***
Они представляли из себя группу инженеров-техников, которые занимались постройкой всяких приколюшек, готовых разъебать полгорода. И, конечно, работающих на правительство, по канонам любых фильмов. Взгляд цепляется за диагностику Титана. Всё в норме. Руки, ноги функционирует, тело не перегревается (естественно, попробуй тут, находясь без движения), насос и электродвигатели на месте, жидкость для охлаждения имеется. Натаниэль вообще не понимает, на кой хер ему нужно смотреть на это каждый день своего существования. Он подъезжает на кресле к одному из приятелей. Дэйв, сосредоточенный на чём-то столь важном не обращает внимания на присутствие Натана позади, пока ладони не опускаются на плечи, заставив те дёрнуться. — Что там такого? — интересуется Натан, опустив голову вбок. Экран демонстрировал цифры. Дохуя цифр. — Код C-01-01, — Натаниэль не удерживается от протяжного выдоха, словно всё несчастье мира свалилось на плечи. — Что? — Дэйв оказался не способным сохранить маску равнодушия, когда заметил выражение лица коллеги. — Я не понимаю, чего все стали обсасывать его, — ладони сжимают голову с двух сторон, едва волосы себе не выдергивая. — Спорим на сотку, она убьёт всех нас? — Камера-Титан мужского пола. — Камера-Титан техника. У неё не может быть пол. — Ну, это смотря чьё подсознание, — посмеиваясь, Кэти входит в помещение в сопровождении Джонатана. Она даёт пять Дэйву за место привычных рукопожатий, садясь на место. Пальцы поправляют съехавшие очки. — Угадай, кто решил стать добровольцем? — неким подбадривающим тоном произносит девушка, поглядывая на напарников. — Всеми любимый Джонатан, — Натаниэль глухо хлопает в ладоши. Кэти улыбается, пожимая плечами, мол, угадал. — А ты чего, соня? — спрашивает она, наваливаясь на плечо Дэйва. Со стороны, как брат с сестрой. — Пытаюсь понять, почему Камера-Титан не хочет принимать других. Может дело в коде… — бормочет мужчина, касаясь пальцем подбородка. — Я сильно сомневаюсь в этом, — качает головой она, скрестив руки на груди, помяв поглаженную рубашку. — Над этим кодом работали лучшие из лучших. Хакеры проверяли на наличие ошибок. Да это просто чудо, а не код, — в конце концов всплескивает руками Кэти. — Был бы ещё у кода нормальный хозяин. Трое поглядывают на него с явным вопросом и эмоцией вроде: «Ёбанный рот, чел, ты в порядке?». — Что не так? — Всё, — подмечает Кэти. — Я одного понять не могу, чем обусловленна твоя ненависть к нему? — Я не ненавижу Камера-Титана. Просто… — Натаниэль подходит к стеклу, касаясь кристально чистой поверхности, позже стукнувшись лбом. — Хочу, чтобы она нашла кого-то, перестав отбирать чужие жизни. Джонатан касается его плеча, после отвечая кивком на повернувшегося к нему напарника. Ладонь похлопывает, а серые глаза пытаются вселить уверенность и чувство безопасности. Это срабатывает. Напряжённые плечи размякли, боль в спине уходит на время.***
Холодный ветер обдувает кожу и волосы, а глаза щурятся автоматически. Натан говорит слова о том, что любит и обещает как можно скорее вернуться домой. Но это ложь. Женский голос до сих пор застывает в голове, а реплики продолжаются, словно на перекрутке. Он не любит её, но она любит его. Вот это правда. Натан постоянно чувствует пустынное ощущение, что-то пожирает изнутри, сразу не понять, однако оно постепенно берет больше, больше. И оно вселяет ужас. Лживый-романтический интерес, работа, коллеги, друг, да даже треклятый Титан могут на время затмить это. Натан, пожалуй, благодарен. Крыша пуста. Подол белого халата, который он успешно одолжил у знакомого, дабы выглядеть более статно, смешно дёргался, когда ветер ударял по ногам. Натан скрещивает руки на груди, вжимая голову в плечи. Веки весят, словно тонну, но на зло самому себе Натаниэль держит их открытыми. Ему хочется увидеть, досмотреть больше. Близорукость показала фак и похохотала в лицо. Он не носит очки, хотя бы потому, что не может