…
Омут памяти.
Гермиона стоит на незнакомой Северусу улице магловского Лондона, смотрит то по сторонам, то в телефон.
Сзади к ней подходит какой-то магл. Судя по походке, он пьян. Останавливается очень близко от Гермионы, почти вплотную к ней.
«Какого хрена! Меня там не было! — Северуса Снейпа начала захватывать ярость. — Мерзавец!»— Хотите ли вы, сударыня, чтобы я вас полюбил? — голос пьяного магла звучит деланно сладко и очень нагло.
Мужчина лыбится, немного вихляется, в лице отвратительное «и что ты мне сделаешь?»
«Что?! Да авадой его! Так, стоп, причем здесь вообще обливиэйт?» — Снейпу вдруг стало любопытно. В самом деле, какой-то странный выбор защитного заклинания!Гермиона оглядывается, делает шаг назад.
На ее лице подчеркнутые скука и усталость. Смотрит на этого уличного прилипалу с ледяным презрением.
Северус Снейп поймал себя на странном ощущении, напоминающем дежавю. Вроде Гермиона так никогда не смотрит, почему же ее взгляд так до боли знаком? Может, и он что-то забыл? Как этот магл? Какую-то давнюю историю, произошедшую между ними? Такая Гермиона ему не знакома, но… почему-то знакома. Что-то непонятное.Гермиона достает волшебную палочку и направляет на магла:
— Я хочу, чтобы вы меня забыли. Обливиэйт!
И добавляет:
— И чтобы забыли, что такое эрекция и эякуляция.
…
Северус Снейп давно так не смеялся. — Гениально! — еле выговорил он через смех, глядя на стоящую в дверях жену. — Это просто волшебно, Гермиона! Просто тупой обливиэйт! И оскопила гада! — Попрошу! Мой обливиэйт — далеко не тупой! Я владею чарами памяти почти филигранно! Не обижай меня, муж! — Я тебя обожаю! Но каким бы прекрасным ходом ни признал Снейп ход своей жены, то, что к ней кто-то позволил себе пристать на улице, дико его злило, и ей в любом случае предстоял суд. А еще его продолжали беспокоить слова «ничего особенного, обычная история»… Когда Северус Снейп проснулся следующим утром, его жена сидела в постели с ноутбуком на коленях. Не глянув на него, буркнула «угу» в ответ на пожелание доброго утра, но все же протянула к нему руку и погладила его по бедру, ну хоть что-то. Он, вздохнув, встал. Когда позвал ее завтракать, она пришла на кухню с тем же ноутбуком. Поела, не отрываясь от экрана, сказала «спасибо». Он убрал со стола. Поставил рядом с ней кофе и вазочку с несладкими крекерами. Ее родители были стоматологами, и у нее с детства сформировалась привычка жить почти без сладкого. Когда он заглянул на кухню попрощаться перед уходом на работу (Гермиона сегодня под домашним арестом, на работу не идет), она наконец посмотрела на него, подняв голову, и улыбнулась. Он наклонился и легко поцеловал ее в губы. Вечером он застал ее уже в кабинете за столом с кучей распечаток чего-то («все же маглы весьма изобретательны, принтер — отличная штука», — подумал Снейп) и стопкой исписанных пергаментов. — Расскажешь, что планируешь завтра делать? — улыбнулся он. Не может быть, чтобы все это было просто так и чтобы она не подготовилась к суду. — Нет, не хочу сбиваться. Ты иди, поешь! Я уже скоро закончу, хочу тебя. Он прижался губами к ее волосам и оставил ее с ее бумагами и пергаментами. Но сам очень и очень волновался… Хорошо, что она не против секса, это поможет расслабиться.…
Суд.
