Тайна

Скэриэл стоял у зеркала. Красный свет от ламп был уже привычен - под их освящением он давно научился приводить себя в порядок. По всему его чуть влажному после душа телу уже темнели синяки от засосов, а на руках виднелись следы верëвки, но это не было проблемой. Его следующий клиент знал - он будет уже третьим за эту ночь, кто прикоснётся к брюнету. Что "золотая птичка" уже прилетит к нему кем-то испорченной. Сам виноват, нужно было платить больше за шанс получить его первым или хотя бы вторым. Правда третий клиент в негодовании скорее всего попробует взять больше, так же, как поступил с ним и второй. Такие любили оставить свои укусы и засосы на местах от губ предшественника. Оставить свои метки на игрушке. Показать, кому она теперь принадлежит. Кто-то из-за этого даже порой бился за третье место на ночь, чтобы быть тем, кто оставит последние следы на этом мальчике. Сексуальные маньяки. Скэриэл вздохнул, заканчивая с работой подводкой на правом глазу и переходя к левому. Лицо всегда идеальное. Никаких следов побоев. Во-первых, потому что оно всегда наполовину прикрыто маской. Во-вторых, потому что одним из главных правил обращения с "золотым мальчиком" было не трогать его лицо. Оно должно было оставаться идеальным. Потому что мистер Эн так сказал. Потому что с мистером Эном Скэриэл занимался сексом без маски. Потому что мистер Эн ненавидел побои на прекрасном лице своей "золотой птички". Потому что мистер Эн на глазах своего мальчика однажды лично отрезал яица одному полукровке, который посмел, поддавшись волне удовольствия, оставить на лице "золотой птички" след от пощёчины. Рука дрогнула, от чего брюнет выругался и поспешил использовать смывку. Глаза никто за маской не видел, и, казалось, подводка не имела смысла, но еë тоже любил мистер Эн. Мистер Эн, который мог случайно наведаться в Яму и потребовать к себе своего мальчика. Нужно было красить глаза, потому что явиться без этого к мистеру Эну было равносильно смерти. Босс ненавидел неидеальность, если это касалось лица Скэриэла. Всë остальное тело его не интересовало: побои, укусы, засосы и раны были для него символом хорошей работы его верного мальчика. Как же он его ненавидел. Как же хотелось вколоть ему его же ампулы. Те самые, с каким-то вирусом, который за несколько месяцев или даже недель убивал того, с кем брюнет провëл ночь, если мистеру Эну требовалось избавиться от этого клиента. Уникальные заказы, которые босс давал не столь редко. Многие верхушки в Центре слышали легенду о "золотой птичке", и многие желали опробовать столь умелую игрушку в деле. О да, а умел Скэриэл много. Мог исполнить любое желание клиента. Быть сверху или снизу. Доминантом или сабом. Опробовать все игрушки - на другом, и на себе. Устроить целое представление. Выдержать удары всеми видами стеков и плëток, ночь без оргазма или наоборот, с множественными оргазмами. "Любой каприз - за ваши деньги" - так мистер Эн его рекламировал. И многим извращенцам так и хотелось опробовать "золотого мальчика" в деле. Скэриэл этим лишь пользовался. И если надо было, через силу и боль, после окончания сессии, заставлял себя очнуться. Заставлял достать тот самый шприц и вколоть его в спящего, уставшего после игрищ, любовника. Потому что это был единственный шанс. Потому что никому другому мистер Эн этого не доверял. Сегодня таких заказов не было. Простая "золотая ночь", устраивается мистером Эном раз в месяц. Места на неë разыгрывались на закрытом аукционе, куда приглашались самые богатые извращенцы Октавии. И если мистеру Эну очень нужно было от кого-то из этих извращенцев избавиться, и его цель как на зло не успевала выкупить место на "золотую ночь", босс делал жертве "тайное уникальное предложение" - за чуть большую плату тоже стать её участником. Так у Скэриэла появлялся за ночь и четвëртых клиент. Будущий нежилец. Даже жаль, что сегодня было без такого заказа. Ведь это означало бы большую плату. Им не помешали бы дополнительные деньги на ремонт будущего знания Союза Проклятых. С подводкой кое-как дело было покончено. В отражении - идеальное лицо с подчëркнутыми красными карандашом тëмными глазами. Губы он помадой не красил, хотя такая у него тоже имелась. Клиенты не любили помаду из-за следов, которая та на них оставляла. Особенно там. Хотя сам Скэриэл помаду обожал, и пробовал дома разные цвета. Возможно потому что она могла прикрыть