Прощай, старая карга!

Симон не владел особой красноречивостью, поэтому не мог найти слов, чтобы описать всё то, что происходило в его жизни последние полгода. А для того, чтобы объяснить произошедшее всего пять минут назад достаточно было одного, но громкого – жопа. Но даже оно не было способно описать то, что произойдёт с ним в кабинете начальства. Разве что, в эту самую жопу его будут ебать долго, больно и без смазки. И Симон не был бы против, потому что директор выглядел так, будто способен вытрахать из любого тела всю душу, а он был фанатом такого. Но не в данной ситуации. Встав с грязного пола душного офиса, Симон смог сдержать слёзы, что нещадно жгли глаза, но не смог сдержать громкого, жалкого всхлипа. Задержав дыхание на время и поджав губы, он посмотрел на огромное коричневое пятно от кофе на своей новой белой рубашке и после перевёл взгляд на бумаги, что лежали всё в той же огромной коричневой луже. Цифры, что были и так еле видны, теперь канули в Лету. Единственное, что радовало, но и печалило одновременно, так это то, что весь остальной сброд – именно так он называл всех работников данного чудесного места – не удостоили его своим вниманием. Лишь краем уха он время от времени слышал смешки, что исходили со стола с краю. — Можем попрощаться с Эрикссоном. Даже как-то жаль мальчика. — Ничего, без него дышать станет легче, да и... Дальше Симон уже не слышал, на автомате идя на негнущихся ногах в сторону лифта и прижимая дрожащими руками мокрые бумаги к своей груди. Места назначения он достиг как в тумане, совершая движения лишь по памяти, никак их не осознавая. Он начал приходить в себя уже около двери в ад, за которой слышался недовольный монолог на шведском. Перестав на время понимать свой второй родной язык, Симон с дрожащим сердцем думал о том, как ему стоит поступить – не лучше ли убраться из офиса раньше, чем вылететь из окна двенадцатого этажа, предварительно выслушав оскорбления и унижение от прекрасного, но такого жестокого человека. Долго выбирать не пришлось – его чуть не прихлопнули той самой дверью в ад, но Симон успел отойти на шаг, прежде чем поднять взгляд на недовольного мужчину, чьё лицо и глаза уже были красными от кипящей внутри злости и без его помощи. — Эрикссон, ты вовремя. Документы придётся передать уже через пятнадцать ми... — Их больше нет, — перебил парень гнусавым голосом, поражаясь тому, что смог сказать это не смотря на то, что горло сжимало спазмами последние десять минут. — Нет чего? — голос был тяжёл и полон нетерпения. — Документы... они... они в кофе, цифры не различить. — Блять, Эрикссон, ты издеваешься?! — заведя подчинённого в кабинет чуть ли не за шкирку, рыжеволосый мужчина захлопнул дверь, с силой сжимая ручку и пытаясь вдохнуть поглубже, чтобы успокоить кипящую в венах кровь. Симон смотрел на чужую напряжённую спину и кусал губу. — Я просил просто отыскать чёртову бумажку и принести мне. Просто отыскать бумажку, но ты и с этим не справился, — голос Оберга провучал страшно. Симон понимал, что тот и так был на пределе, и это лишь начало, — Просто потопать на ногах в архив и достать бумажку. Ты инвалид? — он вскинул руками. Симон видел огонь в чужих глазах, и несмотря на жуткий страх, не смог перевести взгляд. Воздух в помещении загустел. Всего стало слишком много. Парень почувствовал, как закружилась голова, и боль пронзила грудь от обидных и несправедливых слов. — Ты инвалид, Эрикссон? Настолько тупоголов, чтобы не суметь принести один чёртов документ? — с каждым словом голос повышался, — Настолько неспособен выполнять самые примитивные задачи? Что ты вообще делаешь в таком месте, а? Сидел бы и дальше в своей пиццерии. Хотя, учитывая, как именно ты принёс мне кофе, — мужчина опустил взгляд на пятна на рубашке и мокрые бумаги, — Не удивлён, что ты даже там не смог продержаться! Симон услышал странный шум и тупо глянул вниз, не имея возможности и дальше смотреть на чужое разъярённое лицо – на пол упала размякшая половина бумаги, которую он всё ещё прижимал к груди. Оберг продолжал что-то орать насчёт его бесполезности, но все дальнейшие слова проплывали мимо Эрикссона. Он смотрел на мерзкую размякшую бумагу у своих ног и чувствовал себя этой самой коричневой жижей — жалкой, мокрой и способной лишь валяться на полу, дав топтать себя всем, кто пожелает. Каждый чёртов работник в данном здании считал своим долгом ткнуть Симона в то, что несмотря на все свои старания и пройденное недельное собеседование, он не достоин работать в таком месте. Хотя Эрикссон делал всю тяжёлую и грязную работу, что скидывали на его плечи ещё с первого дня, и даже больше. Кто угодно был выше него. Даже охрана. И сейчас сам Оберг не побрезговал повторить чужие слова из-за одной чёртовой ошибки, которая произошла даже не по его вине. Это стало последней каплей. — А Вы настолько тупоголовы, чтобы просить принести кофе из чёртового старбакса, что находится в тридцати минутах от офиса, меня, а не свою долбаную секретаршу? — Что? — мужчина прекратил тираду, с недоверием смотря на сжавшегося у двери работника. Кажется, он не мог понять, услышал ли всё верно. — Вы настолько не умеете пользоваться собственными ногами, что заставляете меня, работника, которому до сих пор не соизволили выдать пропуск, бежать в ёбаный центр города за мерзким кофеином, без которого и так можно поставить долбаную подпись на бумажках, ведь ничем другим Вы здесь и не занимаетесь! — Эрикссон, какого чёрта ты... — Вы настолько тупоголовы, что не можете понять, что мне нужно минут десять на то, чтобы доказать и объяснить идиотской охране у входа, что я работаю здесь уже целый месяц и не держу в руках взрывчатку в стаканчике из-под кофе, потому что Вы не соизволили до сих пор подписать бумаги, чтобы мне выдали ёбаный пропуск, — продолжал отвечать он, кидая к чужим ногам остатки документов и пустой стаканчик, — Вы настолько тупоголовы, что не понимаете, что каждый мой выход из здания сопровождается таким геморроем, и Вы, — всхлип, — Вы такой же богатенький и мерзкий тип, которому плевать на проблемы с здоровьем своих подопечных.... Что... Что... заставили меня ползать чуть ли не на четвереньках с фонарём мобильника и руках, чтобы найти почти выцветшую бумагу в пыльном тёмном архиве, где не могут починить ёбаный свет! — Эрикссон, тебе лучше успокоит... — начал тише мужчина, видя состояние парня перед собой, но был перебит. — Вы настолько тупоголовы и жестоки, что даже не соизволили узнать, есть ли у меня аллергия на пыль, прежде чем заставить искать ёбаный документ, на котором, как Вы, сука, сказали, написано "...то ли двадцать пять, то ли тридцать семь в начале...". И я как какой-то крот два дня не вылезал из архива, чтобы найти нужную бумажку среди тысячи других, зная только начало номера документа и пытаясь понять, она это или нет... Задыхаясь пылью и используя ингалятор каждые десять, сука, минут, — уже не сдерживая слёзы, Симон шептал к концу предложений, но набирал обороты с каждым новым словом дальше. Ему было нечего терять, так как слово "увольнение" уже было выгравировано на его лбу. — Вы настолько мерзкий человек, не видяший дальше своего носа, что не способны даже заметить, как Ваши собственные "отличные" работники разрушают Ваш бизнес, и... — он начал задыхаться, оседая на пол под шокированным взглядом Вильгельма, что очнулся в последний миг и подхватил его под локти, потянув вверх. — Эрикссон, дыши, успокойся, — пытаясь удержать в руках трясущееся тело, произнёс мужчина, — Ин... ингалятор? Где он? Хей, дыши, приятель, только дыши. Мне не нужен труп в собственном кабинете. Что скажут люди? У нас собрание через десять минут. Эрикссон? Эрикссон?! Оберг выглядел не лучше задыхающегося паренька, похлопывая его по красным щекам и пытаясь уловить слова, обрывки которых слетали с чужих синеющих губ. — Карман? Симон, он в кармане? — осев на пол вместе с телом в руках, Вильгельм начал ощупывать все карманы, находящиеся и районе его зрения. Судорожно вытащив необходимый спасательный аппарат, ему более-менее удалось привести подопечного в чувства и выдохнуть. Встав и пройдя к столу на негнущихся ногах, Вильгельм взял телефон и набрал секретаря. В трубке послышался взволнованный женский голос: — Мистер... — Фелис, сворачивай собрание. — Но сэр, люди уже в офисе, мы не можем просто взять и... — Мне плевать! — отрезал он, повысив голос, — Без грёбаного документа это собрание не имеет никакого смысла. — Поняла Вас... Я сейчас же всех оповещу. Снова обратив внимание на подопечного, что уже приходил в себя, Вильгельм обошёл стол и помог тому подняться на ноги, придерживая за плечи и усадив после на кожаный диван в углу кабинета. — Ты как? Дышишь? Симон не мог выдавить из себя ничего, кроме хрипа, поэтому просто сглотнул вязкую слюну и кивнул. Казалось, весь его словарный запас исчерпал себя несколько минут назад. Достав из своего переднего кармана платок, Вильгельм с осторожностью вытер тёмные дорожки от слёз на чужом лице (прощай, подводка), и присел на пол у колен подопечного. — Ты напугал меня так, как не пугал ещё никто. Даже мой брат, — он хмыкнул, повеселев и глянул в чужие покрасневшие глаза. Симон сидел, пытаясь подавить дрожь во всём теле. — А теперь объясни мне спокойно и по порядку, что именно произошло, — сделав