Шрамы

— Ванитас? Тишина. По полу тянет холодный воздух: наверное, он снова не закрыл окно, когда уходил. Ной поджимает пальцы и громко стучит указательным по двери: — Ванитас! Ему снова не отвечают. Архивист пожимает плечами и в конце концов толкает дверь: Ванитас часто пропадает ночами, так что тишина его не удивляла. Немного беспокоила, потому что соседа нет уже долго, и воскресный завтрак, который вампиру хотелось бы разделить с ним, уже остывает; но не удивляла. Дверь распахивается бесшумно, Ной вздыхает, начинает бубнить себе под нос, переступая порог, и видит на кровати.. Ванитаса. Он держит в зубах конец бинта и пытается перевязать себе руку. Выглядит это до невозможного нелепо и неуклюже, но Ною совсем не смешно: похоже, раны серьезные и снова начинают кровоточить. «Знахарь» оборачивается на шум из прохода и напряженно щурится в сторону вампира: ему больно, он недоволен. Он молчит, так и застыв с повязкой во рту и сжатым кулаком, выглядит озлобленно, как будто это Ной виноват в его травмах (но, скорее всего, он просто устал). Странно видеть его без перчаток. Ночью шел дождь. Сильный. Почти шторм. Архивист думал, может, это из-за него он спит неспокойно: в детстве он боялся гроз, и сегодня, хотя давно уже вырос, снова полночи задыхался от беспокойства. Ясно теперь, почему. Ванитас испачкал пальто. Непонятно, в грязи, в крови или в чем-то еще, но пахло неприятно. Кровавые капли, упавшие на пол и подоконник, пусть и размытые дождевой водой, пахли отрезвляющим способом пугающе. Не так, как раньше. Не сладко. Больно. Ванитас наконец выпускает бинт изо рта. — Помоги мне, — этот шаг ему дается тяжело. Он устал, охрип, возможно, простыл, но говорить ему мешает.. что-то другое. Они с Ноем вправду стали ближе в последнее время, но Ванитас не привык доверять — даже Ною. Даже если хотел. Вампир не задаёт лишних вопросов и соглашается. — Садись на кровать, — то есть, конечно, помогу. Конечно, помогу — можно было и не просить. Матрас скрипит под весом вампирского доктора; и вероломно потревоженный кот, то ли с мурчанием, то ли с рычанием, спрыгивает и убегает. Ванитас показывает Мурру язык, а Ною все еще не смешно. — Глубоко? — Ванитас поворачивается на голос и, хотя улыбается, выглядит мертвецки уставшим. — Да, — и не собирается врать. Архивист поджимает губы и садится рядом. Пальцы немножко трясутся. Переживает. — Но зашивать не придется, — вампир садится на колени на пол — так удобнее. — Жить точно буду. — Куда денешься. В прикроватной тумбочке всё находится согласно дурацким клише: и спирт, и перекись, и бинт, и вата. Запихивать что-то в рану и по-садистски заливать ее медикаментами Ной не собирался, стирал кровь аккуратно и держал чужую руку так нежно, как умел, но Ванитас всё равно капризничал и морщился: — Больно. Сними перчатки. — Терпи, — Архивист дует, чтобы не щипало и перчатки снимает. У него теплые пальцы. Ванитас отворачивается. Он всегда так делает, когда ему неловко. — Нечего пропадать черт знает где по ночам, — пострадавший закатывает глаза. — Поцокай мне тут еще, — Ной его отчитывает не всерьез, конечно. Чуть притормозив с перевязкой, поднимает глаза, смотрит. Ванитас держит серьезное лицо, но у него плохо получается. — Кто тебя так? — осторожно. — Проклятый, — пожимает плечами и вздыхает так, как будто нужно объяснять элементарные вещи. — Почему не взял меня с собой? — Ты спал, — вот так просто и искренне. Для Ванитаса это весомая причина, и Ной с ней соглашается, Хотя и не понимает. Совсем. — Есть еще? — Тут, — Ванитас свободной рукой указывает за спину, вампир кивает. — Снимай. Архивист крепко перевязывает чужую руку и пересаживается на кровать — к спине. По мере того, как с тела смывается кровь, на фарфоровой коже появляются