вечную потрёпанность губ. Скэриэл усмехнулся, идя по коридору и поправляя чёрно-серую маску. Готье с такой необычной любви друга к помаде лишь всегда смеялся, но никогда не называл еë странной. За это брюнет Готи был благодарен. Скэриэл вообще за многое Готье был благодарен. В его отвратительном мире, который он однажды собирался исправить, Хитклиф был символом чистоты. Краснел как помидор от его шуток про Оливию, когда поцелуи у полукровки были самым невинным, что он делал за ночь. А ещë чистокровный так мило вечно хлопал глазками, когда наблюдал его в закрытой одежде в разгар лета. И ведь верил в то, что другу вечно холодно. Даже от этого всегда лез его обнимать в постели, чтобы согреть. Наивный. Прекрасный. Но спал в одной кровати со своим "символом чистоты" Скэриэл всегда настороженно. Боялся, что тот решит из любопытства заглянуть под его водолазку. Увидит все эти побои и засосы. Узнает, насколько друг был отвратительным. Скэриэл закрыл за собой дверь вип-комнаты. Ключ от неë будет только у его третьего клиента. Снял с себя пальто, в которое всегда кутался, когда переходил из комнаты в комнату. Под ним было изящное бельë - в этот раз выбор мистера Эна, который готовил его перед каждой "золотой ночью", пал на нижнее бельë из красных лент, что абсолютно не прикрывало зад, а главную "прелесть" заставляло быть приподнятой и выпирать из ткани. Рвать бельë, кстати, тоже для клиентов было "табу", поэтому чаще всего Скэриэлу приходилось раздеваться самому, торопясь под нетерпеливым взором. Полукровка улëгся на широкую кровать, принимая привычную раскрытую позу. Чтобы клиент сразу же увидел чудесные стороны своей игрушки на ближайшие два часа - столько проплатил именно этот, видно, не очень всë же богатый. Брюнет от скуки чуть покачивал ногой, а после прикрыл глаза. Сегодня он освободится пораньше, и сразу же после душа поедет домой, если, конечно, повезëт, и мистер Эн не решит заглянуть в Яму. А иначе брюнет мог вообще не освободиться этой ночью. Дома были Эдвард и Джером. Наверное уже спали. Они о его работе не знали. Им обоим Скэриэл говорил, что занимается для мистера Эна разными грязными делами - продажей виса, добычей информации, поиском новых клиентов, и иногда даже убийством неугодных. В последнем хоть не соврал. Он никогда бы не рассказал им эту историю. Как, сбежав из интерната и умирая на улице от голода и мороза, встретил людей, которые предложили деньги. Хорошие деньги. За его девственность. О том, что это такое, он узнал в ту же ночь. Было больно. Очень больно. Но денег дали много. Он впервые за долгое время спал в нормальной кровати и ел нормальную пищу. Потом эти люди снова предложили деньги. И снова. И снова. И как он начал продавать своë тело в обмен на возможность выживать. Лишь на подкорке мозга понимал, что это неправильно. Но быстро научился абстрагироваться от всего этого: от боли, от мерзких рук, которые лапают его везде, где только можно, от того, что его швыряют и кидают. От того, что для этих людей он не был человеком. Он был куклой. Потом его решил опробовать мистер Эн. Это была одна из самых ужасных ночей, которую Скэриэл когда-либо переживал. Мистер Эн испытывал его с каким-то известным лишь ему садизмом. А потом взял к себе. Отправил работать в Глубокую яму, сделав при этом своей личной игрушкой. Своей "золотой птичкой". О "да" или "нет" речи больше не шло. Попав к мистеру Эну, у Скэриэла пропало какое-либо право выбора. Он всегда был обязан делать то, что тот скажет. Чуть позже мистер Эн и придумал "золотую ночь". После первой такой Скэриэл закрыл долги Эдварда. Эд легко поверил в ложь о том, чем тот занимается, работая на мистера Эна. Или же сделал вид, что поверил. И когда застал его один раз полуголым, поверил или притворился, что поверил, в ухмылку и слова о "Очень бурной ночи". Хотя фактически это была правда. О его тайне никто не должен был знать. Он и без слов других людей осознавал, насколько жалким и отвратительным человеком является. Перестали бы Эдвард и Джером брать деньги, узнав, какими трудами они зарабатываются? Отвернулись бы от него? А Готье отвернулся бы? Никто. Никто не должен узнать. Дверь пиликнула и распахнулась. Скэриэл открыл глаза и натянул притворную ухмылку. На пороге появился массивный чистокровный лет сорока. На его лице отразилась широкая в безумном предвкушении улыбка. Эти два часа обещали быть долгими.