голос намного тише, почти на уровне шёпота, — Я не убью тебя. — Ви... — вдохнув полной грудью, Симон попытался взять себя в руки. В данный момент он чувствовал себя настолько жалко, будто снова вернувшись в детство, сидел перед грозным пьяным отцом, отчитываясь за очередную двойку в школьном дневнике. Он не должен был показывать слабость, и точно не перед таким человеком, как Вильгельм Оберг. Но ущерб уже был нанесён. — Я уже нёс Вам документы и кофе, когда на меня налетел Винсент, сбил с ног и посмеявшись, укатил в закат. Ну а дальше... — он опустил голову, снова глянув на состояние своей одежды. Мужчина поджал губы, понимающе кивнув и хрустнул костяшками пальцев, поднимаясь на ровные ноги. — И ты искал документ в пыльном архиве с фонарём в руках, при этом болея астмой? — смотря куда-то сквозь стену, — Симон, ты идиот? — Простите? — Повторю, ты идиот? — в голосе была нескрываемая злость, но заметив, как подопечного снова начало трясти, Вильгельм сел рядом на диван и поспешил объяснить: — Ты мог просто сказать мне об этом и до этого бы не дошло. Я не изверг, Симон, — говорил он с нажимом, — и я совсем не думал, что доставляю тебе такие неудобства, просто прося принести мне кофе. — Это не доставляло бы мне неудобств, если бы охрана не отказывалась пропускать меня каждый раз, думая, что я чёртов террорист, — парень попытался улыбнуться, но вышло откровенно жалко, — Я хожу сюда вот уже месяц, ношу кофе Вам уже две недели, но меня никак не могут запомнить, либо же просто не желают запоминать. Вильгельм кивнул, прекрасно понимая, что у мужчин внизу, видимо, была особая неприязнь к чужой персоне, раз они устраивали досмотр и проверку документов каждый раз. Запомнить Эрикссона было очень легко. Он выделялся везде, даже в офисе, хотя тут работали люди самых разных национальностей. Не заметить Симона была невозможно – это был яркий парень с тёмными вьющимися волосами, невысокого роста, с бронзовой кожей и чертовски привлекательным лицом: одни лишь глаза могли пленить любого. А с подводкой в уголках глаз, которую тот наносил почти каждый день, они становились ещё выразительнее. — Симон, я должен признать, что замечал... особое отношение к тебе со стороны коллектива, и именно поэтому посылал за кофе и в архив, чтобы ты меньше контактировал с остальными работниками. — Ну, вышло только хуже, — он сумел усмехнуться, — И я должен извиниться за этот срыв. Дело даже не в работе, — Симон замер, увидев саркастичное "Серьёзно?" на чужом веснушчатом лице. — А в чём? Поняв, что терять уже нечего, Симон решил быть максимально честным и не скупиться на бранные слова, ведь скорее всего, это будет их последний разговор. — Я понимаю, что не должен смешивать личную жизнь и работу, просто... Просто кроме работников этого офиса геморрой мне доставляет старуха по соседству, что уже четыре раза жаловалась владельцу съёмной квартиры, что я ужасный житель их мирного светлого дома и вообще, я пидор, который не должен портить ауру их коридора, и... Вас это смешит? — почувствовав себя максимально уязвимо и глупо, Симон с обидой смотрел на улыбку на чужом лице. Вся эта ситуация максимально вывела его из себя, поэтому, глянув сейчас на всё свежим взглядом, Симон понял, что ему не стоило открывать рот. Какое дело должно быть Вильгельму Обергу до его мелких проблем? Это даже не его вина. — Прошу меня простить, просто у меня есть, либо уже была, я надеюсь, такая же соседка в доме неподалёку, где я когда-то давно, ещё в школьное время приобрёл квартиру. От неё не было житья никому: она сумела выселить буквально всех моих соседей на этаже, — рассказывал мужчина, улыбаясь собственным воспоминаниям, — Так, конечно, нельзя говорить, но надеюсь, что дьявол уже забрал душу этой сварливой старухи. Успокоившись от чужих слов, Симон решил продлить беседу, считая, что это последний шанс контактировать с человеком, что успел не только вытрахать весь его мозг, но и сильно засесть в душу за последний месяц. — А эту старуху случайно зовут не Фрида? Смотря на удивление в чужих глазах, Симон неверяще рассмеялся. — Серьёзно? Теперь я правда понимаю твоё состояние, Симон. И даже готов простить эту невероятную оплошность, — проговорил он, буравя взглядом рязмякшую бумагу на полу, — На самом деле, уничтожив этот несчастный документ, ты принёс мне больше пользы, чем убытков. — В плане? — спросил Симон, не веря в то, что услышал. — Кристина... Моя мать будет зверски зла, когда узнает об отмене собрания и того, что этот, как она говорит, важный документ пропал. Я давно ждал шанса подмочить ей ноги, не смотря на то, что это наш семейный бизнес. — Но ведь это и правда нужная бумажка. Что Вы собираетесь без неё делать? — Симон выглядел максимально глупо в мокрой и грязной одежде, с растрёпанными волосами и стёртой подводкой, но это волновало его сейчас в самую последнюю очередь. — Будь это правда нужный документ, ты думаешь, он пылился бы столько лет в архиве в единственном экземпляре даже без файла? Симон хмыкнул сам себе, понимая, что потерял такую нужную сейчас работу из-за какой-то бумажки, в которой даже не было надобности. Просто супер. Он везунчик. Тишина была слишком громкой и долгой. Мужчина продолжал изучать его взглядом, и Симон понял, что этот несчастный разговор стоит сворачивать. — Так что ж... Вы дадите мне хоть пять минут на то, чтобы я успел собрать свои пожитки со стола или мне следует сразу уйти? — Почему ты так решил? — Ну, думаю, в мои обязанности не входило портить важные документы, а потом устраивать истерику в кабинете директора, после чуть ли не доводя его до обморока своей астмой, — конец он смог произнести с сарказмом, не смотря на печаль в глазах, — Ой, а ещё жаловаться на старуху - соседку, что не даёт мне спать ночами, и, возможно, натравливает на меня меня всех жильцов дома? Да, это определённо была она, ведь последний месяц некогда дружелюбные соседи смотрели на него, словно он торговал наркотиками, либо же караулил их детей на детской площадке неподалёку. Встав с места, Симон стряхнул несуществующую пыль с брюк и заметил, что ткань разошлась по швам у колен. Просто прекрасно. Ещё один приятный сюрприз этого чудесного дня. Сумев и на это улыбнуться, Симон хотел поскорее скрыться с чужих тёмных глаз, что следили за каждым его движением, но оказался схваченным за запястье и теперь тупо смотрел на дорогие часы на чужой бледной руке. Час дня. Обед. — Я ещё не разрешал покидать свой кабинет. И точно не в таком виде. Всё же, это мой кофе, который я уже не попробую, — сказал он, кивая в сторону пятна, — Специально для таких случаев у меня есть собственная уборная и целый шкаф с запасными костюмами. Симон закатил глаза, а Вильгельм лишь пожал плечами в ответ. — Плюсы быть директором компании. Мужчина снял с вешалки новую белую рубашку и передал в чужие руки. — Ты можешь привести себя в порядок в моей ванной. Но не думаю, что смогу одолжить брюки, они будут слишком велики. Отгоняя от себя мысли о том, насколько все же повезло человеку перед ним родиться с золотой ложкой во рту, Симон поплелся в сторону двери. Его немало радовало, что, во-первых, он не уволен – по крайней мере, пока. А во-вторых, так как ванная находилась прямо в кабинете, его позорный вид увидят меньше работников, хотя, как он был уверен, все сейчас обедали на первом этаже здания и скрываться было не от кого. Имея наглость воспользоваться душем в полной мере, Симон с недоверием застегивал пуговицы чужой рубашки, с весельем отмечая, насколько она ему велика. Коллеги не оставят это без внимания. Выйдя из душа, Симон спокойно выдохнул, поняв, что мужчины нет в кабинете. Пусть разговор и был завершён на приятной ноте, но мозолить глаза такому прекрасному и, как он теперь знал, справедливому человеку совсем не хотелось. Дойдя уже до своего рабочего места, Симон с горечью осознал, что работники всё ещё находились на своих местах, и на обед никто не уходил. Видимо, его сместили из-за собрания, которому не суждено было состояться благодаря ему самому, а точнее Винсенту. — Хорошая рубашка, Эрикссон, — подстебал Нильс, играясь гелевой ручкой, — Брат дал доносить, или отец? Решив не вестись на эту провокацию, а молча заняться работой, Симон услышал вздохи девушек с краю о том, сколько времени он провёл в кабинете их драгоценного босса и в каком именно виде и состоянии вышел оттуда. У Симона никогда не было привычки даже подслушивать сплетни, не то что их подогревать, но этот день точно был одним из худших в его жизни, раз он решил плюнуть на всё и подлить масла в огонь: — А что, если это рубашка Вильгельма, Нильс? — он сидел с ровной спиной и изо всех сил старался выдержать чужой колкий взгляд и не опускать голову по привычке, — Что, если это рубашка твоего прямого начальника? Что тогда, Нильс? — он смотрел с таким же ядом в глазах, стараясь не думать, что бы было, услышь сам директор, что он посмел назвать его по имени перед коллегами и выставить в таком сомнительном свете. Нильс поколебался пару секунд, собираясь что-то ответить, но лишь развернулся на стуле и продолжил пялиться на экран компьютера. Симон остался доволен, и, поправив влажные вьющиеся волосы, открыл синюю папку на своём столе, стараясь не слушать, о чём теперь жужжала женская часть коллектива за его спиной.

