бескрылые боги пытаются хранить ветра.

итэр не знает, почему его так тянет к венти. словно привязью, прилепленной к двум концам жвачкой, кошачьим хвостом. его тянет, и всё. ни понимания, ни объяснений причин. итэр позволяет себе побыть с ним рядом чуть дольше нужного. излишки минут тянутся и вяжут сознание, будто хурма. они гуляют, пьют, поют, опять гуляют — в мондштадте не остаётся и тропинки, на которой они бы не наследили подошвой. излишки минут превращаются в излишки часов, потом дней. а потом венти поёт ему песню о тейватских богах, и итэр неожиданно понимает причину своей к нему тянучести. венти пахнет перьями и ветрами. осознание вкручивается в мозг — резко, почти болезненно, но мягко. словно последний шуруп устаканивает хрупкую конструкцию многометровой башни. итэр впервые смотрит на него под таким углом — старается не порезать внимательностью разглядывания, но не совсем с этим справляется — и думает, что был отчаянно слеп. они так похожи, что это почти больно. когда-то итэр хранил ветра своего мира. жаль, что от его мира остался лишь вакуум. венти хранит ветра тейвата на правах архонта и пока ещё не имеет понятия, что итэр знает, какого это — нести на себе тяжесть божественной сущности и стараться не согнуться под весом воздуха. — не нравится песня? — ласково-беспокойно прерывается венти, когда от чужого внимательного взгляда начинает кровить лицо. — ты лучшее из божеств, — без сожалений бьёт итэр. венти прибивается к месту поражённостью, хлопает пушистыми ресницами, почти шокированно понимает, что говорит далеко не со смертным, и невольно хочет кинуться поклоном ему в ноги. — ты тоже.. — восхищённо-обезоруженно шепчет венти. — меня давно не считают богом, — прерывает итэр. язык горчит скорбью от признания. они похожи до боли, но итэр всё равно чувствует разницу. тейватский воздух обожает венти. погибший воздух родного мира итэра его ненавидит. венти выпытывает из него подробности любопытством, трясётся благоговением от признания чужой силы, почитает его давно исчезнувшее могущество. итэр старше на пару тысячелетий, и венти не чувствует, что совершает ошибку, когда возносит ему молитву. итэр еле дышит от забытых чувств и поражает венти до глубины его божественной души, когда приходит в мондштадтскую церковь с ответным поклоном. обмен не уважением, а признанием — они властители одной стихии, но хранили её в разных мирах. один оберегает ветра до сих пор, второго ненавидит погибший воздух. венти расплачивается за чужую искренность собственной правдой: — я родился не богом, — однажды шепчет он, перекатывая ласковый ветряной поток между пальцев. прислоняется спиной к кресту церкви, на крышу которой привёл итэра. старый бог купается в восторге горящего заката и ощущении многометровой высоты и слушает его со всем доступным вниманием. — ветром, — безошибочно понимает итэр. венти почти забывает дышать и радостно улыбается, будто не чувствует привкус скорби на языке. — мистралем, — кивает венти, выпуская из пальцев ластящийся к рукам воздух. тот тихо влюблённо урчит и покорно оставляет хозяина, улетая в горизонтную даль. — чудесный ветер, — честно признаёт итэр, прекрасно зная, что вспарывает комплиментом ему грудную клетку. венти безбожно краснеет. итэр прячет улыбку в сгибе запястья. они узнают друг о друге больше, но не меняют между собой ничего. повторно и потройно исхаживают тропинки, пьют, поют песни. непозволительно безалаберные боги. они нежатся в бризе, треплют волосы феном, скрываются от бурана, катаются на вихрях. добираются до центра логова ужаса бури, забираются на развалины некогда величественной башни. венти рассказывает о двалине, ласково называет его братом, шутит о том, что дракон — истинный хранитель ветров. итэр улыбается, растекается по руинам безмятежностью, слушает бардовкие песни, думает о бардовских губах, смотрит на медленно пламенеющий закат. венти постепенно затихает, заражается умиротворением, ложится рядом. вихри воют о чём-то смертном и мгновенном где-то внизу, но боги не вслушиваются. — я скучаю, — вдруг шепчет итэр. прилипший к горизонту янтарный взгляд отливает многовековой невыплаканной солью. — по кому? — аккуратность вопроса ощущается шёлком и плюшем в сознании. итэр молчит, и венти перенаправляет ветряной поток слов. — по чему? — по крыльям. венти пронзает бора. глаза ширятся, зрачки узятся. понимание придавливает гравитацией к развалинам. — ты ненавидишь планер, — венти озвучивает это как факт, но итэр всё равно подтверждающе кивает. — всегда