— К сожалению, я не надеюсь, что уважаемый Визенгамот, — начала миссис Грейнджер-Снейп, когда ей предоставили слово в свою защиту, — значительную часть которого составляют мужчины старшего поколения, сочтут ситуацию домогательств к женщине угрозой для ее жизни, оправдывающей применение магии в присутствии маглов. — Я бы могла привести данные исследований о том, что это так, — продолжила Гермиона, — но вы вряд ли примите эту информацию, потому что она магловская. Да, маглы исследуют темы сексуализированного насилия, а также относят к сексуализированному насилию не только прямое криминальное изнасилование, но и домогательства, которые, по сути, являются демонстрацией намерения принудить к сексуальному контакту. В волшебном же мире тема неуважения к телесной неприкосновенности женщин вообще как будто не существует, она вытеснена в сферу тщательно скрываемых и частных женских проблем. Гермиона на мгновение замолчала. — Поэтому я изначально не рассчитываю на снисхождение суда. Зал охнул. — Да, я применила к маглу заклятие стирания памяти, и, скорей всего, вы накажете меня за это, — голос Гермионы зазвучал жестче. — Мне очень жаль, что мой муж пострадает от этого… Он лишится меня, и если вы отправите меня в Азкабан, и если оставите дома, но ограничите для меня использование магии. То, что я сильная волшебница, значит для него не меньше, чем все остальное во мне… Гермиона тронула рукой глаза. У Северуса Снейпа перехватило дыхание. Она плачет? — Но как бы вы ни рассудили, я знаю, что у меня есть право на речь в свою защиту, и, уважаемый председатель, у вас нет права не дать мне высказаться! — она посмотрела в упор на Кингсли Бруствера, который было дернулся в ее сторону и хотел что-то сказать. И продолжила: — Мой муж переживет, что бы ни случилось, и останется со мной. Я в нем уверена. У Снейпа вытянулось лицо. Что она задумала? Не просто же так она отвлекает внимание суда и зрителей разговором о нём, о её муже. Она категорически отказалась обсуждать предстоящий суд дома, сказала, что все будет хорошо, она победит, если они не совсем дураки, и потребовала, чтобы он не отвлекался от объятий и поцелуев. Рита Скиттер даже приподнялась от нетерпения и от предвкушения того, как публика отреагирует на заголовок «Останется ли Северус Снейп с Гермионой Грейнджер после приговора суда?» Луна Лавгуд, которая собиралась писать о суде в «Придиру», безмятежно улыбалась и с любопытством разглядывала Гермиону. Председатель суда Министр магии Кингсли Бруствер хмурился. Несколько пожилых волшебников ерзали на своих местах. Часть волшебниц опустила глаза, часть напряженно смотрела на Гермиону Грейнджер-Снейп, сидящую в центре зала в кресле для подсудимых («хорошо, что кандалы не надели» — подумали в начале заседания и она, и Снейп). — Но огромное количество женщин, ежедневно попадающих в ту же ситуацию, что попала я, могут ее не пережить, — понизив голос, сказала Гермиона. Зал замер. Гермиона рассказывала, что, согласно исследованиям, постстрессовое расстройство после сексуализированного насилия развивается не реже, чем после военных действий. «А вы знаете, что такое война и какие она оставляет раны» — добавила она. По залу пролетела волна вздохов. Она говорила, что насилие — это не обязательно нежелательное травмирующее проникновение, оно может быть и бесконтактным. Домогательства, уговоры после четкого и ясного «нет», шантаж, просто приставания — это тоже насилие. Собственно, любое вовлечение женщины в сексуальный контекст — это проявление сексуализированного насилия в отношении нее. Да, не сексуального, а именно сексуализированного. Потому что это вовсе не про секс как таковой, а про использование сексуальности как инструмента в преступлении против личности. На многих лицах в зале была растерянность. — Я вижу, не все из вас понимают, о чем я говорю. Тогда скажу проще. Значительная часть мужчин почему-то считает, что имеет право на женские тела и на то, чтобы добывать из женщин то, что мужчины называют сексом. Но секс, — Гермиона улыбнулась, а по залу пробежали шепотки, — это результат взаимного влечения по взаимному согласию для взаимного удовольствия! Я не хотела того мужчину, который меня домогался. Как не хотела тех из вас, кто пытался зажимать меня в коридорах, кабинетах, лифтах Министерства. Не хотела, даже когда уступала… Прости, Северус, иногда ради спасения женщины уступают домогательствам. Просто если будешь сопротивляться, будет больнее или против тебя используют магию. А так… Он кончит, ты уйдешь и попытаешься сначала отмыться, а потом забыть. Но это было еще до того, как мы с тобой нашли друг друга, правда, Северус! Так вот, даже когда я уступала, это не было для меня сексом. Я просто спасала себя. Шла по пути наименьших рисков для себя. Как и многие другие женщины. Снова сначала тишина, потом ропот. «Шоковая терапия! Это хорошо!» — подумал Снейп. Он любил свою жену давно и преданно, но сейчас с каждой минутой она нравилась ему все больше и больше. Хотя, конечно, ему было