***

Остальная часть рабочего дня прошла спокойно: никто больше не кидал колкости в его сторону, и рядом не было летающего Винсента, готового сбить его с ног в любую секунду. Винсента вообще не было видно в офисе, на удивление. Его компьютер так и стоял с каким-то включённым видео на ютьюбе – Симон не придавал этому значения. В общем, самым главным было то, что его сегодня никто больше не трогал и не беспокоил, ну, кроме Фелис, так как шла она именно к нему, не сводя взгляда. — Симон? Мистер Оберг ждёт Вас у себя в кабинете. Сумев лишь кивнуть вслед уходящей девушке, Симон уже мысленно ругал себя за то, что успел расслабить булки. То, что он сохранит рабочее место – никто не гарантировал. Или, возможно, слухи, которые разносит коллектив об их так и не состаявшемся (какая жалость) романе уже долетел до чужих ушей, и начальство желало всё же надавать ему люлей за всё хорошее и плохое? Девушки за спиной снова начали шептаться и неверяще охать, поэтому Симон пошёл к лифту с прямой спиной и уверенностью на лице. Даже если его выгонят взашей, он хотел, чтобы хоть эту минуту люди смотрели на него по-другому. Ну а как над ним будет ржать весь офис, когда ему не позволят даже собрать свой рабочий хлам... Он решил не думать об этом раньше времени. Стараясь дышать и не впадать в панику, Симон постучавшись, открыл знакомую дверь и сразу встретился с чужими тёмными глазами. Вильгельм сидел за столом, видимо, читал что-то до того, как вошёл Симон. Его идеальные, зализанные (как любил говорить парень), рыжие волосы теперь торчали во все стороны. А галстук на шее был ослаблен. Несколько пуговиц расстёгнуты. Симон сглотнул, готовясь в худшему и нервно потёр воротник. Ну, хоть уйдёт в казённой рубашке. Вильгельм не был настолько жестоким, как он уже знал, чтобы отправить его домой с голым торсом. Только если не хотел больше сплетен. — Симон. Вновь не Эрикссон? Прикрыв за собой дверь и успев заметить заинтересованное лицо Феличе в коридоре, парень развернулся к столу. Вильгельм поджимал губы, барабаня пальцами по столу, и Симону на секунду стало его даже жаль (а себя не жаль?), ведь он видел волнение во всём Вильгельме и понимал его – сам проходил через такое. Но в чём причина? — Прошу прощения, что всё так обернулось, — откашлявшись, начал мужчина и достал из ящика пластиковую карту с тёмно-красной лентой, — Твой пропуск сделали ещё неделю назад, но я совсем забыл передать его секретарю. Голос Вильгельма был хриплым, Симон бы даже сказал севшим, будто его обладатель орал до этого без продыху. Парень бы не удивился, это было в стиле их босса. Заметив, что Симон продолжает тупо смотреть на карту и ничего не говорит, Вильгельм встал с места и взяв пропуск со стола, передал предмет лично в руки, посчитав, что собственноручно надеть его на чужую шею будет слишком неуместно. Придя в себя лишь тогда, когда мужчина уже отошёл от него, Симон сжал в руках пластик со своей фотографией. Ему на ней всего восемнадцать, кудри длиннее раза в три. Смешно. — Спасибо? — Тебе не за что благодарить, его должны были выдать ещё в первый рабочий день, — мужчина буравил взглядом собственную рубашку на чужом теле, — И насчёт Фриды... — Он тяжело вздохнул, — Я знаю эту женщину не первый год, поэтому посоветовал бы тебе сделать то же самое, что и я – переехать, иначе она не даст тебе житья, и уже в следующем году ты будешь ходить в этот офис с такими же седыми кудрями, как у неё. Первое, что обрадовало Симона, так это забота, даже если это были чисто формальности, и эти слова ничего не значили для их владельца. Второе – раз Вильгельм позволил говорить о будущем Симона и даже выдал пропуск, значит, его не увольняют. Это, несомненно, плюс. — Боюсь, мне и так придётся переезжать ночевать на вокзал. Эта дама нажаловалась хозяину квартиры и теперь меня вроде как выселяют. Это также повлияло на сцену, которую я исполнил здесь не так давно. Прошу прощения, — Симон говорил уже более свободно. Поныть о несчастье в своей жизни пусть и начальнику, но всё же было приятно. Тем более, когда тот, в каком-то плане, разделял его боль. Вильгельм молчал некоторое время, смотря куда-то сквозь стол и прикусив нижнюю губу. Симон бы посмеялся над нелепостью всей этой ситуации, но не мог себе этого позволить. Любой другой на месте Оберга уже давно выгнал бы его взашей со всем позором. — Всё настолько плохо? — Очень. — Тогда, учитывая то, что я чуть сегодня тебя не похоронил, — о Господи, Симон практически забыл о своём приступе и чужой панике, — Думаю, было бы уместно предложить тебе пожить у меня в квартире? Она сейчас пустует, но иногда я всё же ночую там. Правда, она прямо слева от квартиры Фриды. — Моя справа. Была... — Неловко добавил, — Да и что это изменит? Она теперь будет жаловаться Вам, как хозяину квартиры, что у неё сумасшедший сосед – наркоман, любящий водить к себе квартиру пьяных мужчин и устраивать оргии. Видя шок в чужих глазах, Симон поспешно добавил: — Для справки, я – не наркоман и единственный мужчина, который был в моей уже бывшей квартире – электрик. Вздохнув, как заметил Симон, с большим облегчением, мужчина кивнул чему-то своему. — Не думаю, что она будет жаловаться мне, если я так же буду находиться в этой квартире. — Ну, это лишь сильнее её разозлит. Старушка взбесится, — он развёл руками. — О, именно этого я и хочу, Симон. Ты не представляешь, сколько лет я терпел эту стерву. Вау... Слышать данные слова от такого человека было очень необычно и горячо. — Так когда тебя выселяют? — Завтра вечером. У меня выходной, я бы как раз собирал вещи с утра. — Отлично, жду не дождусь увидеть выражение лица Фриды, когда ты будешь выходить из одной соседней квартиры, и заходить в другую, что даже ближе, — Вильгельм улыбнулся. Красиво. Симон упал с неба на землю. — Но ведь я даже не дал своего согласия. Мужчина снова глянул на него с тем самым выражением лица, что и в обед. — А у тебя есть выбор? — Арендная плата в моей квартире была низкой, так как это даже нельзя было назвать домом. Благо, хоть диван там был нормальным, и я помещался туда, не сгибая ног. А у Вас, я уверен... — Ты помещался туда, так как небольшого роста, — не издевательство, а факт, — И мне ты можешь платить ровно столько же, как и своему бывшему владельцу, — Симон поёжился от того, в каком смысле прозвучали эти слова, — У меня огромная двухместная кровать, и ты прав, есть все условия, чтобы жить, а не выживать. Квартира и так пустует. Но сдавать её другим я не могу, так как сам нередко там ночую. Дом очень близок к офису, удобно. Симон кивнул, находя в этом всё больше плюсов. Да и мужчина прав, у него всё равно не было выбора. — Хорошо, тогда... — Сегодня я вернусь в квартиру, чтобы прибраться, а завтра помогу тебе собрать вещи. — Но работа? — Могу взять выходной в любой день. Я здесь закон. Симон усмехнулся. А чего он ожидал от богатого владельца компании? Уж точно не предложение пожить у себя в квартире, но... — Хорошо, тогда рубашку, с Вашего позволения, я постираю и верну завтра. Ничего не став на это отвечать, Вильгельм проводил спину уходящего Симона нечитаемым взглядом. Идя к своему столу чтобы собрать вещи и застегивая на пути воротник рубашки, Симон понял, как это выглядело для других только когда услышал шёпот с краю. Он правда делал это не специально, совсем не задумываясь. То, что надумали коллеги – уже их проблемы.