раскрываешь его у самой земли. — не могу привыкнуть, что они не всегда за спиной, — сокровение срывается в губ так легко, словно ничего не стоит. венти кажется, что вся мора тейвата не сможет покрыть цену этой тайны. — и что ночью ломит лопатки, — венти не находит ничего лучше, чем отплатить той же монетой. итэр под боком вздрагивает пониманием. — шрамы? — обрубки. воздух свистит, когда его с болью втягивают сквозь зубы. взгляды мажутся по горизонту уродливой солёной вязью. — как ты?.. — итэр осознаёт, что ему не позволено спрашивать, когда слова уже вырываются непослушными птицами из клетки губ. стремительно замолкает, но венти всё равно не жалеет ответа. — клинком. барбатос не всегда был лучником, знаешь. в его голосе — горькая усмешка, в словах — ледянящий ужас. откровенность — это замороженное гнилое мясо. итэру хочется его утешить и спасти. прижать к себе, обнять крыльями, закрыть от мира. итэр опять забывает, что больше не умеет летать. лопатки простреливают вакуумной болью погибшего мира. — мне жаль. — мне тоже. солнце топится в горизонте, взгляды истекают солью. чужеродные ветра пытаются придушить итэра и скинуть его тело на скалы. венти следит за ним божественными глазами, когда итэр подходит к краю. не останавливает, но умоляет: — не забудь раскрыть планер. итэр улыбается ему чужеродными звёздами и одним шагом срывается с обрыва. чуть не ломается в позвоночнике, слишком поздно расправляя искуственные крылья. венти догоняет его у ворот мондштадта. подлезает под бок, стирает с лица скорбь, ведёт в таверну. они пьют за воспоминания, чтобы стереть из головы пласт памяти. боги пьянеют с трудом, но доводят сознание до мутности. дилюк вышвыривает их вон, когда заканчивается третья винная бочка. венти ведёт итэра к долине ветров, игнорирует собственную статую, как глупую безделушку, утягивает за ладонь в заросли мягкой травы у корней высокого дерева. итэр расслабленно смотрит вверх и не вырывает руки из хватки — покорно сплетает пальцы. в этом есть нечто более интимное, чем любое из смертных наслаждений. ощущается остро, сильно и пронзающе. наверное, если бы они были людьми, усмирить будующее сердце было бы проще. — какой у тебя любимый ветер? — вдруг спрашивает венти, теряясь взглядом в пушистой древесной кроне, затмевающей звёздное небо. — анемо, — итэр отвечает мгновенно, не раздумывая. его искренность чуть не вскрывает венти уголки рта — губы тянутся в улыбку до образования трещин. — в тейвате все ветра — анемо, — мягко напоминает венти и перекатывает в пальцах крохотный урчащий поток. как же воздух его обожает. — мистраль, — с нерушимым спокойствием переобувается итэр. в сердце венти взвивается сирокко. янтарные глаза в бирюзовые. тянучесть медленно связывает их внутренности друг с другом. — а твой? — итэр всего лишь спрашивает, но венти кажется, что он вновь ему молится. — звёздный. сирокко накрывает весь мир. итэру мало кислорода в лёгких. чужеродные ветра будто хотят его придушить, но чужеродные ветра хранятся и обожают венти. бриз послушно стекает с языка венти итэру в губы. носится в звёздных лёгких, урчит, принимает нового хозяина и сталкивается с новым потоком, когда венти притягивается к итэру не только губами, а всем маленьким божьим телом. венти целует его, а итэр впервые с момента рождения вакуума родного мира начинает по-настоящему дышать. тейватский воздух омывает его существо и покоряется — позволяет повелевать собой. у венти жгутся губы от забитых в поцелуй звёзд. итэр неосознанно гладит его спину, и венти безбожно трясёт, когда нежные пальцы оглаживают бескрылые лопатки. — останься со мной, — венти не молится, но умоляет. шепчет в исцелованные губы, задыхается, надламывается. для того, кто давно растерял свою божественность, это самая честная просьба. итэр не отвечает, но тянется ладонью к анемо потоку. тот вдруг без сопротивлений подставляется под пальцы, слушается, следует за движениями его руки. итэр не верит, но уже знает, что будет хранить этот маленький ветер до скончания веков. послушный урчащий поток одним концом обвивает запястье венти, другим скручивается маленьким вихрем на его собственном, ласково стягивает их вместе. венти еле дышит, когда соприкасается с ним кожей, дрожит, когда итэр сплетает их пальцы, и верит, когда итэр обещает, что не уйдёт. никто не говорил, что ветра должны храниться лишь одним богом. ветра не будут покоряться даже одному, потому что они свободны. но если два божества захотят их охранять, то ветра не будут против обожать их обоих.