выбраться из четырёх стен. А ещё он закомплексованная мразь, думающая, что любые изменения во внешности поведут собой полный провал. Разумеется, никто об этом не знает. Возможно никто. — Джон? — обернувшись через плечо спрашивает он. Словно там мог стоять кто-то иной. — Ебаный сталкер, — и нет, это не оскорбление. Потому Джонатан просто пожимает плечами, расслабляя мимические мышцы лица. Он всегда старался держать маску непринуждённого, отрешенного и, может быть, хладнокровного человека. Но каждая маска трескается. И Натан даже понимает по какой причине она треснула у него. Ладони сжимают собственные плечи. Натан вновь поворачивается в сторону очертания городов, горящие окна, надписи и вывески, шум, кажется, никогда не затыкающихся машин. Лаборатория немного отделена от жилых мест, поэтому здесь тише и мозгам легче. Пар изо рта говорит лишь то, что по-прежнему холодного и про тёплую весну с летом можно забыть на продолжительное время. Ему не нравится весна. А точнее, что она отобрала у него. — Зайдём во внутрь? — Джонатан вырисовывается сбоку, кладя руки на перила, опираясь. Натан задерживает взгляд на спине напарника, запоминая любую складку. Тёмная шинель доходила до колен и он как всегда не пристегнул пуговицы. — Я не хочу, — это причина. Джонатан понимает. Ему самому не в кайф сидеть в этих стенах, каждый божий день видя одно и тоже. На плечи опускается что-то тяжёлое, шинель так и повисает на нём. Джонатан говорит, скорее про то, что они вновь «по воле судьбы» столкнутся. Натан всё равно не расслышал. Подушечками пальцев Натаниэль касается ткани, ощупывая материал. Стоило бы надеть на себя, а не оставлять так. Но сил даже на это предательски не хватает. Рядом слышится щелчок, после озарив слабым оранжевым огоньком, способный осветить крохотную часть перил и лица. Джон зажимает сигарету губами, закрыв крышку. — Ты действительно планируешь дожить до старости с подобными наклонностями? — Тоже покурить хочешь? — пальцы сжимают сигарету, вытаскивая изо рта. Рука так и повисает на перилах, даже не хотят приходить в действие. Джонатан курит не потому, что одиноко, депрессивно или его кто-то кинул и он настолько разочаровался в мире, что решил примкнуть к никотину. Нет. Ему даже не нравится курить, не нравится ощущать горький вкус на языке, не нравится вдыхать дым. Но ему нравится осознавать, что может быть он скоро покинет это место (и тут имеется вовсе не лаборатория). Джонатан не самоубийца. Он не хочет смерти, но и не хочет жизни. Однако, Джонатан предпочтет пожить, чем недожить. Сигарета тлеет между пальцами, он стряхивает пепел, больше не смея подносить её к губам. Окурок отправляется куда-то вниз. Натан покачивает головой, поправляя шинель на плечах. — Я не планирую жить до старости, — после продолжительного молчания, подаёт голос Джонатан. — По тебе видно, — Натан хмыкает, скрестив руки на груди. — Небось и помрёшь не поняв, что ты должен или хотел сделать. — От судьбы не убежать, — упаковка сигарет наполовину пуста. Осталось ещё шесть. Джонатан протягивает коробку другу. — Забери. — Не курю, — отмахивается Натан, даже не поглядев. — На хранение забери, — чеканит Джон, сунув в карман шинели. — Меня кое-кто на место поставит. Я же уже три недели как в завязке. — Да ты и не куришь толком, — Натан открывает помятую упаковку, рассматривая никотиновые палочки. Нихуя не видать, но он делает лицо, будто и впрямь интересно. — Не научился в универе? — усмехается тот. — Гуляй лесом, а, — Джонатан звучит почти оскорбленно, тем не менее вернув взгляд к Натаниэлю, когда слышит бубнеж. Говорит с сигаретой во рту. Привычка курить вместе и ныкаться от всяких лишних лиц установилась ещё в университете, в котором они и встретились. Натан представлял из себя местного шута-хулигана, насчёт обоих — чистые догатки людей, так как на деле он был едва ли не сыном Божьим. Переводил бабушек через дорогу, ежедневно не забывал здороваться с