***

Утром Симон проснулся разбитым, всё ещё не веря в то, что всё произошедшее вчера – правда. Но одно было реальным точно – ему нужно было собирать вещи и съезжать уже сегодня, иначе и он, и его вещи полетят с балкона второго этажа. Собрав в коробку первым делом всё хрупкое, Симон отвлёкся, смотря на семейное фото, где были он, Сара и их мать – Линда. Грустная улыбка окрасила его лицо, и он на минуту ушёл в себя, погружаясь в не самые радужные мысли. Мама уже как год была парализована. Точнее, парализованы только ноги, но это не отменяло того факта, что обслуживать себя сама она не могла. Сара, как истинно-любящая и верная дочь осталась в Бьестарде и посвятила свою жизнь присмотру за матерью. Ну а Симон, как единственный мужчина в семье сделал то, что обязан — уехал в столицу в поисках лучшей работы и каждый месяц отправлял часть зарплаты семье. В реальность парня вернул дверной звонок. Думая, что это пришёл владелец квартиры, либо же, в худшем случае, Фрида решила поторопить его и сказать пару ласковых вслед, Симон с удивлением смотрел на своего босса, что стоял перед ним в максимально домашней одежде – белой футболке, чёрных шортах и глупых синих шлёпках. Вильгельм проскочил в квартиру не сказав и слова, быстро закрывая за собой дверь, после объяснив это тем, что старуха не должна спалить их вместе раньше времени. Симон лишь кивнул, рассеянно вспоминая, что Вильгельм обещал помочь со сбором. — Не терпится увидеть её реакцию. Тупо следя за тем, как организованно и быстро Вильгельм собирает его, Симона, вещи, парень подавал пустые коробки. Полки шкафа освобождались от одежды быстро не столько из-за хорошего помощника, сколько из-за того, что их было максимально мало. Одно старьё. У Симона в принципе было мало вещей. А то что имелось можно было спокойно отнести на помойку. Стало стыдно и ещё более неловко. Парень не знал, как обращаться к своему начальнику и будущему соседу(?) вне рабочего времени, поэтому старался не шуметь и вести себя максимально тихо. Мужчина, кажется, совсем не замечал чужого состояния, поэтому продолжал сбор. Меньше чем через полчаса всё уже было собрано. Как раз к этому времени приехал владелец апартаментов, которому Симон с особой важностью и "благодарностью" в глазах передал ключи. Андерссон принял их с брезгливостью, будто забирал ключи у мерзкого существа, а не человека. Просканировав взглядом рыжеволосого мужчину, что стоял позади, он не удержался от комментария: — Вижу, Фрида Лунд не преувеличивала, говоря о вас. — Я тоже благодарен, что Вы позволили жить мне в этом сарае, — огрызнулся Эрикссон, выходя из квартиры. В лестничном коридоре уже стояла Фрида с максимально недовольным лицом следя за всем процессом. Она была одета во все чёрное, будто пришла на похороны. Видимо, на это и рассчитывала. И всё же, через минуту её лицо засветилось злорадством. И чего этой старухе не хватало? Вильгельм вышел из квартиры, как хозяин, совсем не обратив внимание на женщину и открыл собственную дверь. — Детка, не трогай коробки, я сам всё занесу. Дет... Что? Симон пусть и оказался шокирован данным обращением, или же, простыми словами, охренел на секунду, но быстро смекнул, что к чему. У данной театральной постановки был лишь один зритель, и это точно не владелец квартиры. Хотя он всё же невольно стал частью данного спектакля. Придерживая дверь рыжеволосому красавцу, Симон не удержался: — Осторожнее, Любимый, там стекло, не поранься, — слова слетели с губ быстро и естественно. Вильгельм даже не поморщился и явно не был против данного обращения. — Я так рад, солнце, что теперь мы будем жить вместе. Не знаю даже, кого благодарить за это, — усмехнулся. Теперь Симон знал о своём начальнике намного больше: не учитывая того, что тот чертовски силён (о да, Эрикссон пожирал взглядом мышцы на чужих руках без зазрения совести), так ещё и был прекрасным актёром. Когда последняя коробка была занесена, Симон позволил мужчине обвить рукой свою талию и захлопнул дверь, с удовольствием смотря на посеревшее лицо старухи в чёрном. Стоило оказаться в квартире, как парочку прорвало на смех. — Не могу поверить, что мы сделали это, — сказал Эрикссон с огромным воодушевлением, прислоняясь к стене. — О, и мы сделаем кое-что похуже, — не снимая довольной ухмылкой с лица, произнёс Вильгельм. Симон видел огонь в его глазах и, кажется, заметил пляшущих чертей в радужке? — Например? — Что должна сделать пара, что только съехалась? — Что? — Устроить ночью охуительно громкий секс-марафон! У Симона перехватило дыхание. Заметив чужую заминку, мужчина поспешил успокоить: — Ничего опасного. По крайней мере, для нас: побьём спинкой кровати о стену, ты постонешь часика два, чтобы Фрида перевернулась в собственной постели, — о да, в его глазах плясали черти. — Часика два? Серьёзно? — Для тебя это много? — Нет, я думаю, что для неё, точно так же, как и для меня, этого будет слишком мало. — Тогда отлично. Поорёшь, пока не сорвёшь голос, — Вильгельм кивнул и прошёл в сторону кухни. Симон вновь почувствовал неловкость, осматривая хорошо обустроенные апартаменты: другие не назвали бы данную квартиру пятизвёздочной, но для парня из маленького городка она была именно такой. Он будто находился в другой части города, если сравнивать с местом, где он жил до. В доме было всё для комфортной жизни: ковры, телевизор, огромнейшая постель, удобная ванная и самое главное – стиральная машина. Симон точно не отводил от неё взгляда минуты три. В кухне стоял большой, но, как он уже заметил, пустой холодильник, посуды было мало, но этого добра было полно в его коробках. — Кофе? Симон развернулся и глянул на Вильгельма, с весельем и некой зажатостью отвечая: — Боюсь, я с ним не в ладах. Вильгельм рассмеялся, отпивая из чашки горячий напиток. — Так что же... думаю, я должен больше узнать о том, кто будет жить в моей обители холостяка, — он прислонился к столешнице боком и выжидающе глянул на парня. — Да... кхм... — Можешь обращаться ко мне Вилле, мы не на работе, — он успокаивабще улыбнулся, — Ну, или называть Любимым, как удобно. — Ох, это разве что только перед старухой. Я ведь правильно понял, что мы должны играть перед ней любовников? — Чертовски громких и грязных любовников. — Ох... Ну, моё имя Вы... ты уже знаешь. Я переехал сюда лишь три месяца назад. Общительный, ответственный, тихий, когда требуется. Парней в дом не вожу, не пью алкоголь и кофе. Без понятия, чем я успел насолить старухе, находясь в квартире лишь по ночам и в свои законные выходные, — пожал плечами, неловко смотря на мужчину. — Ну, ей хватит лишь того, что ты парень, тем более, гей, — спокойно ответил Вильгельм, — У неё на них чуйка. — Так тебя она тоже учуяла? — боже, Симон даже не был уверен в ориентации человека, что стоял перед ним, а уже сумел записать его в гомо. — Ну, в школьные времена я, видимо, скрывался не так хорошо, как хотелось бы, — улыбнулся. — Чёртова гомофобка. — Именно поэтому ближайшую неделю не она не будет давать жить нам, а мы - ей. В целом, день прошёл хорошо и спокойно. Симон разбирал свои вещи не спеша, чувствуя себя в квартире уже более комфортно. Вильгельм не давил и вёл себя рядом с ним как обычный знакомый, а не начальник. К вечеру они заказали пиццу и сидели перед телевизором, включив какой-то ужастик по телеку. Вильгельм с удовольствием рассказывал про свои школьные времена и весёлую жизнь в этой квартире. — А потом она намазала птичий помёт прямо на мою дверь, — морщась, он откусил кусок пиццы, — Ну, я надеюсь, что он был птичий... Симон сидел с широко открытыми глазами, не веря в услышанное. — Ты серьёзно? Эта старушка? — Ну, тогда она была моложе. Да и я был не святым, так как в ответ, возможно, разлил перед её дверью мочу. Парень перестал пить из трубочки яблочный сок и поморщился. Мог ли он представить, что его высокий, серьёзный и статный начальник в своей молодости практически нассал старухе под дверь? Определённо, нет. — После этого она записала меня ещё и в извращенцы. — Оу, думаешь, эта карга знает, что такое золотой дождь? — он рассмеялся, чуть не подавившись собственной слюной, — Боже, зачем я это представил... — Меня сейчас вырвет. — Боже, только не на ковёр, он мне очень понравился! Вильгельм рассмеялся. Этот вечер был одним из самых комфортных в жизни Симона. Он невольно вспомнил о киновечерах, что проводил со своей семьёй и всё же взгрустнул. Заметив это, мужчина решил не рушить чужой настрой глупыми шутками и воспользоваться ситуацией, так как атмосфера была подходящей. — Знаешь... когда вчера у тебя случился приступ... — Прошу, не вспоминай, — перебил Симон, чувствуя, как всё его лицо начинает гореть. Он понимал, что реакцию его организма нельзя было контролировать, но всё равно чувствовал огромный стыд. — Нет, я хочу объяснить свою, возможно, слишком бурную реакцию и ещё раз извиниться, — настоял Вильгельм, — Дело в том, что мой брат был жутким аллергиком. В свой двадцать второй день рождения, он съел слишком много праздничного торта. Мне было шестнадцать, все вокруг были пьяны, шутили и веселились. Устраивали сценки в честь именинника, и когда Эрик начал задыхаться от аллергической реакции на орехи, я не понимал, игра это или реальность. Другие тоже, да и с уровнем алкоголя в их крови... — Боже, Виль... Вилле, — Симон резко напрягся, выпрямив спину, и полностью повернулся к собеседнику. — Он умер в свой день рождения, и я смотрел на весь процесс, не шевелясь. Если бы я только взял телефон и набрал номер скорой помощи, то, возможно, ты работал бы сейчас на него, а не меня. — Ну, думаю, я бы уже не работал, если на твоём месте был бы он, — постарался рязрядить обстановку Симон, лишь после понимая, какую глупость сказал, — Прости, я... — Он бы не послал аллергика с астмой в тёмный и пыльный архив, — чуть громче перебил мужчина. Слёзы уже блестели в уголках его глаз. — Но ведь ничего страшного не произошло, я жив и всё благодаря тебе. И в смерти Эрика ты тоже не виноват, — попытался он успокоить, — Слушай, я очень благодарен за всё, что ты сделал и делаешь до сих пор. Ты самый лучший и крутой начальник, что у меня был! — Хах, а у тебя их было много? — Не мало, но из красивых, молодых и справедливых только ты. — Приятно слышать. Так что насчёт твоей семьи? — Ох, там тоже не всё так радужно, поэтому я бы не хотел портить этот чудесный вечер и раскисать. — Верно. У нас ещё по плану секс-марафон, поэтому нужно беречь силы. — Ты серьёзно хочешь это сделать? Типа, без шуток? — Симон неверяще сканировал эмоции на чужом лице. — Симон, эта старуха не давала мне житья семь лет в общей сложности. Я буквально готов проводить её на тот свет. — Ты жесток, — сказал он обычным тоном. — Того требует моё положение. Симон лишь посмеялся на этот ответ, продолжая потягивать сок из трубочки.

