От меня не убежишь

— Гуми-чан, ну пожалуйста! Тебе же всё равно по пути! — Ни за что! Я не буду забирать твой трехъярусный торт и ехать с ним в общественном транспорте! — Ну я же прошу тебя как твой сэмпай, — Мегуми через телефон слышал, что Годжо состроил умилительную мину. — Да если бы я знал, что это значит, то с самого начала перевелся бы в Киото! — рявкнул Фушигуро и бросил трубку. Больше никаких «ну я же как твой сэмпай прошу!», твёрдо решил он для себя. В прошлый понедельник это была гигантская плюшевая макрель, которую в час-пик ему пришлось везти в очень забитом и крайне недовольном вагоне метро, в среду Годжо попросил срочно приехать на другой конец города, как оказалось для того, чтобы посмотреть, как он будет использовать недавно освоенную технику Красного на проклятии, а в пятницу поднял Мегуми в час ночи с кровати, потому что еще днём пообещал потренироваться вместе и… забыл. И это только за последнюю неделю! А таких было по четыре в месяце, а месяцев насчиталось уже шесть. Одним словом, Сатору был не самым простым в обращении существом, и потому Мегуми испытывал к нему смешанные чувства: с одной стороны, эта была полная и общепризнанная катастрофа, а с другой стороны… А с другой стороны, за прошедшие полгода Мегуми по-настоящему запал на него со всеми этими глупыми бабочками в животе, которые больше походили на гигантских вопящих слонов, со вселяющими ужас мыслями о поцелуях, когда в спарринге Сатору с победной ухмылкой укладывал его на лопатки, а сам нос к носу укладывался сверху, и, разумеется, если взять во внимание склад характера самого Фушигуро, с легким горчащим привкусом безысходности, потому как выбор между признаться в своих чувствах или вызвать Махорагу попить вместе чаю для него был более, чем очевиден. Хотя иногда Мегуми мерещилось, что Годжо, должно быть, обо всём этом и сам догадывался и потому бессовестно пользовался его неопределенностью. Но даже у ангельского терпения Фушигуро имелся конец, и сейчас он маячил как никогда близко. То, что случилось на следующий день, Мегуми многим позже рассматривал как даяние великого Тенгена за испытанные им страдания и украдкой, пока никто не видел, а особенно Сатору, лишь плутовато улыбался. Утром его вызвали к директору: — В Фукуоке в древнем храме нашли проклятый амулет. Надо забрать и привезти в школу, — Яга сунул ему под нос листы с деталями миссии второго ранга. — А Киотское отделение разве не ближе? — Киото располагался где-то посередине между Токио и Фукуокой. — Ближе, но директор Гакуганджи сказал, что у них больше нет места для предметов особого класса, поэтому придётся хранить у нас. Вылетаешь завтра в обед. Остальное спроси у помощника. Мегуми кивнул и пошел к помощнику. Тот, всячески извиняясь, виновато сообщил, что не будь задание таким скорым, то он непременно бы организовал билеты прямым рейсом из Токио до Фукуоки, а так как на завтра все места уже были распроданы, теперь ему придется лететь с двухчасовой пересадкой в аэропорту Кансай, что являлся хабом для Осаки и Киото. Мегуми лишь пожал плечами. Пересадка так пересадка, ничего критичного. Помощник попросил зайти за билетами утром, и Мегуми ушёл к себе собирать сумку. В кармане снова зазвонил телефон, но увидев от кого был входящий, Фушигуро неумолимо нажал «отклонить», и даже был почти горд собой, что порывался ответить всего-то секунд пять. Он не станет потакать безумным прихотям Годжо, пусть внутри от этого всё и сжималось в один тугой комок. На следующее утро он, как положено, встал по будильнику, сходил в душ, оделся и уже взял в руки собранную сумку, чтобы зайти за билетами и выезжать в аэропорт, когда дверь в комнату распахнулась с гулким ударом о стену, и на порог залетел взмыленный Годжо. Он встал в проеме звездой, широко раскинув свои неиссякаемые конечности в разные стороны, загораживая тем самым выход. Извечные очки косо сползли на нос, и в глазах плескалось настоящее отчаяние: — Нет! Даже не думай об этом! — с нотками паники прорычал он. — Ты о чём вообще?! — Мегуми с подозрением уставился на него. Попахивало очередной бредовой выходкой. — Я зашел в приёмную к Яге, а там на столе билеты до аэропорта Кансай на твоё имя! Я видел их! — Ну само собой! А что мне по-твоему ещё делать? – разговор странным образом сворачивал куда-то явно не туда. — Предупреждаю, я буду преследовать тебя, пока ты не передумаешь и не вернёшься! Я почти разобрался, как пользоваться бесконечностью на длинные дистанции! — Мегуми так и не понял, почему последнее Сатору произнёс скорее как угрозу в его адрес, но задерживаться больше не мог. — Слушай, посторонись, пожалуйста, я уже действительно начинаю опаздывать на самолёт. — Ни за что! Я не позволю тебе перевестись в Киотское отделение! — тут Годжо упрямо дёрнул головой, сбив очки с носа, и с силой, с которой рак цепляется за стенки кастрюли, чтобы не быть сваренным заживо, вцепился в Мегуми, а затем яростно поцеловал. Поцелуем, ошалевший Фушигуро, конечно, это бы не назвал, скорее губы Годжо с одуряющим отчаянием впечатались в его собственные. И когда спустя, кажется, вечность они, наконец, разъединились, потому что воздух в легких закончился у обоих, где-то на самом краю сознания, которое из последних сил осмысленно функционировало за всего растерянного и поплывшего Мегуми, до него вдруг запоздало дошли слова Сатору. — Погоди-ка, а почему я должен переводиться в Киото? — его голос слабо подрагивал, будто Фушигуро просто боялся узнать причину. Вдруг иллюзия рассеется. — Это ведь из-за торта, да? Ты сам так сказал: «Знал бы, сразу бы в Киото перевелся», – виновато промямлил Годжо в сторону, впрочем, свою дьявольскую хватку от этого нисколько не ослабляя. — И ты сделал такой вывод, увидев билеты у секретаря..? — Мегуми вдруг почувствовал, как рот предательски сам по себе расползается в ехидной ухмылке. — Ну да, — Сатору, должно быть, тоже стал что-то такое подозревать, потому что взгляд у него из несчастного превратился в неуверенный с редкими проблесками надежды. — А второй билет из Киото до Фукуоки ты там случайно не увидел? Или, например, документы на мою миссию? — больше сдерживаться Мегуми не мог. Его распирало от смеха и удовольствия впервые наблюдать растерянного Годжо. Зрелище было на редкость восхитительное. — Миссию? В Фукуоке? — протянул осторожно Сатору. — Нет, не увидел. Если бы облегчение, проступившее на его лице, можно было сравнить с таянием льда, то Мегуми бы сказал, что у него на глазах буквально растопило целый айсберг. Он захихикал. — Ну теперь ты меня отпустишь? Я и правда опаздываю. — Только если обещаешь не переводиться в Киото, — наконец Годжо, как и должно, весело улыбался и смотрел на него глазами, в которых Мегуми почудилось нечто совершенно новое, предвкушающее и, как он искренне надеялся, взаимное. — Только если обещаешь вести себя прилично, — строго вернул он. — Обещаю, что буду очень стараться. Как твой сэмпай. На это Мегуми уже ничего не ответил. Лишь смущенно улыбнулся и легко чмокнул тонкие довольные губы напротив. Чтобы сэмпай вдруг не забыл своего обещания.