Отвези меня домой

Иногда Ли Донхека бывает слишком много. Настолько много, что, когда он внезапно выпадает из поля зрения, из их общего группового пространства, его отсутствие заявляет о себе так же нахально и громко, как и его смех в самое ухо, как попытки зачмокать и защекотать до смерти, как тисканья по утрам, когда тело и дух находятся в астральном рассинхроне, и Ренджун как будто смотрит на себя со стороны. И то и другое парадоксальным образом нарушает гармоничность бытия. Избыточность Хэчана проявляется во всем: в его словах (и их громкости) в прикосновениях (и их интенсивности), в его внезапном молчании, которое способно оглушить. Словно он не знает меры ни в чем, хотя Ренджун понимает, что это, конечно же, не так. Когда это требуется, Донхек затихает и полностью обращается в слух: он может быть пугающе внимательным к мелочам, опасно деликатным и до жути обходительным. Так что будьте уверены, если уж Донхек переступил чьи-то границы (а после наступил на них и от души потоптался), выглядя при этом как слон в посудной лавке, сделал он это злонамерено. Он может быть вредным и капризным в мелочах, но всегда щедр в принципиальных вопросах. И если для Ренджуна компромисс это клетка, а уступки – проигрыш, то для Донхека – непаханое поле экспериментов и новых возможностей. Он будет вредничать из-за какой-то ерунды, устроит целое событие из рядового вопроса: кому и с кем сесть в автобусе, в котором они будут трястись два с половиной часа по разбитым сельским дорогам на пути к съемкам их нового шоу, но никогда всерьез не ранит чувства близких ему людей. Уколет – да. Пошутит, съязвит, возможно, даже учинит скандал, но также легко придет мириться или позволит сделать первый шаг к примирению. Он сделает это, даже если в итоге пострадает его гордость, даже рискуя остаться в дураках, по жалкому смешным и нелепым, он просто проглотит это и не подавится. За него это сделает Ренджун, когда Донхек в очередной раз встанет у него поперек горла. Застрянет там комком чувств, смеха, невысказанных слов и перезревших в голове мыслей, которые уже не к месту. Да, порой Донхек бывает совершенно невыносим. Особенно, когда хочет прихвастнуть и повыпендриваться. Он мелкий провокатор, с одинаковым рвением нарывающийся как на комплименты, так и на оплеухи. Его чрезмерность может быть утомительный, порой она так сильно раздражает Ренджуна, что тому искренне жаль, что он просто физически не может скрутить его так, как это в любой момент, просто и без затей, способен сделать Джено. Но в какой-то момент Ренджун тоже находит в этом определенный разбег для маневра: способ, ключ, пароль для взлома системных настроек Ли Донхека. Возможно, с его стороны самонадеянно думать, что он сумел разгадать полную загадок, каверз и противоречий душу этого человека, но то, что он выявил определенные закономерности, он знает наверняка. Ренджун понимает это, когда перестает парировать, отбиваясь от словесных, любвеобильно едких атак Донхека или ускользая от его преследований, и впутывается в эту игру уже сам, делая это совершенно осознано и добровольно, провоцируя Донхека побегать за ним еще и, возможно, в какой-то момент (когда он будет готов) позволить себе оказаться пойманным. Донхек ловит его на кухне в компании ребят. Джемин и Джено мирно переговариваются, готовя завтрак, и их движения спокойные и слаженные. Еще не проснувшийся до конца Джено не особо вслушивается в слова Джемина. Методично нарезая салат, он не замечает, как Джемин и Марк переглядываются, флиртуя и общаясь друг с другом, кажется, с помощью одних только глаз. Это стало настолько привычным между ними, что никто уже не обращает на них особого внимания. Никто кроме Ренджуна. Отчего-то, глядя на ребят, в нем расцветает самая настоящая зависть, какая возникает у