***

Когда парни уже сидели на постели в шёлковых пижамах, Симон всё ещё не мог поверить, что они собираются это сделать. Но смотря на уж слишком самодовольного и уверенного Вильгельма, он осознал, что, чёрт побери, да. Они доведут старуху до сердечного приступа. И его чудесный, мелодичный голос им в этом поможет. — План прост: я трясу – ты стонешь, — слишком легко произнёс мужчина, будто они собирались просто посмотреть фильм, а не мучить старушку за стеной своим поддельным сношением. Симону даже показалось, что он не первый участник данной авантюры. Кто знает, вдруг его начальник зазывает к себе в квартиру каждого нового работника, заставляет надрывать голос на своей постели, а после кидает бездыханное тело в подвал (подвала в квартире не было), или передаёт в страшные, кривые руки старухи. Может быть, у них уговор? Отогнав от себя эти смехотворные мысли, парень решил не терять шанса подшутить: — Вот так просто, без прелюдий? — обида в голосе прозвучала вполне натурально. — Ну, если прелюдии для тебя сопровождаются криками по типу: "О да, Вилле, трахни меня прямо сейчас", то вперёд, я только за. Покраснев от одних только чужих слов, Симон откашлялся и поудобнее сел на кровати, ближе к стене. — Итак, я должен сразу начать кричать? Вильгельм приподнял бровь, всем своим видом давая понять, что да, именно этого он и ждёт. Если Эрикссон сначала считал, что данная месть будет максимально глупой и неловкой, то уже в самом процессе понял, насколько сильно ошибался. То, что они творили, было чертовски смешным. Симон еле сдерживал смех, начиная постанывать сначала тихо, и переходя на самый настоящий крик. Оберг с максимально серьёзным видом раскачивал кровать. — Я недостаточно хорош? Стони громче, — сказал тише Вильгельм, всё с тем же невозмутимым видом ударяя мощной конструкцией кровати о стену, — Других слушателей у нас нет, не стесняйся. Симон чуть ли не задыхался и решил, что из этой ночи они должны выжать максимум веселья. — О да, Вилле, сильнее! Ты так хорош! — крикнул он, зажав на секунду рот, чтобы не заржать во всё горло, — Ах, Да! Чёрт побери! Ты просто монстр! — Ты порно пересмотрел? — мужчина сидел в милой домашней пижаме и цвет его лица весьма соответствовал одежде – такой же красный. На висках блестели капли пота, и Симон не мог понять, это от его жарких стонов (а стонал он очень мелодично, надо признать), или же Оберг просто устал от физической нагрузки. — А я вижу, рука у тебя очень опытная и накачанная, — отвлёкшись от своего дела, подстебал Эрикссон. Вильгельм замер на пару секунд, возмущённо глянув на довольного парня и начал раскачивать кровать ещё быстрее. Симон застонал в такт и прикрыв глаза, специально начал делать такое лицо, будто его по-настоящему брали. Оберг задохнулся, стараясь не смотреть дальше в его сторону. — Ах, да! Ох, мне так хорошо! Симон даже побился спиной о стенку под такт кровати и периодически кричал что-то на испанском. Вильгельм благодарил Господа, что не понимал этого языка, потому что судя по тону, изо рта этого дьявола не выходило ни одного приличного слова. А Оберг был мужчиной в самом рассвете сил и, честно признать, давно не проводил ночи в компании кого-то. Соответственно, тело отреагировало на чужие стоны бурно. Благо, пижамные штаны были довольно свободными и скрывали данный казус. Войти в роль Симону оказалось явно легче, чем выйти, потому что под конец, в самой кульминации он умудрился сорвать голос. Хотя, учитывая, как долго и громко пришлось кричать (кто знает, вдруг у старушки проблемы со слухом), это было не удивительно. Вильгельм не выдержал и засмеялся, прикрывая рот рукой, и чтобы не получить кулаком в живот, поплёлся в кухню, не веря, что они и правда провернули всё это. С благодарностью приняв тёплую воду из чужих рук, Симон замер на секунду, а затем сам тихо засмеялся, периодически покашливая. — Что такое? — Вильгельм тупо смотрел на согнувшегося от смеха паренька, чувствуя себя максимально глупо. — Ты же в курсе, что мы могли просто включить порно и сохранить мои голосовые связки? — Симон посмотрел с весельем в глазах и ухмыльнулся. — Не думаю, что в порно стонут так же, — нервно зачесав волосы, ответил Оберг. — Эй, что ты имеешь против мои стонов? — Ничего? — пауза, — Я имею в виду, нам бы пришлось перерыть весь интернет, чтобы найти парня, который стонет почти два часа. Симон сделал новый глоток и лишь кивнул, не желая ещё больше травмировать своё горло. — Я ожидал ОМОНа, ну или хотя бы полиции, но никак не обычного стука в стену. — Она стучала? — парень нахмурился, — Я не слышал. — За твоими стонами вряд ли что можно было услышать, но да, я уловил. — Ну, я так понимаю, наша работа выполнена? — Более чем, — довольно ответил мужчина, ложась под одеяло.

***

Утром Симону было явно не до смеха. Он не говорил, а почти хрипел. Ночка выдалась действительно бурной, но он остался доволен. Вильгельму было смешно лишь первые пять минут после пробуждения, а дальше он явно перегибал палку, заботясь о больном и спрашивая о его самочувствии каждые пять минут, пока они собирались на работу. Симону было весело видеть своего начальника таким встревоженным, но стоило перевести взгляд в окно, как стало вновь не до смеха: на улице был жуткий ливень. Даже учитывая, что офис находился не так далеко от их дома, парень понимал, что живым и здоровым до рабочего места он не дойдет и сляжет с простудой уже к вечеру. Зонта, как на зло, у них в наличии не имелось. Но не смотря на это Вильгельм вёл себя слишком уверенно. — Собирайся, поедем на моей машине. — Серьёзно? — прохрипел Симон, сжимая ладонью собственное горло, — До работы минут десять пешком. — Ну, если тебя возбуждает ходить под ливнем с таким горлом, то вперёд. Парень ничего не ответил, надевая всё ту же большую рубашку с барского плеча, ведь его собственная теперь лежала в мусорке где-то в офисе, а купить новую пока не выдалось шанса. Уже заехав на подземную парковку, Симон почувствовал себя неловко. Теперь он находился не рядом с соседом и подставным парнем – Вилле, а Вильгельмом Обергом – своим прямым начальником. Аура вокруг тоже изменилась. Мужчина будто переключился в рабочий режим, но парень не жаловался, прекрасно понимая, что сейчас они не в квартире. Выйдя из машины, Эрикссон увидел остальных работников, что бурно жаловались на погодные условия, хотя для него эти недовольства звучали крайне жалко. Все они были хорошо обеспечены, работали на огромную зарплату и если даже не имели собственных машин, то могли спокойно позволить себе такси класса люкс. Симон же – нет. Но зато сегодня он сумел использовать самого Вильгельма Оберга в качестве водителя. Спасибо Фриде? Краем глаза парень заметил удивлённое лицо Нильса, что не сводил с него глаз, но и не спешил ничего комментировать, что было ему совершенно не свойственно. Но потом Симон понял, что, возможно, это из-за того, что рядом находился Вильгельм. Только сумасшедший пристанет с издевками к коллеге, когда рядом начальник. И когда этот самый коллега вышел из чужой машины. Денёк обещал быть весёлым...

