Голубая кровь

Здравствуй, милый шут, Что же ты молчишь? Почему в тебе нет смеха? Радости? Задора? Грустным взором в даль глядишь. Шут, тонущий в печали, Скажи, не чувствуешь ли ты, Что заточен в незримой клетке? Отпусти себя, будь птицей, Вольной и свободной в небесах...

***

      –Это твоя комната, – довольно произнес Ацуши заводя меня в помещение. – раньше она принадлежала родителям и до нынешнего момента пустовала, но теперь она твоя!       –Я и не знаю, как отблагодарить тебя и Кеку за все это. – на выдохе ответил ему я, проходя к окну. Оно было довольно большим с широким подоконником, на котором можно сидеть. – Вы столько всего для меня сделали!       Ацуши тоже зашел, держа в руке свечу, уже порядком растаявшую.       Кровать оказалась двуспальная, поэтому лежать я мог как только заблагорассудится. Рядом - тумбочка, на которой лежало несколько каких-то книг. Около стены, по левую сторону от входа, стоял шкаф.       –Конечно, обстановка тут довольно скромная и... – стал оправдываться Ацуши, но я его прервал:       –Нет-нет-нет, все прекрасно! – замахал руками я, отвернувшись от окна к Ацуши. – Я жил на улице, спал на земле, о какой обстановке может идти речь? Мне большего и не нужно!       В ответ Ацуши виновато улыбнулся, а я вновь устремил взгляд в окно, на улицу. Раньше всегда включали фонари фонарщики, а сейчас никого это не заботит, боятся, что на них могут напасть вампиры. Не понимаю, мне кажется наоборот у людей было бы намного больше шансов выжить, если бы фонари были зажжены. Бред какой-то.       В данный момент на улице горел всего один фонарь. Можно было заметить мотыльков, которые тянулись к свету, который их ранил. Глупые создания... Также там, под фонарем, кто-то стоял.       Я вздрогнул. Там был чей-то силуэт. Он был облачен во все черное, в длинное одеяние. Не шевелясь, он смотрел точно в это окно.       –Чуя-кун! – я почувствовал руку на своем предплечье, а после резкий рывок назад. Ацуши отдернул меня от окна, а после зашторил занавески. – Знаешь, я не советую смотреть в окно, в особенности по вечерам, потому что почти каждую ночь за нами кто-то наблюдает. Я не думаю, что это человек...

***

      С тех пор как я поселился у Ацуши и Кеки дома, прошло две недели. Они меня умыли причесали, переодели - в общем сделали похожим на человека. Ибо до этого я выглядел как дикарь...       Они меня приняли, можно сказать, как своего, это грело мне душу, но долго ли те будут так жить? Небось слышали о городском воришке, так чего же тогда пустили? Ну не суть, хотя бы за то, что пустили на порог, я уже безумно благодарен.       Каждый день я выходил на улицу и навещал бродячих псов. Как ни как, они были моими лучшими друзьями все те семь лет, проведенные в одиночестве.       Сегодня, к удивлению, стояла хорошая погода, ну, как сказать, для осени хорошая. Было прохладно, но это не мешало чувствовать себя уютно и умиротворенно, особенно с чашкой горячего кофе, который я пью в первый раз в своей жизни.       Мы с Ацуши сидели на крыльце, закутавшись в пальто, и пили кофе. Кека, в свою очередь, рисовала что-то под деревом, растущим около дома. В данный момент, мы просто разговаривали обо всем, на все темы.       –Чуя-кун, – обратился ко мне Ацуши. – а откуда у тебя эти шрамы? Извини, если лезу куда не надо.       Я молчал. В голове мелькали события прошлого, которые не давали мне покоя уже много лет. Шрамы - напоминание. Конечно, в поставленном вопросе нет ничего такого, что могло бы задеть меня, но почему-то очень тяжело начать рассказ, это что-то очень личное, что останется только со мной.       –Шрамы?.. Это долгая история на самом деле, давай, я потом как-нибудь расскажу, ладно?       Не рассказал. Ацуши вероятнее всего подумает, что я ему не доверяю. Сказать по правде, у меня вообще полного доверия нет ни к кому.       –Да, конечно! – ответил Ацуши, улыбнувшись, и мы замолчали.       Это было не неловкое молчание, просто умиротворяющее безмолвие, которого, казалось, желали мы оба. Обычно тишина меня душила, я едва не задыхался, сходил с ума от давящей тиши, будто все давление гравитации снисходило на мои плечи и разум. Сейчас было иначе.       Спокойно...       –Ха-ха! День добрый!!!       К сожалению, тишину разорвал чей-то голос. Мы с Ацуши одновременно вздрогнули и повернулись к источнику звука. Кека сразу подбежала к нам, остановившись у ступень.       В трех метрах от нас стоял высокий молодой парень. У него были длинные белые волосы, заплетенные в косу, на голове - тёмно-серый берет, надетый, правда, набекрень, широкая рубаха, подпоясанная каким-то узорным ремешком, широкие штаны, заправленные в сапоги, а также шинель, накинутая на плечи.       Было видно, Ацуши немного напрягся по пришествию сюда этого человека, да и Кека тоже. Но того, казалось, ничего не смущало.       –Вижу, Ацуши-кун, ты гостей принимаешь? – задорно произнес он, разведя руки в стороны. – Как дела?       –У меня хорошо, Николай. А ты, как всегда, такой же веселый и активный? – ответил Ацуши, улыбнувшись.       Названный Николай, широко улыбнулся в ответ и крутанулся на месте:       –Как всегда! Не хотите ли посмотреть сегодня на мои невероятные фокусы? – он хитро прищурил глаза, ожидая ответа.       –Сегодня нет, может как-нибудь в другой раз. – отказался Ацуши, виновато взглянув на Николая, который, похоже, нисколько не огорчился отказом. – Сегодня есть дела, поэтому, извини!       –Не извиняйся! – махнул рукой Николай и, театрально поклонившись, продолжил. – Мои шоу достаточно хороши, поэтому публика всегда есть, приходи потом с сестрицей и друзьями, – он впервые взглянул на меня, хитро улыбнувшись. – я покажу вам много интресного! – последнюю фразу он буквально пропел.       –Обязательно! – кивнул Ацуши и улыбнулся, но как-то натянуто.       –Ловлю на слове! – Николай демонстративно сжал кулак, словно поймал подброшенную в воздух монетку и продолжил. – Что ж, извольте отклониться, мне пора! Кто проведет шоу, если там не будет фокусника? До свидания!       Николай вновь поклонился, развернулся и ушел. Вот так вот. Его визит оставил свой след. Идиллия нарушилась.       –А кто это? – спросил я после длительной паузы.       Ацуши повернул голову ко мне, почесав затылок.       –Николай Гоголь, парень из Российской империи, – начал рассказывать Ацуши, глядя вслед удаляющемуся парню. – живет здесь сколько я себя помню. Не знаю, что у него на уме, он довольно необычный, но общительный.       –Ты с ним давно знаком?       –Можно и так сказать... – ответил Ацуши, как мне показалось, как-то уклончиво и, заметив мое требующее объяснений выражение лица продолжил. – Когда мы с Кекой еще жили с родителями, Николай помогал нам, приносил хлеб... Ну, он хороший человек, но болтается где-то на своей волне, я его понять не могу.       Почему-то мне захотелось еще раз встретиться с этим Николаем, пообщаться с ним. Я сам до конца не понимаю своего навящевого интереса, но мне было любопытно. А победить любопытство мне, увы, не под силу. Эх, доведет оно меня до чего-нибудь....