неприятно слышать, что она занималась сексом с кем-то из тех, кто сидит сейчас в этом зале. «Впрочем, — поправил он сам себя, — не сексом. Когда ты не хочешь или когда тебя не хотят, — это в самом деле не про секс. Она, конечно, права, секс по принуждению — не секс, а... принуждение. И, возможно, да, насилие». Но он все равно ею гордился — такой бесстрашной, такой сильной, такой умной. Он искренне считал, что ему повезло с женой. И, да, такое может случиться с любой женщиной, она и в этом права... И что скрывать, он знает, что с другими женщинами такое случается регулярно. Но чтобы с Гермионой, с его женой?! Гермиона перевела дыхание. Она начала волноваться, а ей еще надо рассказать, что сексуализированное насилие бьет по самому базовому в женщине — по ее жизненности, цельности, чувству безопасности, и очень часто оставляет такие последствия, что без помощи не скорректируешь. А помощи женщинам, пережившим насилие, в магическом мире нет… И надо снова вернуться к мысли, что домогательства — это тоже насилие. Оно бьет по тому же — по безопасности, цельности. Это тоже нарушение личных границ женщины и тоже преступление против личности. Надо повторить, что домогательства — это высказанное намерение принудить к нежелательному сексуальному контакту, то есть изнасиловать. А кто лучше, чем волшебницы и волшебники, понимает, как много значит намерение. — А теперь судите меня, — сказала Гермиона после очередной паузы, вызванной оглушающей тишиной в зале. Северус Снейп тоже замер. Сравнить домогательства с непростительными заклятиями, в основе которых лежит именно намерение — подчинить, причинить боль, лишить жизни... Это было страшно даже ему — человеку, который не раз подвергался пыточному заклятию и не раз сам применял заклятие подвластия, и даже убивающее проклятие. — Каким бы ни был ваш приговор, он все равно вряд ли будет справедливым, — негромко проговорила Гермиона Грейнджер-Снейп, зная, что её услышат, даже если она перейдёт на шепот. — К сожалению, я не жду справедливости от суда, в котором так мало женщин и в котором как минимум четверть судей хотя бы раз пыталась склонить меня к половому акту ненужными мне ухаживаниями или пугающей, разбивающей душу грубостью. Вы, почти каждый из вас, то и дело сами домогаетесь женщин… Понятно, что вы будете до последнего убеждать меня и всех, что никакой угрозы моей жизни не было, когда я вынуждена была применить магию для своей защиты. Председатель Визенгамота в предупреждающем жесте поднял руку. — Я еще не закончила! У меня есть еще три минуты! — жестко сказала Гермиона. В зале кто-то засмеялся. «Как ты стала похожа на Снейпа!» — прозвучал голос Луны Лавгуд. «Так вот оно, мое дежавю! — усмехнулся Снейп. — В зеркале себя не узнал!» — Да, — уверенный и подчеркнуто усталый голос Гермионы прервал смешки, — каждой женщине необходимо иногда косплеить профессора Снейпа. Мы, женщины, составляем половину магического сообщества, и пусть лучше нас боятся, чем насилуют. У меня все, господин Министр! Она нашла глазами мужа и улыбнулась ему. Северус Снейп поднялся с места и начал аплодировать. Он знал, какое это произведет впечатление, и надеялся, что молодая часть зала, — его бывшие ученики, которые до сих пор по привычке боятся и слушаются его, — присоединится к нему. А ему надо было сделать что-то такое, что превратит настороженность публики и судей в восторг. Так и случилось. Весь зал вслед за ним взорвался аплодисментами. Защелкали вспышки фотоаппаратов. Репортеры рванули в центр зала. Северус Снейп был доволен. Такого, чтобы репортеры бежали к подсудимому до оглашения приговора, еще не было. Не зря Гермионе прочат высокое место в магическом сообществе, она прирожденный общественный деятель. «Общественная деятельница», — поправил он сам себя, Гермиона сказала бы именно «деятельница».…
Когда она после выходных пришла на работу, ей сказали, что ее ждет Министр магии. — Привет, Грейнджер. Не хочешь взять на себя курирование женского вопроса? — С чего бы? Почему ты мне это предлагаешь? — с насмешливым удивлением просила Гермиона Грейнджер-Снейп. Она еще не успокоилась после суда и была зла на всех, кроме мужа. И даже не старалась это скрывать. — Буду с тобой честен и откровенен. Мне к следующим выборам нужен лояльный электорат. А женщины, как никак, составляют половину электората. И вот еще, Рита Скитер хочет взять у тебя интервью. Не переживай, вычитывать интервью перед публикацией буду лично я. А после публикации объявим о твоем назначении. Сказав это и не дожидаясь ответа, Бруствер встал и отошел к окну. Махнул рукой Гермионе — подойди. Когда она подошла, проговорил негромко: — Прости, что я… Что был к тебе когда-то... не очень уважителен… некорректен... Мне бы хотелось, чтобы в интервью не звучало никаких имен. — Покупаешь мое молчание должностью, Кингсли? — Нет, покупаю лояльность женской части магического сообщества тем, что приближаю к себе такую умную колдунью. Улыбнулся. — И не хочу, чтоб ты возглавила оппозицию! Ну, что скажешь?...