***

Первая половина дня прошла в бумажной рутине, но Симон не жаловался. Главное, что его никто не доставал и не делал замечаний. Коллеги лишь шептались за его спиной, стоило ему пройти мимо или оказаться в поле зрения. Но это его совсем не волновало – они шептались и раньше. Главное, что напрямую к нему никто не обращался. В остальном всё было тихо, каждый занимался своей работой, и офис ожил лишь к обеду. — Я видела, что он приехал вместе с боссом! Клянусь! — чуть ли не кричала Мэдди, совсем не боясь быть услышанной всеми работниками и самим Симоном, — Посмотри, он даже обернул вокруг шеи платок. Хочет скрыть засосы! Да, Симону пришлось обернуть вокруг шеи ткань, предварительно натерев кожу какой-то вонючей мазью, найденной в шкафчиках чужой квартиры, но совсем не ради того, чтобы что-то скрыть. Он дорожил своими голосовыми связками так же сильно, как теперь дорожил ими Вильгельм. У него ещё была работа в ночную смену (жаль только, что за неё не платили, ну хоть кормили хорошо), поэтому требовалось, чтобы его голос пришёл в норму как можно быстрее. — Эй, Эрикссон... Симон удивлённо поднял глаза к источнику шума и сразу же нахмурил брови, всем своим видом показывая нежелание разговаривать. Перед ним стоял Винсент. Но на этот раз у него на лице не было той уверенной и бесячей ухмылки. Он лишь нервно сжимал в руках красную папку, выжидающе смотря на сидящего парня. Симон развернулся в нему, не вставая с кресла, всем видом показывая, что готов слушать. — Слушай, прости за вчерашнее... И за всё, что было раньше. Мне правда жаль, — Винсент мялся, и Эрикссон отказывался верить в услышанное. Это какой-то новый план издевательств над ним? Заметив, что парень всё ещё не уходит и с неподдельной виной и неловкостью смотрит на него, Симон лишь кивнул, не желая тратить свой драгоценный голос на недостойного. Винсент, кажется, выдохнул с облегчением и пошагал к своему рабочему месту. Симон решил не акцентировать внимание на том, что только что произошло – видимо, сегодня вечером пойдёт снег, раз Винсент соизволил вести себя как адекватный человек, а не мудак. Перекусив по-быстрому сэндвичем во время перерыва, Симон продолжил работать, слыша вокруг всё те же комментарии насчёт своего внешнего вида. Кто-то обсуждал произошедшее с утра, но никто не подходил и не спрашивал напрямую. Парень оставался доволен, надеясь, что его работа и дальше пройдёт в тишине, пока на стол не опустилась чашка с горячим... шоколадом? Симон очень надеялся, что это не кофе. — Надеюсь, тебе станет легче. Твой голос понадобиться ночью, — Вильгельм говорил это обыденным тоном, но парень видел, какое впечатление эти слова произвели на остальных. Какое впечатление произвело одно появление Вильгельма на их этаже, у стола недостойного работника. — Спасибо, но не стоило, — прошептал он, чувствуя себя неловко. — Только не говори, что ты не любишь шоколад, — неуверенно произнёс мужчина. — Это не так, но признаю, что я к нему равнодушен. — Окей, заглянем по пути домой в супермаркет. Холодильник совершенно пуст, нужно набрать продуктов. — Хорошо... Мистер Оберг? Вильгельм нахмурился на данное обращение, но ничего не сказал и ушёл, подмигнув замеревшему парню. Серьёзно? Вильгельм подмигнул ему? Симон видел как пооткрывались рты всех очевидцев произошедшего. И, о да, он видел лицо Нильса. Почему-то именно его удивление было приятнее всего лицезреть. Парень даже начал привыкать к тому, что он стал... особенным? Хотя считался таковым и до, но совсем в другом плане: было намного приятнее быть для всех парнем директора, чем отбросом общества, на котором можно отыграться в любое удобное время. Решив просто плыть по течению, Эрикссон уже без стеснения шёл вечером к машине Вильгельма. Сам мужчина подошёл через пару минут, открывая дверь парню, как настоящий джентльмен.

***

— Ты серьёзно хочешь продолжить этот цирк? — Почему бы и нет? — обыденным тоном спросил Вильгельм, не видя в этом никакой проблемы. — Мне даже как-то жаль её... Вдруг не выдержит сердце? Она всё же не молода. — Симон, три года назад она отправила моего друга в больницу с переломом плеча и ноги, столкнув его с лестницы. Поверь мне, она ещё переживёт нас обоих. Кто-то должен преподать ей урок. Тем более, сегодня ты не будешь отдуваться за двоих. — Тоже поработаешь ртом, а не только рукой? — ухмыльнулся Симон. Видеть, как краснеют чужие бледные щёки было одним удовольствием, — Или же хочешь пожалеть моё бедное горло и поменяться ролями? Я ещё никогда не был сверху, но, думаю, раскачивать кровать не так тяжело. — Нет уж, твои хрупкие ручки мне жаль больше, чем горло. Но я тебе помогу. Для второго раза Симон уже набрался опыта, поэтому подготовил заранее кувшин с тёплой водой и пару закусок. Всё же, надрывать голос столь долгое время было тем ещё испытанием. Радовало, что они набрали целые две корзины не только нормальной, полезной еды, но и позволили себе настоящую студенческую жратву в виде разных снеков и газировки. Симон с серьёзным лицом сосал леденец, удобнее устраиваясь на том же месте у стены, что и вчера. Вильгельм держал в руках телефон и листал ленту инстаграма. — Дай свой ник. До Симона дошло не сразу, что именно от него просили, но после он лишь закатил глаза, с важным видом вынув изо рта сладость. — Я забросил свою страничку ещё после школы. — Тем интереснее, — подбивал Вильгельм. — Хочешь найти на меня компромат и шантажировать? — Интересно, на что? — Ну не знаю. Учитывая, что мы вторую ночь спим вместе и полночи ты заставляешь меня стонать, у меня возникла мысль, что ты извращенец. — Вот это ты догадливый! Симон рассмеялся и набрал в чужом телефоне свой ник, неохотно передавая смартфон обратно. — Начинаем? — Завывай, я подхвачу, — надевая один наушник и не сводя глаз с чужой ленты, произнёс мужчина, после начав медленно раскачивать кровать. На этот раз работать глоткой было намного легче и не так смешно. Для Симона это стало даже чем-то обыденным, хотя это была лишь вторая ночь. — Ох, детка, ты так хорош, — прокричал Вильгельм, продолжая листать инстаграм, и улыбаясь некоторым фотографиям, где Симон корчил рожи, — Весь такой готовый! — Ох, только для тебя, любимый! Ах! — с громким чмоком вытащив леденец изо рта, — Возьми меня сильнее! — Ты поёшь? — сказал тише мужчина, с удивлением смотря на парня. — Я думал, по моим мелодичным стонам должно было быть понятно, — улыбнулся Симон. На этот раз всё закончилось быстрее – как раз во время того, как они делали передышку, их прервал звонок в дверь. Парни переглянулись. Было лишь два варианта: либо старуха, либо менты. И видеть участкового на своём пороге было куда приятнее, чем Фриду. Правда, она тоже там присутствовала. Вильгельм открыл дверь с самым невинным выражением лица, делая вид, что его только что вырвали из царства Морфея. За дверью стояла девушка в форме и Фрида на заднем плане. Но на старуху Вильгельм не обратил никакого внимания. — Прошу прощения, Мистер... — Оберг, — подсказал мужчина с самой милой и невинной улыбкой, на которую был способен. — Так вот, Мистер Оберг, — начала важным тоном девушка, даже не представившись, — поступила жалоба на шум. — Да они трахаются, как кролики целыми ночами! Этого нельзя так оставлять! — прокричала старуха, — Пидоры чёртовы! Вильгельм сжал кулаки и за секунду состроил обеспокоенное лицо, с печалью смотря на женщину. — У вас снова слуховые галлюцинации, Мисс Лунд? — эх, ему можно было вручить Оскар прямо сейчас. Старушка замерла с открытым ртом, не сумев ответить, так как её перебили. — То есть, Вы утверждаете, что гражданка Лунд врёт? — Нет, — ответил честно, переведя взгляд на девушку, — Я не думаю, что это можно назвать враньём, так как Мисс Лунд искренне верит в то, что, как ей кажется, слышит. Кстати, что именно она слышала на этот раз? Крики о помощи, рок - музыку? Девушка на секунду стушевалась, стараясь этого не показывать и ответила твёрдым тоном: — Поступила жалоба на слишком громкие стоны и крики... удовольствия... — Извращенцы хреновы! Пидоры! Гнать таких из страны надо и... — Мисс Лунд, я попрошу Вас воздержаться от таких высказываний, — девушка вновь перевела взгляд на мужчину, — Могу я пройти в квартиру, чтобы понять, что с Вами и Вашим... спутником всё в порядке? — Конечно, — слишком легко согласился Вильгельм, пропуская внутрь девушку, но не старуху. Одним взглядом указав, что ей тут не рады и пройдёт она лишь через его труп, Оберг закрыл дверь, стараясь не слушать бранные слова, летевшие ему в спину. — Простите, но не могли бы Вы быть потише? Мой парень болен и должен спать. Надеюсь, мы его не разбудили. Девушка кивнула и увидела в спальне лишь спящего парня, графин с водой и множество таблеток, лежащих рядом на столе. Вся обстановка была пропитана уютом и запахом лекарств. — С утра мы попали под дождь, и Симме начал жаловаться на острые боли в горле, а вечером слёг с температурой. Ещё раз осмотрев помещение и поняв, что тут явно не устраивали оргии, и парень в постели точно не был способен в данном состоянии кричать во всё горло, девушка в форме лишь кивнула и извинившись, покинула квартиру, пытаясь после успокоить в коридоре разъярённую старуху. Вильгельма прорвало на смех от возмущенного лица Фриды, и он прошёл в спальню, с блеском в глазах смотря на ещё одного великолепного актёра. — Проснись и пой, спящая красавица! — Пиздец, мы чуть не попались! — яростно прошептал Симон, резко поднявшись и кинув в чужую сторону подушку. — Я удивлён, как ты смог так быстро сообразить и намотать на шею платок, а ещё достать откуда-то таблетки! — А ещё спрятать компромат в виде пустых пачек из - под чипов под диван! — самодовольно добавил Эрикссон. — Ты – нечто, ты знал? — с воодушевлением и даже неким обожаем произнёс Вильгельм, ложась под одеяло. — Конечно! Из нас вышла отличная команда, — улыбнулся Симон, с удивлением смотря, как Вильгельм раскрыл руки, приглашая его в свои объятья. — Иди ко мне, детка, — мужчина поиграл своими светлыми бровями. Парень с недоверием лёг, понимая, что объятья – не самая неловкая вещь из тех, что они делали в последнее время и собирались ещё сделать. — Скажи мне три дня назад, что я буду стонать в стенку в квартире своего начальника, а после лежать у него в объятьях, то я бы не поверил. — Я тоже, но честно, — произнёс Вилле довольным тоном, — мне чертовски нравится! — Так что дальше по плану? — О, мы просто обязаны довести эту старую каргу до психиатрической больницы, — с присущим ему огнём в глазах и сталью в голосе ответил мужчина, — И если понадобиться, я провожу её под ручку! Закатив глаза в ответ на осуждение на чужом лице, Вильгельм добавил: — Или хотя бы до дома престарелых...