младших братьев, когда они наблюдают за старшими, у которых все серьезно и «по-взрослому», и отчаянно хочется так же. Чтобы слова поспевали за мыслями, а те не шли вразрез чувствам, чтобы разговоры о тех самых чувствах не вызывали припадочного желания нервно расхихикаться. Хэчан на молчаливое кокетство Наны и Марка реагирует так же по-сиблинговски, но вместо умиления, он корчит рожи. Открывая жалюзи, он вклинивается в тихую утреннюю идиллию, как луч солнца ударивший сидящего лицом к окну Ренджуна по глазам. — Что такое, солнышко, ты не в настроении? — почти поет Джемин, с легким ехидством поглядывая на мрачного после сна Донхека. Но вместо ответа, тот лишь отмахивается от него, заглядывая в телефон Джисона, который показывает Ченлэ очередной упоротый ролик про межгалактических червей. Умиротворенное затишье не длится долго. Окончательно проснувшись, Донхек начинает свою любимую разминку: выбеси или заставь всех смеяться и шутить как в последний раз. Он некоторое время оглядывает замешивающего тесто Джено, перед тем как ляпнуть: — Знаешь, ты сейчас выглядишь, как тот мужик из иностранного тик тока, который шлепает тесто и другие продукты, а женщины средних лет хватаются за сердца и трусики. На секунду наступает тишина. Все смотрят на Джено, который явно завис от такого вызывающего комментария, но его сильные руки в закатанной до локтей рубашке, с заметно вздувшимися венами, моментально подкидывают самые яркие образы и ассоциации. Первым раскалывается Ченлэ, и его заразительный смех обращается цепной реакцией. Джено краснеет до ушей, когда ловит взгляд Джемина, веселый и подбадривающий. Он единственный кто не смеется над вброшенной шуткой. Джемина вообще сложно по-настоящему рассмешить, а уж застать врасплох так вообще, можно сказать, миссия из разряда невыполнимых. Он не такой смешливый как Ченлэ или Марк, и он никогда не использует смех как защитную реакцию, как это иногда неосознанно делает Ренджун в любых неловких и непонятных ситуациях. Когда шум за столом понемногу стихает, Джемин переводит свой спокойный и прямой взгляд на Донхека и шлепает по тесту самым непристойным образом, поигрывая бровями и вызывая у всех собравшихся на кухне новую волну неудержимого хохота. — Вот так? — с наигранной невинностью спрашивает Джемин, что идет в разрез его действиям, когда он продолжает пошлепывать многострадальный кусок теста. — Скажи, Хек, я все делаю правильно? Тебе нравится то, что ты видишь? Я никогда не видел ни одного такого ролика, но ты, кажется, знаешь, о чем говоришь. Марк уже бьется в настоящей истерике и едва не улетает под стол, а Джено посмеивается, когда Донхек закатывает глаза с видом: Боже, дед опять выдал кринж. Все знают, что Джемин один из немногих людей, способных заткнуть Донхека за пояс и дать отведать своего же собственного лекарства. Наверное, из всех дримов только с ним Хэчан не рискует зубоскалить и брать на понт, зная, чем это может обернуться. Ненадолго, но этот эпизод усмиряет Донхека, хотя именно благодаря ему их полусонное царство оживает и уже за завтраком они все включаются в оживленную беседу. Домашний ток и омлет восхитительны. Ренджун следит за тем, чтобы всем досталось поровну, ворчит, но все же позволяет Донхеку таскать еду из собственной тарелки. Им всем понадобится много сил для нового дня. Впереди камбек, а значит репетировать придется до победного. В тренировочном зале прогон хореографии идет полным ходом. После двух часов танцев и активного, как бы сказал Тэн, жопотрясинга, на ногах остаются лишь Марк и Джисон. Марк выглядит так будто в любую секунду будет готов к новому еще более интенсивному заходу. Ренджун пытается понять, откуда это человеческое воплощение коллайдера черпает свою энергию. Рядом с ним Хэчан выглядит так, будто в любую секунду