Name me a hero who would be happy

Забитое лицо Малфоя дрожит испуганными глазами, алыми глазами с обрамляющей их соленой водой. Гарри чуть сгибает руку, которой упирается в бетонную стену, невероятно близко к шее Малфоя; Гарри ниже, чуть-чуть ниже Малфоя, и это не мешает ему нависать над Малфоем так, что разница в их росте совсем перестает ощущаться. Гарри слоняется вперед и подбирает указательным пальцем железное кольцо вокруг шеи Малфоя, что заставляет последнего выгнуть спину и подтянуться к Гарри. Его большой палец гладит мокрую щеку Малфоя, и эта алебастровая до кожа сейчас пунцовая, покрытая пятнами здесь и там. Захлебывающийся ранее слезами Малфой смотрит сейчас на Гарри как на монстра, который может уничтожить его одним касанием. И Малфой может уйти — это лишь правая рука Гарри опирается о стену и это слева от них находится выход из комнаты. Малфой может уйти. Гарри позволит ему, он всегда позволял, даже если не хотел, даже если сейчас он тоже не хочет позволять ему уходить. И левая сторона открыта для этого, дверной проход слева от них, Малфою позволено уйти, в любой момент, как это и было всегда, малфою даже не придется открывать дверь — она открыта для него нараспашку, и все, что нужно сделать Малфою это сдвинуться с места. Малфой же только оцепенело смотрит на Гарри, не двигается и почти не дышит. Привычная сильная сталь его глаз превратилась в густой туман, запелененный слезами; переплетающая ухо змея — все, что Гарри видит оставшееся от слизеринца, которого он знал; пересекающие лицо раны и обрамляющие его синяки — дело рук смотрителей Азкабана, дело министерских рук, и все эти руки Гарри хочет выдрать в мясом и скормить фестралам, не зная, что часть синяков нанесена Малфою самим Малфоем; подрагивающие губы Малфоя, которые он хочет захватить в свои, чтобы он перестал делать это с сердцем Гарри — сжимать его, выпотрашивать, сжимать и выворачивать наизнанку; эти грязные волосы, спутанные, без прошлого света и блеска, они туслые, но все такие же шелковые на ощупь, и Гарри хочет зарыться в них носом, чтобы вспомнить значение слова «дом»; это железное кольцо с мелкими шипами изнутри, которое царапает нежную кожу Малфоя, он хочет снять, чтобы никто больше не смел причинять Малфою боль, и это то, что он никогда не сможет сделать, потому что Драко навсегда и навечно свободный узник Азкабана в руках Гарри, но только сейчас, и Гарри не знает, как долго он еще сможет чувствовать его в своих руках. Гарри задумывается над тем, может ли Малфой двигаться — Малфой стоит перед ним, лицом к нему, в паре дюймов от него как вкопанный в землю мертвый, которому не нужно говорить, чтобы Гарри читал его плавленные серебром глаза как «Я беспомощен перед тобой. Отстань от меня. Я не могу повелиться. Я ненавижу тебя. Ты можешь сделать все, что захочешь. Я не знаю, что ты со мной сделаешь. Я устал. Я ненавижу себя. Чего ты хочешь? Я не могу противиться тебе. Мне страшно. Прекрати мучить меня.» Поэтому Гарри заводит голову к уху Малфоя, переносит вес на локоть, отнимая предплечье от стены, и, аккуратно перебирая спутанные у лба платиновые волосы Малфоя, он срывается на молящий шепот: — Гнаться за тобой — моя мессия, Малфой, и я буду гнаться за тобой до тех пор, пока ты не запретишь мне это делать. Пока ты не скажешь мне «нет», Малфой. А до тех пор, я буду гнаться за тобой, и я буду стирать ноги в кровь, и это все равно будешь ты. Всегда только ты. Даже если бы мы никогда не знали друг друга, даже если бы никогда не встретились, я всегда искал бы только тебя. Я был бы пустотой до тех пор, пока не встретил тебя. Я бы искал тебя в каждом человеке, в каждой вселенной. Потому что никогда для меня не существовало никого, кроме тебя. Я бы не чувствовал себя целым до тех пор, пока не встретил тебя. И я не чувствовал себя целым, пока не встретил тебя. Это всегда был только ты, понимаешь меня? Со всем нашим общим прошлым, со всем, что происходит сейчас. С моим долгом тогда, с моей возможностью вытащить тебя тогда. Которой я не воспользовался. Из-за тебя. Мы перестали говорить, и поразили друг друга заклинаниями, мы всегда говорили на языке заклинаний, мы всегда причиняли друг другу боль. Ты напал на меня Crucio, и я кинул в тебя Sectumsempra под Crucio. И я больше не мог