***

Следующая возможность предоставилась через два дня, когда лишь вступив на лестничную площадку, Вильгельм потянул Симона за собой и с грохотом и силой прижал чужое тело прямо к железной двери старухи. Эрикссон прошипел от боли в позвоночнике, не до конца осознавая, что мужчина собрался делать и чего именно от него ждали в ответ, но Вильгельм быстро прошевтав "Прости", потянул теперь его на себя и снова ударил спиной о дверь, но уже более бережливо. — Кричи! — Ты хочешь меня убить, чёрт подери?! — чувствуя себя куклой в чужих сильных руках, возмутился парень. — Нет, просто хочу. — мужчина пристально посмотрел на нахмуренное лицо напротив, пытаясь донести свою идею и уже слыша за дверью тяжёлые шаги, — Ты должен стонать, как никогда до этого. Устроим для карги настоящее шоу! Не успев набрать воздуха в лёгкие, Симон задохнулся, почувствовав чужие губы на своих – это был не поцелуй, нет. Симон не мог его так назвать: Вильгельм буквально кусал поочередно его губы и захватив нижнюю, тянул, как какая-то псина, дерущаяся за кусок мяса. О да, именно куском мяса сейчас себя и чувствовал Эрикссон. Послышался шум в замочной скважине. Теперь уже дверь ударилась о несчастную спину Эрикссона, но рыжеволосый мужчина, видимо, не собирался сдаваться, из-за чего та самая несчастная дверь с грохотом закрылась обратно под громкое аханье старухи. Симон снова оказался прижатым к холодному железу. — Убивают! Вильгельм хмыкнул и наконец освободил старухе путь, протащив Эриксона по грязной стене в сторону их квартиры. Фриде удалось выползти из своей обители и получить прекрасную возможность полюбоваться тем, как Оберг пожирает чужую шею. Мужчина засасывал и кусал медовую кожу несопротивляющегося парня, получая от этого лишь удовольствие в чистом виде и сжимал в руках чужие плечи почти до хруста. Симон терял голову от такого натиска. Что творил этот дьявол? Он не мог сдержать отчаянных вздохов и стонов. И на этот раз это была отнюдь не игра, ведь их игра вышла на новый, более интенсивный и реальный уровень. Старуха стояла пару секунд ни живая, ни мёртвая, ледяными глазами смотря, как перед её глазами буквально сношались. — Ебливые суки! Черти! Чтоб вы сдохли! — она не скупилась на брань, и Симон вздрогнул, но теперь не от чужих губ, что, то спускались ниже, почти к голой груди (спасибо, что Вильгельм успел лишь расстегнуть его рубашку, а не спустить штаны), то возвращались к его лицу. Голос старухи звучал громко и страшно. И откуда такая сила? Вильгельм с громким чмоком и явным нежеланием оторвался от чужого истерзанного, разгорячённого тела и посмотрел на Фриду с огнём и вызовом в глазах. О да, он сделает это. Развернув запыхавшегося и уже явно ничего не понимающего парня теперь грудью к грязной стене и вновь прижав собой, он хрипло произнёс: — Нравится, что ты видишь, старая сука? Вильгельм приник к чужому телу: пах оказался прижат прямо к заднице парня, обтянутой тёмной тканью брюк, и Оберг сделал первые резкие движения бёдрами вперёд, будто пытаясь вдолбить парня в стенку. Симон проскулил, после приоткрыв искусанные губы, и повернул голову в сторону, теперь встречаясь с замершей старухой взгладами: его, тёмный и возбуждённый и её – холодный и поражённый. Он сам не верил, что они делают это на самом деле. Это невозможно. Но выражение на чужом сером лице, покрытым морщинами, указывало на обратное. К чёрту всё! Симон не сдерживался и теперь специально отвечал громкими стонами на каждый резкий толчок позади, с удовольствием чувствуя, как Вильгельм прерывисто дышал ему в шею, покрытую собственными укусами. Руки мужчины блуждали по его бокам, и Эрикссон немного отступил назад, давая доступ к своей голой груди – теперь чужие пальцы попутно сжимали и игрались с его вставшими сосками. Симон скулил и отказывался признавать то, что он, видимо, сошёл с ума, раз чувствовал задницей чужое немаленькое возбуждение, и то, что он буквально занимался петтингом со своим начальником перед пенсионеркой в чёртовом подъезде, где жили, на минуточку ни они одни, и в любую минуту их могли заметить другие соседи, для которых данная театральная постановка точно не предназначалась. Но это возбуждало даже ещё больше. Старуха забранилась пуще прежнего и перекрестившись, быстро вернулась в квартиру, не закрыв за собой дверь. Симон, полностью отдавшись приятным ощущениям, а именно тому, как мужчина тёрся своим членом между его ягодиц сквозь тонкую ткань брюк, и теперь сжимал рукой его возбуждение, всё же уловил некий шум с краю: возможно, старуха искала то, чем их можно покалечить, либо же убить. Дальнейшие мыслительные процессы в голове прервались, так как Вильгельм уже тянул его в их квартру, напоследок крикнув старухе что-то вроде: "Черти будут иметь тебя в аду так же!" – но Симон не был уверен точно, так как не мог разобрать слова из-за собственного сердца, отбивающего бешенный ритм в ушах. — Ты как, в порядке? — сбивчиво спросил мужчина, придерживая чужое тело за плечи и прижимая спиной уже к стене прихожей. Симон почувствовал благодарность, ведь не был уверен, что устоял бы сейчас на дрожащих ногах, а не сполз по этой несчастной стене. — Чувствую себя вытраханным вдоль и поперёк, — ответил честно, слыша чужой приятный смех. — Мы должны максимально быстро взять себя в руки и переодеться в домашнюю одежду, делая вид, что занимались до приезда полиции чем угодно, но точно не тем, что трахались в подъезде перед глазами злосчастной старухи. Симон лишь кивнул, отправляя Вильгельма в душ первым, так как ему ещё нужно было разобраться с немалой проблемой у себя в штанах, а сам с недовольным лицом снял с себя испорченный и грязный костюм и нижнее белье. Прекрасно, теперь он лишился и пиджака с брюками. И снова всё благодаря рыжеволосому дьяволу...