***

      Зная улочки этого города как свои пять пальцев, я без особого труда нашел дорогу, по которой шел Николай и последовал за ним, держась на небольшом расстоянии. Так мы пришли к более оживленной части города. Здесь было много людей, что не могло меня не напрягать. Спрятать волосы не представлялось возможным, и прохожие смотрели на меня с презрением.       –Мама, а у него рыжие волосы!       –Не смотри на него! А то порчу наведет...       –Сын ведьмы...       Люди перешептывались, пугались и сторонились меня. Как же легко они верят всем этим суевериям. У нас была обычная семья. Но, оставшись совсем один, люди приняли меня за колдуна, что пришел из ниоткуда. Глупцы.       Поэтому я шел быстро и ни на кого не смотрел, чтобы не вызывать много внимания.       Наконец, Николай остановился и вдруг, внезапно, развернулся. Я от неожиданности вздрогнул и попятился.       –Я сразу заметил, как ты последовал за мной, зря прятался.       Я молчал. Кажется, мои щеки вспыхнули. М-да-а-а... Неудачненько.       –Ты что, покраснел что ли? – Николай расхохотался и отошел в сторону, к стене какого-то дома.       Мне ничего не оставалось как последовать за ним. Гоголь поправил свою шинель и, поглядев на мою голову оценивающим взглядом, стянул с себя берет и нахлобучил мне. Головной убор оказался немного великоват, поэтому съехал куда-то на бок. Я по инерции поправил его как надо.       –Тебе лучше спрятать свои рыжие вихры от глаз других, а то сожгут на костре ненароком...       Я громко сглотнул, сильнее запахнув пальто. Николай хмыкнул, бесстыдно рассматривая меня как экспонат музея. Мне стало неуютно.       –Меня зовут Николай Гоголь, рад знакомству! – он шутливо поклонился. – Возможно, тебе уже рассказал Ацуши-кун, но не важно. А тебя?       –Накахара Чуя...       –Гостишь у Ацуши-куна? Ну и как?       Я не понял, к чему этот вопрос, но ответил нейтрально:       –Хорошо.       Николай всмотрелся мне в глаза, а после восторженно воскликнул:       –А! Ты же тот самый городской воришка! Видел тебя много раз на рынке! Хах, сказать честно, руки у тебя загребущие!       –Тише ты! – шикнул на него я, притянув его за ворот рубашки к себе, чтобы наши лица были на одном уровне. – Ты собираешься меня спалить, да? Я проблем не оберусь, если меня поймают!       –Ха-ха-ха-ха, ладно-ладно, все, мир! – расхохотался он, подняв обе руки вверх. – А ты оказался с характером, Накахара Чуя!       Я отпустил его, и Николай шагнул назад.       Гоголь смотрел на меня. Я только сейчас заметил, что у него разного цвета глаза. Правый был зеленого цвета, как молодая трава, а левый - светло-голубой. Выглядело очень необычно и красиво. Еще Николай был гораздо выше меня, сантиметров на тридцать.       –Слушай, а ты приехал из Европы, да? – вдруг спросил он наклонившись к самому моему лицу. – Ты не похож на японца!       –Эм, ну я...       –Слышал, тебя ведьминым сыном нарекали! Это правда, что у тебя семья колдунов? Ты умеешь колдовать? А летать?!       –Че?!       –У тебя такие рыжие волосы, на твоем месте я бы прятал их под шапкой или покрасился, ну или побрился! – тараторил он, сильно жестикулируя. Мне оставалось только пятиться. – Хотя нет, мне слишком дорога моя коса, лучше покраситься! Как считаешь, какой цвет мне лучше подойдет? Или тебе?       Я продолжал отступать от него, пока не уперся в стену.       –Думаю, тебе подойдет темный каштан! Или блонд? Как думаешь?!       –Я не знаю...       –Хочешь фокус?!       –А?!       Я уже давно потерял тему нашего разговора, хотя это правильнее назвать сплошным потоком слов, монологом. Гоголь тараторил так быстро, соскакивал с одной темы на другую, громко разговаривал, задавал бесчисленное количество вопросов... У меня даже заболела голова.       Николай приблизился настолько близко, что я чувствовал его дыхание. Он наклонился и стал на одном уровне с моим лицом. Его губы растянулись в широкую улыбку, а глаза были широко распахнуты, с интересом рассматривая меня. Его взгляд был проницателен и даже немного безумен. Я вжался в стену, как только смог. Глядя в гетерохромные глаза, я не мог прочитать в них ничего, они не давали никаких ответов, в них не было ничего, кроме нескрываемого любопытства.       