шрамы. Грубые. Глубокие. Старые. Бледного цвета. Это, на самом деле, не самое эстетически впечатляющее зрелище, Ною не хочется смотреть, но хочется знать. Он не решается прикоснуться, уверенный в том, что ему все равно ничего не расскажут. Архивист задерживает взгляд на спине Ванитаса всего на секунду, но ему и этой секунды хватает — и он рассказывает. — Тот, на который смотришь, появился пару лет назад. Мы с Данте недооценили цель, и оба за это отхватили. Он содрал с меня в три раза больше, чем было прописано в контракте в тот день. Ной кивает. Ванитас скидывает рубашку (то, что от нее осталось?) с локтей. На правом плече след, как будто от когтей. На шее — маленький рубец, как от осколка стекла. Доктор показывает на него и на парочку похожих рядом: — Это твои, — беззлобно. Внизу Ной находится еще несколько мелких рубцов. Под лопатками, на животе, груди... Он решается провести по ним подушечками пальцев, как бы невзначай, заодно смывает остатки ожесточенной битвы. Ванитас не дурак — интерес от обязанности отличает — и рассказывает про каждый шрам, на котором чувствует прикосновение. Он ежится и дергается (наверное, потому что окно открыто) (а, может, просто к такому не привык), но руку не скидывает. Ной слушает, почти не дыша. Не хочет спугнуть, встревожить, не хочет заходить слишком далеко. Ванитас, ему кажется, и так открылся достаточно, если все еще не замолчал — Ной не привередливый, ему и этого хватит. Этого даже больше, чем то, на что он мог рассчитывать. Еще один шрам — заметно длиннее и аккуратнее всех остальных — тянется вбок от позвоночника под лопаткой. Вампир его не трогает, но смотрит. Напряженно. Ванитас молчит. Сжимает зубы. До скрипа. Ему не нужно видеть, чтобы помнить откуда. — Я не хочу… — Я знаю. Не говори. «Но если когда-нибудь захочешь рассказать — я слушаю», — Ной решил промолчать. Он догадался откуда. У Ванитаса от дождя и ветра спутались волосы. Кровь, стекавшая откуда-то от виска по щеке и подбородку, засохла, но на всякий случай решено было забинтовать и голову. Ванитас шипел и хмурился, когда Ной случайно тянул его за хвост, но не протестовал. Обиженно дулся, скрещивая на груди руки, но молчал. И выглядел.. смешно и мило. Архивист был почти уверен, что знахарь себя так вел специально. А, может, ему просто казалось. Плотно закрепляя последнюю повязку, вампир отряхнул руки и гордо объявил: «Всё!» Ванитас посмотрелся в зеркало — не вертелся сильно — и состроил необъяснимое выражение лица. — Мумия. — Но цвет кожи не особо сильно изменился, — Ной поднялся с кровати, потянулся, разминая спину, и заодно прихватил грязную одежду. — Тебе нужно чаще бывать на солнце. И нормально есть. — Тогда в следующий раз будем искать проклятого вампира где-нибудь на юге Италии, — мечтательно протянул Ванитас и упал, наконец, спиной на кровать, рискуя приложиться головой об угол тумбочки и заработать себе еще одну травму. Через приоткрытую дверь в комнату на кончиках лапок вернулся Мурр и собственнически улегся пострадавшему на живот. Ной хихикнул. — Тогда в следующий раз бери меня с собой. Ванитас, не поднимая головы, ткнул в соседа пальцем. — Ты угробишь меня быстрее любой проклятой твари. — Ой, — архивист цыкнул, махнул рукой, не желая спорить, и развернулся к двери. — Не засыпай пока. Я спущусь за завтраком, — он выскользнул на лестницу, не дожидаясь ответа, и по скрипучим доскам застучали невысокие каблуки его начищенной обуви. Ванитас прикрыл глаза и запустил руку в шерсть кота. Почесал ему за ушком, погладил по носу костяшкой и, силясь подавить дурацкую улыбку, наконец-то выдохнул спокойно. На ноевской кровати было уютно. А еще мягко и удобно. И приятно пахло. Раны больше не жгли, и шрамы перестали болеть. Болеть, говоря честно, у него перестало все.