потеряет сознание. Ренджун подползает к нему и валится сверху, придавливая вспотевшего Донхека к полу. Его дыхание щекочет шею, а прохладные влажные ладони задевают кожу под задравшейся на спине футболкой. Он пытается дышать ровнее, чтобы Донхек поймал его ритм и подстроился под него, выровнял свое заполошное дыхание. Он хочет сказать Донхеку: куда ты так гонишься, зачем пытаешься прыгнуть выше головы, полежи со мной еще, отдохни, позаботься о себе, я переживаю. Иногда он так много хочет сказать ему, что волнение растет комом в горле, и это заставляет Ренджуна прикусить язык. Он знает, что Донхек не дает себе поблажек ни в чем, что касается их работы, и порой это сказывается на его здоровье, но Ренджун также знает, что любая попытка проявить жалость будет воспринята им в штыки. Однако Ренджун выходит из себя, когда его сочувствие воспринимается как та самая пресловутая жалость, и тогда он хочет треснуть Донхеку так, чтобы мозги уже встали на место и он наконец-то правильно его понял. Донхек пытается трепыхаться под ним, желая продолжить тренировку, но Ренджун использует все силы своего маленького тела, чтобы оставить его в неподвижности. Он идет на хитрость и стонет, жалуясь о том, как он устал, и что он больше не может, и вообще лучше убейте его. Донхек ведется (или только делает вид), затихая под ним, вжимается в плечо носом и подстраивается под ровное дыхание Ренджуна. Тактика срабатывает, и следующие часы тренировок проходят для Донхека как будто бы легче, в основном потому, что теперь он уже сам берет брейки, чтобы отойти продышаться. Ренджун знает, что Донхек в состоянии позаботиться и о себе, и о своем здоровье, но порой ему нужно напоминать о том, что у всех есть свои пределы — и это нормально. Во время большого перерыва они все балуют себя сладкими напитками, и когда рука Донхека тянется к сливочному латте с непозволительной порцией льда, Ренджун бьет по ней со всей силы. — Ай! — бросив обиженный взгляд на Ренджуна, он баюкает пострадавшую руку. — Чего дерешься? — Уже забыл, как сипел перед прошлым альбомом, хочешь снова без голоса остаться? — Ну мааам, — гундосит Донхек, вновь начиная паясничать. Ренджун на его кривляния лишь закатывает глаза. — Ты бы уже определился, — вклинивается в их разговор Ченлэ. — Он тебе жена или мать. Не выдержав, Рендужн прыскает в сжатый кулак, а Донхек выглядит так, будто всерьез задумывается над этим вопросом. — Жмать, — наконец-то выдает он. — Жена и мать all inclusive. Цыкнув, Рендуж качает головой. — Много хочешь. — Много хочу — много получу. Ренджун решает не продолжать перепалку и лишь загадочно и многообещающе улыбается Донхеку, наверняка зная, что это взбодрит его получше любых слов. А вечером были посиделки за грилем, соджу и пиво. Много-много пива. Прохладное и пенное, оно растекается по языку приятной летней горечью, и пусть за окном бушует промозглый февраль, Ренджун чувствует, как его окутывает теплом. Горячие пальцы скользят по запотевшему стеклу, и захмелевший Донхек ластится под боком, рисуя на стекле его бокала улыбающуюся мордочку. Хены из иличилей дружно затягивают Mirotic-tvxq, пока главные заводилы вечера Чону и Джонни устраивают какое-то абсурдистское шоу в миниатюрах. Ребята уже давно перепутались и разбрелись между столами, и только Донхек, измотанный этим днем до предела, отказывался вставать со своего насеста. Тихонько напевая на ухо Ренджуну, он тянется к нему, чтобы незаметно для всех переплести их пальцы под столом. И в этот момент Ренджун ловит какой-то легкий дереал от происходящего, потому что по-уютному тихий Донхек, не стремящийся в центр внимания, не голосящий громче всех, не пытающийся своим настойчивым флиртом вывести его из себя, похож на пьяный мираж. Это кажется настолько необычным, что Ренджун замирает, боясь