Но спустя секунду он внезапно отстранился от меня, потеряв всякий ко мне интерес. Его лицо сделалось серьезным. Будто не он сейчас хохотал и скакал как клоун.       –Ты, должно быть, считаешь меня психом, – начал он, глядя куда-то в толпу, которая была сравнима с муравьями, спешившими по своим делам. – возможно, ты прав. По-любому думаешь: "Зачем я только за ним увязался?" Прошу меня извинить.       Офигеть. Я поражаюсь, как можно так меняться в какие-то пару секунд. Метаморфоза из клоуна в серьезного человека. Либо он так меня разыгрывает, либо я не знаю.       Николай, тем временем, вновь уставился на меня, словно пытался что-то во мне найти, узнать истину. Я не знал, что ответить.       –Хах, а ты скромник! – вновь рассмеялся Николай и, схватив меня за руку, куда-то побежал. – Пойдем!       –Погоди, куда?!       Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. По правде говоря, меня уже начало это все раздражать, но я, как никак, сам увязался за ним, что теперь злиться? У меня, конечно, так чесались руки заехать в это смазливенькое личико своим кулаком, но желание мне пришлось сдерживать в себе. Его коса, как хвост коровы, била мне по лицу. Николай вел меня неизвестно куда. Непонятно, что ему от меня надо.       Из людной улицы он вывел меня к парку. Здесь практически не было людей, изредка проходили, правда, один-два. Пожелтевшие листья усеивали все вокруг, и ввысь уходили голые ветви деревьев. Выглядело красиво, я здесь раньше никогда не гулял. Гоголь замедлился и уже просто пошел, не отпустив мою руку. Так мы с ним прошли еще метров двадцать.       –И, – начал я, недоумевая от всей этой нелепой ситуации. – зачем ты меня сюда привел?       Гоголь отпустил меня и обернулся.       –Ну ты же сам хотел поговорить, разве не так? – вопросом на вопрос ответил он, крутанулся на месте и сел на траву под дерево. – Вот я и привел тебя в более тихую обстановку, чтобы нам с тобой никто не мешал. – в этот момент его взгляд почернел.       Я поёжился, а Николай уже через секунду вновь расплылся в веселой улыбке и похлопал по месту рядом с собой:       –Присаживайся, не стой столбом!       Я неуверенно подошел к нему и сел, но чуть дальше, чем он показал. Николай на это только хмыкнул и выжидающе посмотрел на меня. Ти-ши-на. Есть ли в мире такой же идиот как я? Не уверен. Тупо, приперся к неизвестному мне чокнутому парню поговорить, тот меня привел черт знает куда, присели и замолчали... Класс!       –Какие у тебя все таки волосы красивые!       –Что?!       Гоголь уже каким-то образом оказался сзади меня и перебирал пряди моих волос. Я отскочил от него, буквально ощетинившись, как зверь. Николай примирительно поднял обе руки вверх:       –Воу-воу, полегче! – рассмеялся он, запрокинув голову. – Не кипешуй, между прочим это комплимент!       –Не трогай мои волосы, ясно?! – огрызнулся я, зло глядя на него. Николай реально начал раздражать. Он совсем не знает личных границ!       Гоголь с хитрым прищуром смотрел мне в глаза (беспардонный придурок).       –Как скажешь! – он сложил ноги по-турецки и вновь взглянул на меня. – Ну так что?       Я уже тысячный раз пожалел, что решил пойти за ним. Когда Ацуши сказал, что Николай "странный", он наврал. Николай - чокнутый, позволяющий себе многое, придурочный, психованный нахал. Таких я еще никогда не встречал. Его настроение меняется со скоростью света, его действия невозможно предугадать, как и ход мыслей. Что у него на уме - одному Дьяволу известно, потому что Бог до его тараканов в башке не снизойдет. Интересно, все в Российской Империи такие... Непредсказуемые? Николай создавал впечатление взбалмошного, с ветром в голове, парня.       –Что ж, раз ты никак не можешь собрать содержимое черепной коробки в кучу, – начал Николай после минутной паузы, усевшись поудобнее. – позадаю вопросы тебе я, может и придумаешь чего...       