - переменившись в лице, восклицает Авантюрин, пряча трясшиеся руки за спиной. – Док, вы же интеллигентный человек, стучитесь, прежде чем зайти в чужой номер. Голос меняется на шутливый, как и лицо – на нем расцветает хитрая улыбка. - Я стучался, - голос Веритаса звучал более чем серьёзно, - после чего услышал выстрел. Как мне ещё нужно было поступить? Он не знал, что ответить. Правда, а как он должен был поступить по-другому? Никто из них так и не знал, как лучше начать. Авантюрин чувствовал вину за устроенный им беспорядок, а Рацио не мог подобрать более или менее подходящие слова, чтобы хотя бы узнать из-за чего это произошло. - Веритас, - вдруг нарушил тишину Авантюрин, - знаешь, эти стёкла, которые лежат на полу, так похожи на звездное небо на Сигонии… Смотря на них, я будто возвращаюсь туда. Если я закрою глаза, увижу ли я свою семью? Матушку, отца, любимую сестрицу? Закрыв глаза, он вспомнил лица отца, матери и сестры. Счастливы ли они? Были бы они ещё счастливее, если бы они встретились? По щекам потекли ручейки слёз. Откуда? - И откуда эти слезы? – Усмехнувшись, открыл глаза Авантюрин. Его взгляд стал ещё более пустым, чем был до этого. Вдруг, он почувствовал, как на его плечи легла теплая, пушистая ткань, а на голову опустилась чужая рука. Так они сидели какое-то время в тишине. Авантюрин продолжал смотреть на стекло, представлял ли он дальше то, как встречается со своей семьей, Веритас не знал, но прекрасно понимал – такая нездоровая увлеченность эскапизмом картёжника ни к чему хорошему не приведет. Убегая от проблем, сами проблемы никуда не исчезнут. - Авантюрин, скажи мне на милость, какой тебя павлин клюнул, стрелять в зеркало из револьвера? – Даже имея высокий интеллект, Рацио все равно не мог порой понять поступки Авантюрина. Он был хаотичным, словно заряженная частица. - Импульсивный, глупый поступок, а ты ожидал от меня чего-то другого? – С насмешкой спросил Авантюрин, закутываясь в плед, который ему любезно был, накинут на плечи. - Как минимум понимания того, что саморазрушение и избегание проблем это не выход, – на удивление, в этой фразе, Авантюрин услышал какую-то не уверенность, страх и сострадание. Авантюрин промолчал и, положив голову на чужое плечо, вздохнул: - Это произошло случайно, – Авантюрин прекрасно понимал, что от Рацио явно нельзя было скрыть этот факт, слишком уж он проницательная личность. - Врешь, - отрезал Веритас. - Вру, - согласился Авантюрин, – это был всего лишь импульсивный поступок… За ущерб отелю я заплачу, все нормально. Они оба прекрасно понимали – проблема не в зеркале. Проблема была в отношении Авантюрина к жизни. Он поступал со своей жизнью ровно так же, как это делал и в детстве – бей и беги. Только в этом случае – бей себя, беги от проблем и прошлого. - Авантюрин, ты же понимаешь, что когда-нибудь прошлое, от которого ты бежишь, догонит тебя? – Аккуратно пододвигая к себе Авантюрина, спросил Рацио. - Да… - Точнее, оно уже тебя догоняет, я не прав? – Поправил себя ученый и глянул на наигранную улыбку, которая была пропитана пониманием и отчаянием. - Я не справляюсь, - Авантюрин старался изо всех сил держать себя в руках, - я так устал от этой вечной игры… Внутри так пусто, словно я безвкусная дорогая ваза в коллекции КММ. Веритас, пожалуйста, я… Маска треснула окончательно. - Пожалуйста, не уходи, - сквозь слезы прошептал Авантюрин, - я не хочу быть один…