***

Когда в дверь настойчиво позвонили, Симон почувствовал, как его начало немного потряхивать, но Вильгельм, заметив чужое состояние, лишь подбадривающе похлопал его по плечу и пошёл к двери, подмигнув напуганному парню, сжавшемуся в углу дивана на последок. — Офицер? Я бы сказал "Добрый вечер", но раз Вы снова здесь... — Оберг перевёл наигранно удивлённый и невинный взгляд с уже знакомой девушки в форме на недовольную старуху позади, тут же изменив взгляд на более дерзкий. Ну что же, пусть попробует доказать. Прочистив горло и снова надев маску, Вильгельм продолжил игру: — Так что Вас привело сюда в столь поздний час? Мисс Лунд снова привиделись инопланетяне в окнах, или мы с моим парнем слишком громко смотрели фильм? О, мы можем сделать потише. Мужчина улыбнулся одной из своих самых приятных и добродушных улыбок, но девушка, увы, не разделяла его настроения: — Мисс Лунд описала не самое приятное событие, произошедшее в подъезде прямо у её двери. — Да эти пидоры просто устроили оргию! Они трахались чуть ли не у меня в квартире! — тут же закричала старуха, и девушка поморщилась от того, как громко и грязно это прозвучало прямо над её ухом. — Мисс Лунд, при всём моём уважении к Вам, я бы попросила воздержаться от комментариев, пока я провожу допрос. — Ох, так это допрос? — удивился Вильгельм и отошёл в сторону от двери, — Тогда смею просить пройти в квартиру. Не думаю, что проводить допрос в подъезде будет удобно. — Ну, судя по жалобе, Вам с парнем подъезд показался очень удобным для... — Любимый, что происходит? — в глубине квартиры прозвучал хриплый и тихий голос. Симон, переодетый в шёлковую сиреневую пижаму, неуверенными маленькими шагами подошёл ближе, невинно смотря своими тёмными глазами на девушку в форме. На шее был обернут всё тот же несчастный платок. При виде такого домашнего Симона у Вильгельма перехватило дыхание. Парень был похож не на работника офиса, а на школьника: слишком маленький... и хрупкий. — Меня зовут Эмма Розен, я ваша участковая. — Ох, что-то произошло? — Симон закашлялся, и Вильгельм поспешил приобнять его за плечи, сказав говорить поменьше и не травмировать больное горло. Всё это выглядело слишком естественно и правильно. Фрида что-то прокричала, но никто её уже не слушал. Мужчина пропустил девушку внутрь, и, как и в прошлый раз, захлопнул дверь перед чужим длинным носом. Проводив гостью в гостиную, где на ноутбуке всё ещё шёл тихий ужастик, Вильгельм, как добродушный и гостеприимный хозяин, предложил кофе или чая. Отмахнувшись от всего, участковая перешла сразу к делу: — Мне неловко зачитывать всё то, что описала Мисс Лунд, но смею предположить, что это всё ложь? — она перевела взгляд на тихую пару, что напряжённо сидела на диване. — Зависит от того, что именно она вновь себе напридумывала, — серьёзно ответил Вильгельм, переходя в роль серьёзного и недовольного начальника, как называл это Симон, и скрестив руки у себя на груди в недовольном жесте. — Если говорить простыми словами, Мисс Лунд пожаловалась на то, что вы с Мистером... — Симон Эрикссон. – Вы с Мистером Эрикссоном занялись сексом перед её глазами в подъезде, — румянец покрыл чужие щёки под конец предложения. Симон театрально задохнулся воздухом, а Вильгельм недовольно сжал губы, тяжело и громко выдыхая. Нога начала нервно покачиваться, и Симон положил ладонь на его колено, поглаживая в желании успокоить. — Сколько ещё мы будем это терпеть? — Простите? — нахмурилась Эмма. Симон с сожалением прошептал: "Дорогой, не надо...", но Вильгельм начал заводиться: — Сколько мы ещё должны терпеть эти бредни? — он перевёл гневный взгляд на Симона и покачал головой, — Симме, я же говорил, что твои доброта и жалость не приведут ни к чему хорошему! Симон всхлипнул, и Вильгельм тотчас обнял его, прижимая к своей груди. — Прошу прощения, Мисс Розен, но и нашему терпению есть конец! Мы с моим парнем уважаем старость и понимаем, что у Мисс Лунд не всё в порядке с головой, но то, что она делает с нами... — снова всхлип, исходящий от тела, прижатого к нему, — Симон лежал с лихорадкой всю прошлую ночь, и мы вынуждены были терпеть крики и стуки в стену прямо у нашей постели. И это не единичный случай! Эта невинная на первый взгляд старушка даже умудрилась измазать нашу дверь фекалиями! Вот! Вильгельм с важным видом потянулся к своему телефону и пролистав галерею, показал не самую приятную картину, от которой Розен поморщилась. — Мы не стали жаловаться и вызывать полицию, так как понимаем не лучшее положение этой больной женщины, но и Вы поймите нас тоже, — он вскинул руками, — Мы вынуждены терпеть такое отношение... А что, если в следующий раз ей привидится, что я, или же Симон убили какого-нибудь человека? Что тогда? Участковая поджала губы, кивая чему-то своему и неуверенно вздохнула. — Хорошо, Мистер Оберг, я Вас более чем поняла. Вы можете написать встречное заявление, — она достала чистый лист бумаги из папки и передала Эрикссону. Симон смотрел на белую поверхность и кусал губу, переведя жалостливый взгляд на девушку. — Что с ней будет? — Мы постараемся найти и связаться с её родственниками, — успокаивающе ответила Эмма, — В худшем случае, если она не успокоится и произойдёт ещё один ложный вызов, мы будем вынуждены поместить её в дом престарелых. Симон переглянулся с Вильгельмом и неуверенно кивнул.

***

Им даже не пришлось придумывать, как снова вывести старушку из себя, ведь теперь, после всех их выходок, которые она не смогла доказать, старуха будто озверела. Она правда не давала им спать по ночам, стуча по стенам, но это не печалило парней, а лишь веселило. Им даже не пришлось стараться. — Я засниму это на видео, как доказательство. Перестань улыбаться и сделай максимально уставшее и измученное лицо, — серьёзно сказал Вильгельм и получил в ответ подушкой по лицу. — Не строй из себя начальника дома, — Симон показал язык, но послушно лёг, прикрыв лицо одеялом и надулся. Вильгельм начал записывать. Поспать этой ночью им не удалось, поэтому на работу они пришли максимально помятыми, с тёмными кругами под глазами, но никто из работников не посмел прокомментировать их внешний вид. Всё же, начальнику все лишь заглядывал в рот. Но и Симон перестал слышать оскорбления у себя за спиной, что несомненно радовало. Лишь Нильс всё ещё буравил его взглядом, и в один момент парень не выдержал. Отвернувшись от компьютера, из-за которого уже начинала побаливать голова, Симон потёр уставшие глаза и с вызовом глянул на Нильса в ответ. — У тебя какие-то проблемы с моим прибыванием в этом офисе? Меня заебало чувствовать на себе твой взгляд. Нильс усмехнулся, будто только этого и ожидал, и подошёл к чужому столу. — Да вот, думаю... изучаю, что в тебе могло привлечь такого человека, как наш начальник, — сказал он с издёвкой. — А что, завидно? — Симон был раздражён бессонной ночью, поэтому позволил себе скверное настроение, — Хочешь на моё место? — О нет, я не такой грязный пидор, как ты. Парень заметил, как другие работники даже не пытались делать вид, что заняты своей работой, поэтому в открытую пялились на них. — И я получил эту работу благодаря собственным усилиям, а не через постель. Симон рассмеялся, выжидающе смотря на парня у стола, но когда тот ничего больше не сказал, но и не отошёл, продолжая с издёвкой смотреть на него, Симон расправил плечи и произнёс: — Так по твоей логике Мистер Оберг тоже "грязный пидор"? Нильс непонимающе моргнул. — Это твои слова, не мои, — Симон поднял ладони в сдающемся жесте и перевёл взгляд на рабочий компьютер, решив, что Нильс не заслуживает его драгоценного внимания. Вскоре все последовали его примеру, а Эрикссон с удовольствием слушал недовольные шаги уходящего парня.

***

— Как ты объяснишь то, что весь офис считает, что мы спим? Симон совсем не удивился, ведь ожидал этого вопроса, когда под конец рабочего дня его снова вызвали в уже ставший родным кабинет начальника. — Ну, следует ли мне отвечать на этот вопрос, когда я буквально покрыт засосами и укусами благодаря кое-кому, — Симон приподнял брови и указал пальцами на свою шею. Закрывать их платком на этот раз он не стал – слишком много чести. Вильгельм на секунду стушевался и встал из-за стола. — Но ты не отрицаешь, — неуверенно произнёс, ожидая чего-то. — Если тебя что-то не устраивает, то нам следовало это обговорить дома, — недовольно произнёс Симон, чувствуя огромную усталость. В сон клонило не по-детстки, и единственное, что ему хотелось сейчас – это вернуться в квартиру, лечь в постель и понять, что старуху увезли далеко и надолго. — Меня не устраивает, что это пока неправда. — Ох, ну тогда я перед всеми объявлю, что всё это ради радости нашей соседки – старухи, — раздражённо ответил парень, лишь потом поняв, что имел в виду Вильгельм. Он неверяще перевёл на другого взгляд. Сонливость сняло как рукой. — Так ты... — Если ты этого хочешь, — прошептал Вильгельм, подходя ближе. Симон стоял, не смея двинуться с места. Вильгельм теперь действовал с осторожностью и даже некой неуверенностью: обхватив ладонями лицо напротив, он медленно коснулся приоткрытых губ. Мужчине не было это присуще, если учитывать, как резко, уверенно и быстро он действовал раньше перед чужими глазами. Не боясь быть осуждённым и замеченным нежеланными людьми. Но Симон не жаловался, обернув свои руки вокруг чужой шеи и притягивая Вильгельма к себе ближе. Всё это выглядело и чувствовалось так... правильно. Их тела на данный момент были знакомы ближе, чем они сами. Этот поцелуй не был похож на те бесчисленные укусы, что он получил на лестничной площадке. Вильгельм целовал более нежно и страстно, засасывая поочередно то верхнюю губу, то нижнюю и не стесняясь врываться языком в чужой рот. Симон отвечал тихими стонами и гладил руками чужую грудь, теперь делая это на полных правах парня. В этом он был уверен. — Поедем домой? — Вильгельм дышал в чужие губы, не отрывая глаз от прекрасного смущённого лица. — Ну, если ты не боишься сплетен, когда мы вместе выйдем из этого кабинета, заберём вещи с моего рабочего места и сядем в одну машину под взглядами других работников, то... — пошутил он и получил быстрый чмок в губы. — Поверь мне, это именно то, чего я хочу.