Еще чего не хватало, он мне вопросы задавать будет... Я тогда не выберусь отсюда! – подумал я с ужасом и, послушно усевшись на землю, заговорил:       –Нет-нет-нет, я, пожалуй, начну! – воскликнул я, замахав руками. – У меня есть море разных вопросов!       Николай улыбнулся как довольный кот, объевшийся сметаны, и протянул:       –Ну задавай, я готов ответить на любые твои вопросы!       Собрав мозги в кучу, я задал первый вопрос, тупой вопрос:       –Ты живешь здесь с самого рождения?       Гоголь, видать, тоже уловил тупость вопроса, поэтому, с каким-то даже напускным милосердием, ответил: –Нет, в детстве моя семья переехала сюда, и мы остались здесь, но после они уехали и не вернулись, а я остался.       Оказывается, у него тоже не все радужно и хорошо в жизни, как могло показаться на первый взгляд. Как он остался таким позитивным?       –Извини.       –Да не! – отмахнулся он, засмеявшись. – Зато теперь у меня есть свобода действий, я могу делать что хочу, ходить где и когда хочу!       Я опешил от такого ответа. В чем прелесть свободы, если ты ее получил за счет потери близких? Конечно, если они уехали сами и оставили его одного, но все же. Я думаю, человек в такой ситуации должен чувствовать горечь и одиночество.       –И ты не тоскуешь? – задал соответствующий вопрос я, взглянув на него искоса, тихим голосом.       –А зачем горевать? Они освободились от бремени, а я получил свободу от ограничений со стороны родителей, разве не здорово?       –Я не знаю...       Гоголь так открыто обо всем этом рассказывает, словно для него действительно это ничего не значит, словно он говорит о погоде, а не об уходе родителей. Для меня тема семьи настолько больная и тяжелая, что я даже не заикаюсь о ней, лишний раз пытаюсь даже не думать, хотя, на самом деле, не получается.       –Какие мы нежные, – ехидно произнес Гоголь, закинув свою руку мне на плечо; мне так и хотелось скинуть ее с себя, но я сдержался. – ты очень любишь своих родителей...       –А ты нет? – прервал его я, подняв на него взгляд.       Выражение лица Николая помрачнело, было видно, что он думает над ответом.       –Любить того, кто не любит тебя? Нечестно, тебе не кажется? Почему они должны получать от меня любовь, когда я от них не получаю ничего? Им не надо, и мне не надо. Думаю, они не обидятся. Дурацкий стереотип, если честно. Дети необязательно должны любить своих родителей. Я считаю таких "ребятишек" глупцами, таких, кто любит своих отца и мать, которые даже не интересуются тобой, не хотят понять тебя, не задумываются, что ты думаешь и желаешь, которые лишь указывают, что делать. Дети - это не карманные аксессуары, а живые существа, умеющие думать и чувствовать.       Я слушал молча, внимая каждому слову. Глубоко... Николай оказался гораздо глубже, чем кажется. Он меня приятно удивил. По правде говоря, его слова заставили меня задуматься. Гоголь тоже замолк и уставился вдаль. Теперь его взгляд казался пустым и отрешенным.       Солнце закрыло небольшое облачко, и на нас опустилась тень. Подул ветерок.       –А ты встретил того человека, кто понял тебя? – спросил негромко я, рассматривая его профиль.       В следующую секунду Николай развернулся ко мне и одновременно с тем воскликнул:       –Дос-кун!       –Чего?!       Гоголь подскочил на месте, как петух стреляный, и остановился напротив меня, наклонившись.       –Дос-кун - мой лучший друг! Он о-о-очень умный и вообще самый-самый лучший! – восторженно восклицал Николай. Его глаза блестели, как у маленького ребенка, которому подарили игрушку. – Он единственный, кто меня понял! Ну, я в нем и не сомневался, он же мой самый лучший друг!       Было видно, что этот человек очень ему дорог и, что он реально его лучший друг. В Николае светилась такая детская наивная радость, что у самого на душе стало как-то тепло. Интересно, что это за "Дос-кун"?       –Когда мы с ним встретились, вся моя жизнь перевернулась с ног на голову, в хорошую сторону, разумеется! – продолжал он, уже усевшись на место. – Все, с кем я общался, были обычными, но Федор не такой! Он особенный!       