спугнуть такое приятное наваждение, он едва каменеет и по всей видимости теряет свойства подушки, что, конечно, не ускользает от внимания Донхека. Все заканчивается резко. Качнувшись в сторону, Донхек едва не заваливается в сторону, но успевает подставить руку. Опираясь на нее, он отодвигается от Ренджуна. Шумно тянет носом, берет бокал, взбалтывая остатки пивной пены на дне, и вливает ее в себя залпом. Ренджун пытается поймать его взгляд, не замечая и не контролируя себя в собственных глазах: я же не против, я же только за, просто я не ожидал, но это было приятно, давай посидим так еще, ну посмотри на меня, не отворачивайся, ну — зная наверняка, что не отважится озвучить эти мысли вслух. Донхек избегает смотреть в глаза, пряча затухающий блеск собственных под челкой. Он вновь шмыгает носом и бурчит непонятно перед кем отчитываясь, что ему нужно на воздух. Его почти не шатает, когда он встает и, огибая столики, выскальзывает в коридор незамеченным. Ренджун подвисает на пару минут, пытаясь осознать, что сейчас произошло, и только когда в его голове всплывает образ вылетающего из нагретого жаровнями помещения на улицу в одной легкой фланелевой рубашке Донхека, он едва не опрокидывает стол. Блять. Он почти срывается с места, как вдруг его неожиданно ловят за руку. — Эй, — хватка Тэена для человека, напившегося в дрова и половину вечера проспавшего за столом, неожиданно крепкая, он жмурит один глаз, пытаясь сфокусироваться на лице Ренджуна. — Ты, это... Ренджун готов взвыть от досады. Он не привык грубить старшим, но растрачиваться сейчас на пьяные задушевные беседы, когда Донхек мерзнет на улице в одиночестве он не намерен. — Хен, извини, но я должен забрать Хэчана с улицы, этот идиот- Тэен кивает. — Вот именно что идиот, — неожиданно серьезным тоном произносит он. — Забирай его и вези домой. — Что? Устало вздохнув, Тэен закатывает глаза и падает подбородком на выставленную ладонь. — Он же только восстановился, ок, я понимаю, он сейчас рвется в бой и пытается наверстать, но, если он не будет нормально отдыхать — все насмарку, а это, — широким жестом он обводит шумное помещение ресторана. — Совсем не тот отдых, в котором он нуждается. Умом Ренджун понимает, что Тэен говорит разумные и правильные вещи, но чутье подсказывает, что увести Донхека в самый разгар вечеринки — дело на сто процентов проигрышное. — Не думаю, что Хек согласится уехать сейчас. Теперь Тэен смотрит на Ренджуна оценивающе. — А я думал ты умный мальчик. Настолько неожидавший услышать что-то подобное от старшего, Ренджун по-глупому моргает. Он как-то неловко кланяется, после чего разворачивается и идет в сторону вешалок, где среди груды верхней одежды надеется откопать свои с Донхеком куртки. Однако уже на выходе Ренджун вспоминает, что забыл телефон за их столиком и бежит обратно. Тэен встречает его в той же позе пьяного тибетского монаха, в какой его оставил Ренджун. Уйти красиво не получилось, поэтому он бросает первое что приходит в голову: — Ничего, если мы уйдем не попрощавшись? Тэен кивает и поднимает руку с раскрытой ладонью вверх, другую — кладет у сердца. — Как лидер, обещаю взять всю ответственность на себя. — Ну... тогда пока. — Удачи! Странный он, этот Тэен, рассуждает Ренджун по пути к выходу. Как скажет что-то — хоть стой хоть падай. Умный мальчик, пфф. Куда уж там. Иногда Ренджун любит поныть на тему кармы, мол, Донхек его персональное наказание за все прошлые грехи. Но если совсем начистоту, Ренджун согласен с На Джемином, который однажды сказал, как бы невзначай и в шутку, что они друг друга стоят. Ренджун ожидаемо находит Донхека в курилке. Порыв ветра уносит мысли прочь и одновременно бьет в нос томным запахом дыма от любимых вишнево-гвоздичных сигарет Донхека. Тот знает, что Ренджун совершенно не