ничего сделать, ты выворачивал наизнанку все мои попытки. Я дал тебе сделать то, что ты хотел сделать, я дал тебе стать Вальпургиевым рыцарем. Азкабаново кольцо на твоей шее это то, где ты сейчас после всех принятых тобой решений, которые я позволил тебе принять. Мы были созданы для того, чтобы вытаскивать друг друга, и ты вытаскивал меня каждый год, и ты вытащил меня, потому что я в конце концов убил Волдеморта именно твоей палочкой. Так что теперь моя очередь. Ты знаешь, что я не должен лгать, и я не могу лгать никому, тебе и подавно. Так что позволь мне утонуть в тебе, позволь мне... Пожалуйста. Голод, голод по Малфою, он не спадает с лица Гарри и тогда, как он отпускает ошейник Малфоя, давая ему свободу от себя, не спадает и после того, как Малфой выходит из под невесомой рамы его ауры, в которую он был закован предыдущие мгновение; не спадает и после того, как он слышит шумное дыхание Малфоя бегущего, спотыкающегося и бегущего снова по лестнице, не спадает и после того, как характерного хлопка двери наверху не происходит. Гарри хочет пойти за ним. Очень хочет. Хочет до иррациональной боли в ногах, до звенящего желания оторвать от пола ступни. Хочет сорваться и прижать его к себе; он знает, как Малфой ненавидит касания, еще он знает, как отчаянно Малфой желает их. Он опирается на стену, удерживая себя на ногах, удерживая себя в руках, и поднимается по лестнице навесомо бесшумно. Ему нельзя торопиться — он сломает себя, он не даст им двоим времени, он сломает его, поэтому считает ступенку за ступенькой, останавливается на каждой, считает о семи, ступает на следующую, и так до тех пор, пока девятнадцатая не заканчивается ровной поверхностью и его ладонь не упирается в дверной косяк. Он вперивается глазами в мизерную щель в дверном проеме, облокачиваясь спиной на прохладу и потягивая пальцы к дверной ручке. вытягивая руку, чтобы только ощутить ее бронзовый металл. Его пальцы вздрагивают под характерным стуком включившейся воды. «Это повторяется», — он не хочет, чтобы это повторялось, он убеждает себя в том, что у драко нет палочки, и что это не может повториться. Гарри слышит всхлипы — он не хочет их слышать. Гарри слышит скрип длинных ногтей Малфоя по ошейнику — он не хочет их слышать. Он делает щель в дверном проема чуть больше, чтобы увидеть, понять, что Малфой, напоминает ему падшего ангела, призрака, закованного в кандалы, и противный скрип двери выдает его. Он видит, как Малфой дергается, и Гарри хочет проклясть себя, хочет наказать себя, наложить на себя все приближенные к запретным чары, которые еще не запрещены, выпить все созданные Малфоем яды, чтобы только показать, что он готов быть его часть, быть его целым, быть его, что он готов на все, чтобы Малфой только... — Г- Гарри. Хватит, Гарри, остановись. Ост-тановись. Ты ничего не можешь с-сделать. Н-ничего. Ты не отдашь мне ж-жизнь, которой у тебя нет, не отдав в-взамен свою. Т-ты- ты не можешь, я тебе не поз-зволю. Гарри хочет зажать уши, чтобы не слышать боли в его голосе, чтобы не слышать ни хрипа, ни срыва. Зачем он произнес его имя? Зачем так- Он хочет закричать от боли, которая наполняет его, он хочет кричать до тех пор, пока она не выйдет из него вместе с его душой. Зачемзачемзачемзачем?.. Голос Малфоя высасывает всю его суть, как дементор, от которых он вытащил Малфоя, как его личный дементор, которого он забрал себе, который хочет высосать из него все его существо. — Я должен тебе тысячу жизней, позволь мне вернуть тебе хотя бы твою. Как это делал ты. Каждый раз. Позволь мне. Я не- я не могу, Драко. Это висит на мне бесконечными неприложными обетами, Драко. Пожалуйста, Драко. Скажи мне «да». Скажи мне «да», пожалуйста, и я больше- и я больше- ты знаешь. Я умру за тебя, я обещал, помнишь? Это обещание, я обещаю тебе снова. Я сделаю это, я хочу. Гарри ненавидит себя за то, каким взглядом смотрит на него Малфой: без ненависти, без неприязни, без всего, что было, что просачивалось в нем еще там, внизу, и сейчас в его взгляде только то, что он говорит — отрицание мольбой: — Ост- оставь меня. Я н- я не могу, я не смогу. Оставь меня, я прошу тебя. Хо- хочешь, я встану на колени и буду... я буду молить тебя ос-ставить меня, Гарри, хочешь? Х-хочешь, я буду молить тебя д-до тех пор, пока... пока