На лице Николая расцвела улыбка: теплая и добрая.       –Знаешь, он, конечно, та еще штучка. Спокойный, сдержанный, не ровня мне. – описывал его Гоголь, смотря куда-то в пустоту, с улыбкой на лице. – Я ему тогда из волос хвостики сделал, разноцветными ленточками связал, а ему хоть бы хны! Хах, у него волосы во все стороны торчали!       Его голос почему-то стал печальным. Я слушал внимательно, непроизвольно составляя портрет этого Федора.       –Он страстный ценитель чая, литрами пить его может... Мог... Нет....       Я внутренне напрягся. То есть...       –А что с ним сейчас?       Николай вздрогнул, развернувшись ко мне. Его глаза потускнели, а улыбка сползла с лица. Я, конечно, понял, что будет следовать в ответе, но не задать вопрос не мог. Ясно...       –Хах, Достоевский пропал много лет назад, сколько уж прошло..? – Николай поднял глаза к небу, будто ответ был где-то в облаках. – Семь лет минуло с тех пор.       Надо же. Я тогда потерял семью, а Николай - лучшего друга.       –Его считают официально погибшим. Истребители несколько раз прочесывали округу, лазили в озера, но ничего не нашли, даже тела, если бы оно только было, но нет даже его... Его утащили вампиры, я уверен в этом! – воскликнул вдруг Николай, сжав кулаки. Его взгляд потемнел. – Во всем виноваты эти твари! И знаешь, – переключился вдруг он на меня. – я хочу стать истребителем и уничтожить всех вампиров! Всех до единого!       Говорил Гоголь решительно, он не сомневался в своих словах и говорил правду. Я, на самом деле, тоже многократно задумывался над этим, но тогда придется повременить - мне всего пятнадцать лет, а берут туда с восемнадцати.       –Месть?       –Нет, – просто ответил Николай, широко улыбнувшись. – личная неприязнь.       Я понял, что во мне растет уважение к сидящему рядом со мной человеку. Глупо кого-то судить, не узнавши того ближе. Николай оказался интересным собеседником, ценящим своих друзей, решительным и глубоким морально. Многогранный, вот как его можно охарактеризовать.       –Как думаешь, Федор жив?       –Не знаю... – глупо ответил я, после чего мне захотелось окунуться головой в какую-нибудь грязную лужу. Лучшая поддержка с моей стороны, однако.       Но Николай, кажется, не обратил на это внимания и продолжил с улыбкой:       –Я думаю он жив! Пусть он и не отличается здоровьем и физической силой, Федор живучий как карась! – Гоголь звонко рассмеялся, запрокинув голову и приложив одну руку ко лбу. – Слег как-то с ужаснейшей лихорадкой, бредил, горячим был, как чайник, но вылечился, причем довольно быстро для такого случая. Дос-кун сильный! Ох, страшная же тогда была ночь...

***

      –Федь, ну ты чего? – вздохнул Николай, сидя рядом с другом, который, казалось, сейчас расплавит собой постель.       У Федора была лихорадка. Темные волосы слиплись от пота и приклеились ко лбу. Впалые щеки пылали, худое тело ребенка сильно тряслось. Мальчик метался в постели, бормоча что-то невнятное и понятное только ему одному, хотя, наверное, он и сам мало что осознавал в тот момент.       Мать Федора позвала Николая к себе, дабы он помог с лечением ее сына, поскольку сама она с этим не справлялась, нужно было подготовить лекарства, постоянно бегать, мочить тряпку и следить за состоянием мальчика.       Николай был частым гостем в их доме, поэтому, поздоровавшись и разувшись, он сразу направился к комнате Федора. Друг был, мягко говоря, в ужасном состоянии. Мальчик был полураздет: верхней одежды не было вовсе, на ногах - свободные легкие штаны. На лбу покоилась тряпка, которая почти сразу нагрелась и стала горячей.       –Николенька, посиди пока с ним. – попросила Мария, мама Федора, погладив сына по голове и, забрав тряпку, ушла.       