выносит вонь от табака, и потому его попытки замести следы кажутся Ренджуну нелепо смешными. Капюшон куртки летит на бестолковую голову Донхека вслед за подзатыльником. — Твоя любовь и забота всегда ощутимы, — потирая ушибленное место жалуется Донхек. Он дуется, глядя на то, как Ренджун делает губы дудочкой, посылая своей кармической зазнобе поцелуй. — Моя любовь легка как перышко. С третьей попытки Донхек все же влезает в рукава куртки. Они стоят друг напротив друга под хиленьким навесом в пятне желтого света, льющегося из широкого окна ресторана. Снег усиливается, и теперь крупные снежинки сыплются непрерывно, скрадывая шум дороги и скрывая их в этом узком проулке от любого внешнего вмешательства. Карие глаза Донхека блестят совершенно непостижимо, словно бурная река в ночи. В их глубине грусть и обожание, нерастраченная болезненная нежность и совсем не пустое предостережение. В них игра на полутонах, которые Ренджун не всегда способен распознать: как слух новичка, недостаточно натренированный, не может разложить сложную мелодию по регистрам и тональностям. И как бы он не старался, но что-то важное, обращенное лично к нему — вновь ускользает. Это ускользание неосознанно подталкивает его к Донхеку. Подталкивает… в буквальном смысле. Нахально улыбнувшись уголком губ, тот хитро щурится. — Что такое, Ренджун-а, совсем не можешь устоять передо мной? Ты чертовски прав, думает про себя Ренджун, но вслух он лишь ворчит, называя Донхека придурком, и вообще в нем все еще плещется бутылка соджу, распитая на двоих с Тэеном, а ему много не надо. Донхек на это фыркает снисходительно, и вместо того, чтобы начать отвечать, разжигая очередную бессмысленную перепалку, делает шаг навстречу, сокращая и без того ничтожное расстояние. Теперь их разделяет лишь эко-наполнитель от пуховиков, и Донхек смотрит сверху вниз: совсем не новый ракурс, но то ли все дело в причудливой игре тени и света, то ли в чуть смазанном макияже глаз или в самой ситуации, в их редком уединении, но эта интимность вдруг кружит голову похлеще всего выпитого ими алкоголя, заставляя сердце на секунду замереть, а затем вдруг рвануться, набирая мучительно приятную скорость. Мазнув языком пересохшие губы, Ренджун не выдерживает. Просто не выдерживает... вот этого всего. Их близости, интенсивности во взгляде Донхека и этого внезапно ошеломившего его напряжения. Пошатнувшись, он падает на Донхека, позволяя тому приобнять себя за талию, и утыкается пылающим лицом в шею. Обниматься с Донхеком всегда казалось Ренджуну безопаснее, чем смотреть ему в глаза. Подвыветрившийся, но все еще древесно-колкий, аромат парфюма сидит близко к коже, смешиваясь с запахом самого Донхека, и это так приятно, что Ренджун готов простоять так целую вечность, просто вдыхая и пропуская его через себя. Он едва не засыпает, пока Донхек гнусаво мурлычит ему в макушку какую-то популярную песню, Ренджун не пытается разобрать слов, настраиваясь на звук, на жужжание и вибрацию, которые успокаивают его и приводят мысли в порядок. Тогда он вспоминает слова Тэена, и только в этот момент понимает, что именно имел в виду Хен. Прилив уверенности в себе (в них) побуждает его действовать тихо, но настойчиво. —Хек, — зовет он. — А? —откликается Донхек. — Отвези меня домой. Донхек перестает петь, но даже последовавшая за собственными словами пауза не заставляет Ренджуна спасовать, не вызывает беспорядка и растерянности в его мыслях. Он просто ждет, прижавшись плотнее, ощущая приятно осторожные руки Донхека вокруг себя. Ему тепло и спокойно. Он знает, что, выбирая между лихой и шумной тусовкой и им, Донхек выберет его. И когда он нерешительно, будто боясь спугнуть, спрашивает — к тебе или ко мне, Ренджун улыбается ему в шею совершенно пьяный от счастья. — Давай к тебе. Так ближе