не потеряю голос, Гарри? Ос-ставь меня, оставь меня, оставь меня, Гарри, п-пожалуйста, оставь. Ты не можешь- ты не м-можешь спасти меня не ценой своей жизни. Я тебе не п-позволю. Оставь меня. Я не позволю тебе отдать мне свою жизнь. Ты — гер-рой, Гарри, герои должны быть с-счастливы. ГарриГарриГарриГарри. — Назови мне героя, который был бы счастлив. Гарри знает, что это парирование его ломает. Он слышит хруст своих органов; он слышит, как отказывает в нем все, пока он шепчет про себя непростительные чары; он слышит, как его сердце бьется все медленнее смотрит на Гарри отупело. — Не назову. Ты — единственный кого, я знаю. Ты будешь счастлив, потому что я так сказал, ясно? Я должен сказать «да»? Да пошел ты, Гарри Поттер. Пошел ты со своим разрешением. Я никогда не скажу тебе «да». Я никогда не скажу тебе «да», ясно тебе?! Ты прос- Три «да» это катарсис — на них заканчивается все бесконечное зашептывание Гарри чар про себе, и ему остается только сказать вслух... нужно только... только... ГарриПоттер. — Ты простишь меня. Сорвавшийся с места Драко накрывает ладонью рот Гарри. Плотно. Гарри блаженно закрывает глаза — как долго этот было ему нужно, как же долго, как же чертовски долго он хотел... он хотел просто... просто чтобы Драко коснулся его. Кожа вокруг рта горит от этого последнего прикосновения, он слышит стук сердца драко сквозь его ладонь, он не слышит стук своего сердца, он пялится в разбитые яростью глаза Драко, и он знает звон в своих ушах как скорое прощание, и звон в ушах прерывается криком Драко: — ПОТТЕР! Я СКАЗАЛ «НЕТ». Я ГОВОРЮ ТЕБЕ «НЕТ», ГАРРИ ПОТТЕР. ТЫ.. ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ? Я СКАЗАЛ «НЕТ»! ПРЕКРАТИ... ПРЕКРАТИ ЭТО! Я ЗАБИРАЮ СЛОВА НАЗАД. Я НЕ ПОЗВОЛЮ ТЕБЕ. Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ. Я НЕ ПРОЩУ ТЕБЯ! ГарриПоттер. Глаза закрываются под тяжестью свинцовых век, и он слабо посмеивается в ледяную кожу ладони Драко. — Ты простишь меня. Я знаю, я... я люблю теб- Драко ударяется губами о его губы. Он целует его, и это последнее, что он может сделать, делает, чтобы продлить стазис между ними, чтобы остановить поток времени, чтобы не позволить Гарри договорить. Он целует его, стоя между Гарри и неминуемой его смертью, отдавая Гарри его жизнь, не позволяя гарри отдать свою жизнь Драко, отдавая ему свою жизнь. Он целует его, готовый впустить в него воздух всех существующих вселенных, чтобы целовать его, целовать, целовать до тех пор, пока название чар не выветрится из мозга Гарри, пока он не заплачет, забыв свое имя. Он целует его, и воздух в его легких заканчивается, и он отрывается от него всего на мгновение, на милисекунду, на миг, на вдох, чтобы Гарри всуе не успел ничего сказать, чтобы сделать вдох, и продолжить целовать его снова, и снова, и снова: Гарри успевал нашептывать один слог из четырех возможных, и Драко снова накрывал его губы своими. Драко клянется, что он не устанет. Драко клянется, что он будет балансировать вечно. Драко клянется, что ничто не остановит его: ни искусанные напрочь губы, ни онемевший донельзя язык, ни гулко бьющееся его собственное сердце, отдающее свои постукивания мерно вздыхающему сердцу Гарри. Гарри отдал бы за него жизнь: Драко это знает, Драко это видел, Драко пресекал все его попытки. Гарри отдавал за него жизнь: Драко это наблюдает, Драко собрается остановить его и в этот раз, Драко пресекает и эту его попытку. Драко не позволит ему умереть, потому что Драко будет пренадежать азкабану даже спасенный Гарри Поттером, потому что Азкабан не подчиняется ничему и не кому, даже если это спаситель Британии, и Азкабан сделает все, чтобы вернуть своего пленника, и Азкабан — дом Драко Малфоя, клетка Драко Малфоя, терновые путы Драко Малфоя. Драко не позволит Поттеру умереть, и он целует его, он целует его, целует его, пока Гарри неустанно продолжает предпринимать попытки вызвать чары, пока гарри неустанно слабеет под его искусанными напрочь губами и онемевшим донельзя языком. И Драко Малфой будет продолжать целовать Гарри Поттера, пока тот не упадет без сил с соленой водой на глазах. Потому что в конце концов только ему позволено изводить Гарри Поттера, не наоборот. Так было, так есть и так будет всегда, и даже смерть не встанет у него на пути.