Мария была сильной женщиной и очень набожной. Соблюдала все посты и церковные праздники, верила, что несчастия в их семье - кара Божья. Вот и сейчас она ходила по дому и говорила: "Боже, почему ты так поступаешь с нами? Феденька ни в чем не виноват, за что ты так?" Ее бросил муж, когда Федору был год. Мария не отчаялась и стала воспитывать младшего Достоевского сама и, стоит сказать, справилась с этим отлично. Мальчик был культурным, образованным, любознательным и для своего возраста очень начитанным. Она привила к нему веру в Бога, что способствовало его дальнейшим взглядам на жизнь в целом. Мария - прекрасная женщина. С Николаем она была всегда ласкова и добра, как к своему сыну, поэтому и сам Гоголь привязался к ней и стал называть "ма".       –Федь, как ты? – спросил Николай, подсев к другу ближе. Тот, к сожалению, был в забытьи и ничего не слышал. – Я тут с тобой посижу, а ты отдыхай.       Разница между мальчиками в возрасте была всего в один год. Николаю было одиннадцать, а Федору - десять. Гоголь, невзирая на то, что он практически его ровесник, был выше и крепче, нежели Достоевский. Федор был худым и бледным, про него можно было с легкостью сказать: кожа да кости. Что не сказать про Николая. Нет, у него была прекрасная фигура, но разница между ними была существенная. На фоне Гоголя, Федору можно было дать не более восьми лет.       –Мне страшно, – просипел Федор, запрокинув голову. Николай моментально обратил на него внимание. – я боюсь, темно и страшно... Помоги...       Николай подскочил на месте и хотел было побежать на поиски Марии (она задерживалась), но остановился и вернулся на место.       –У тебя сейчас жар, Федь, я с тобой, – мальчик спустился на пол, рядом с кроватью и, положив на матрац голову, взял руку друга в свою. – тебе нечего бояться!       –К-кто это..? – спросил младший Достоевский сиплым голосом, все его тело тряслось крупной дрожью, мальчик страдал. Он в таком состоянии даже не узнал Николая. – Мне страшно... Со мной ангел хранитель...       Николай улыбнулся словам Федора, продолжая гладить его руку.       –Да, я твой ангел хранитель, Дос-кун, я рядом...       Так Николай просидел рядом с Федором, пока тому было плохо, гладил его горячую руку, разговаривал с ним. Мария пришла через минут десять с лекарствами и тряпкой. В ту ночь температура мальчика била под сорок и никак не сходила до самого утра. Николай с Марией были с ним все это время. К утру температура спала до тридцати восьми. Днем Федор пришел в себя.

***

      –Это была ужасная ночь, – улыбнулся Николай, перебирая в памяти воспоминания прошлого. – Федор поутру даже не понял, что я у них дома делаю, сидя на полу, подле его кровати. Как я тогда смеялся!       Николай рассмеялся, но вышло как-то грустно. Мне было так странно. У Николая была совсем иная жизнь, отличная от моей. Все таки как по-разному складывается судьба людей. И одинаковых не будет никогда. Моих родителей убили, я жил на улице, воровал, чуть не стал шлюхой из борделя, благо меня спас "тот" парень, в общем вел ужасный образ жизни. Николая же бросили родители, оставив его одного, он сдружился с другим мальчиком, у которого тоже есть своя судьба, сейчас Николай вырос и теперь мечтает "отомстить" вампирам. А где его друг, тоже неизвестно. Вот так вот с нами играется жизнь. Кому-то везет, кому-то нет. Кому-то дарована жизнь, а кто-то обречен на верную смерть. Жизнь и судьба туго сплетены вместе, это неразлучные понятия. У каждого свой путь.       –Кстати, это был первый раз, когда я назвал его "Дос-кун"! Не знаю, почему мне тогда захотелось его так назвать? Помню его удивленное, недоумевающее выражение лица, хах! Еще я дразнился тогда, смеялся, говорил, мол, "какой я у тебя ангелочек"! Ха-ха-ха! Федя тогда так посмотрел на меня, я на полу от смеха катался, у меня чуть живот не лопнул!       Я усмехнулся, а Гоголь расхохотался, запрокинув голову.       –Федор мне сказал в первую нашу встречу слова, перевернувшие все...       –Птица, живущая в клетке, никогда не узнает, что жила в неволе. Ты жаждешь свободы, Николай, ты хочешь быть свободным от всего, разума и чувств...       –Надеюсь, ты... – начал я, но Гоголь меня перебил.       –Ха-ха-ха, нет! Мне дорога жизнь, у меня даже и в мысли этого не приходило. – он стукнул себя пальцем по виску. – Понимаешь, все что мы чувствуем и думаем, настолько нас ограничивает. Любовь и привязанность делают нас слабее и уязвимее. Мы чувствуем боль и страдания. А если быть независимым от них, откроются новые возможности, не нужно будет беспокоиться о каких-либо проблемах, которые остаются во власти любви и привязки. Чувства нас сковывают, как и разум, не позволяющий нам принимать решения в полной мере... Понимаешь меня?       Я неопределенно покачал головой. Суть-то я вроде как понял, но меня такие мысли никогда не посещали. То есть, ну просто нельзя быть свободным от всего этого. Что останется от человека, если он обретет полную свободу от мыслей и чувств? Разве не именно это делает нас "людьми"? Если люди будут свободны от всего, наступит хаос.       –По-моему, свобода заключается в другом...       Гоголь посмотрел на меня с интересом, возможно, даже с ноткой печали.       –И в чем же?       –Не знаю... – замялся я, задумавшись. – Когда у тебя есть то, что для тебя очень ценно, это касается и человека, разумеется. То есть, семья, друзья, да хоть собака! – вспомнил я свою Джесс с улыбкой. – Когда у тебя есть дорогие для тебя люди и тебе больше ничего не нужно. Когда ты живешь под гнетом одиночества, горечи, безнадежности, то это незримо прижимает тебя к земле, "это" клетка. Но если рядом близкие, тебя ничто не сковывает, чувствуешь окрыленность, надежду, веру... Это для меня свобода.       Николай молчал, обдумывая сказанные мной слова. Наши точки зрения разошлись. Вообще понятие "свобода" очень разностороннее, для каждого оно имеет свое значение.       На этом наша встреча и закончилась. Николай проводил меня до дома Ацуши, мы разговаривали на будничные темы. Он и правда оказался очень интересным человеком. Мне бы очень хотелось, чтобы его друг, Федор Достоевский, был жив, хотя это, я думаю, невозможно. Никто и никогда не возвращался из поместья вампиров. Никогда...

***

      Ацуши открыл мне дверь практически сразу. Завидев Николая, он опять чуть стушевался. Не знаю, почему он так на него реагирует, хотя, думаю, я вел себя точно также в начале нашего знакомства.       –Ещё раз привет, Николай, – поздоровался Ацуши с Гоголем, пустив только меня в дом. – спасибо, что проводил Чую-куна!       –Всегда пожалуйста! – пропел Гоголь, шутливо высунув язык. – Его надо выгуливать почаще!       Ацуши на это только глаза закатил.       –Думаю, он уже нагулялся, – произнес Ацуши, взглянув через плечо на меня, прикусив губу. – еще раз спасибо!       Меня подбешивало то, что они разговаривали так, будто меня здесь не было вовсе, но я промолчал. Пока Гоголь и Ацуши вели "светскую беседу", я обернулся и заметил на лестнице Кеку. Та тихо смотрела на нас заинтересованным взглядом. Я помахал ей в знак приветствия, на что та кивнула мне в ответ.       –Ладно, пока тогда! – стал прощаться Ацуши, улыбнувшись Николаю. – Если что, заходи.       Гоголь кивает, отвесив низкий поклон.       –Приму к сведению! Что ж, прошу меня извинить, – Николай прошмыгнул мимо возмущенного Ацуши, и прошел в дом. Пройдя к лестнице, он наклонился к Кеке, что в тот момент вжалась в перила. – не могу оставить юную леди без подарка! – он мягко проводит рукой по голове Кеки и, как по волшебству, перед ее лицом появляется большой леденец с бантиком, привязанным к палочке сладости.       Глаза Кеки засветились. Кажется, ей понравился подарок. Николай улыбается ее реакции.       –Что ж, а теперь я, пожалуй, покину вас! – произнес Гоголь и направился к выходу. Проходя мимо меня, он потрепал меня по волосам, на что я посмотрел на него негодующим взглядом.       И вот Николай ушел. Ацуши запер за ним дверь, а после сразу посмотрел на меня:       –Ну и как тебе?       –Все нормально, Николай оказался интересным собеседником!       Ацуши неопределенно кивнул. В этот момент ко мне подошла Кека. Подергав меня за плащ, который я еще не снял, кстати, она протянула мне лист бумаги. Взглянув на него, я увидел трех человечков: маленького, среднего и большого. У мелкого были черные волосы, у среднего - рыжие, а у самого большого - белые. Это же мы! Наверху была надпись, написанная немножко косым почерком "мои братики и я", а также пририсовано сердечко.