преподавателями, подгонял цветы к тем, которые могли поднять балл, а ещё являлся охуенным романтиком, который превращался в натурального каблука, стоило его избранице пройти мимо. Джонатан наоборот казался заучкой и тихоней. Может всё так и было, если бы не его длинный, колкий язык, который не станет уступать другим. В общем, в тихом омуте черти водятся. Он, возможно, и выглядел мило, однако, никогда не забывал, что у него существует вполне неплохо функционирующие конечности, с помощью которых отправлял немало людей в…туда, куда Джон считал нужным. На обоих распространялось одно — внешность обманчива. Уголки губ слегка дрожат, выдавая радость хозяина. Джонатан подносит к чужим губам зажигалку, прикрывая ту от потоков воздуха. Сигарета загорается, Натан благодарно кивает, вдыхая столько, сколько он во снах своих не видал. — Ебать… Ответом служит дым, который вылетает изо рта. — Учись, пока я жив, — Натан криво усмехается, поглядев на то, что дальше собирался сувать в пасть. — На, я не буду. — Я тоже после тебя не буду. — Слушай, мы столько говна вместе прошли. — С твоей помощью. — Джонатан, — голос прорезает пространство, чувствуются иглы стали, между тем и некая лёгкость. — Ты меня голым, больным, полудохлым, грустным, радостным, влюблённым видел. И просто не можешь докурить одну сигарету? — это скептизм воплоти, но Натан совсем наивно улыбается, когда Джон тянется к его руке, приоткрыв губы. Сигарета умещается между ними, а он избавляется от лишнего груза, выкидывать жалко, да и неохота.***
Ладони касаются чужих щёк, а лбы сталкиваются друг с другом. Натан смотрит на него с волнением, говорит тоном, требующего незамедлительного подчинения, тем не менее он выглядит спокойно. Точнее делал вид, что спокоен. Руки мокрые, а пальцы не могут перестать дрожать, Натаниэль сам крупно вздрагивает, когда ушей касается песня скибидистов. Наружу вырываются слова, но они почти не слышны для Джонатана, который мог подчиниться вирусной какофонии, если бы не Натан. — Смотри на меня, слышишь? — он правда старался перекричать оглушающий гул и вредные частоты, тараня собственный слух. — Нам помогут, обещаю. Просто слушай меня. Хорошо? — Джонатан кивает. — Хорошо. Натаниэль трудно дышит, прижимая друга ближе, закрывая чужие уши. Он пытается разбавить сложившуюся обстановку опасности, но в голову ничерта не приходит кроме всяких песен. Правда, все слова повылетали, а рот не мог даже вымолвить что-то. — Если мы вдруг сдохнем здесь, я бы хотел сказать, что… — Натан всячески старается удержать зрительный контакт, будучи даже неуверенным слышат его или нет. Но Джонатан смотрит, смотрит и дышит с ним в унисон. Да. Его слышат. — Что ты любишь меня больше, чем просто друга? — Откуда… Да, то есть наверное, — уши ужасно болят, словно что-то пробралось туда, тревожа человека. Натаниэль неосознанно обнимает товарища, наплевав на то, что и как о нём подумают. Если Натан и сдохнет, то он хочет сдохнуть договорив всё, что у него в прогнившей душе. Даже то, в чём не разобрался до конца. — Я не знаю, — признается в конце концов. Джонатан умещает руки на лопатках Натана, крепче сжимая. Хочется зареветь от понимания того, что они — тупые слабаки и трусы, которые не окажутся способными даже на то, чтобы выжить. Но Джонатан выплакал все свои слезы в прошлом. И это был один из немногих плюсов детства. Натан будет покрепче, предпочитая нести всякую хуйню, лишь бы не признать неправоту и слабость. — Если мы выживем, ты подумаешь над этим, договорились? — Джонатан кремень. Ему чужда любовь и вся подобная белиберда. Но Натан являлся единственным исключением, которое не делало Джона уязвимым. Так что он думает, что можно сделать поблажку. Если потребуется, Джонатан готов сделать тысячи поблажек. А то и больше. — Слушай, я сейчас на любую, предложенную тобою хуету готов, — он смеётся, хмурясь. Предпочитая сконцентрироваться на чём-то конкретном. В мысли лезет всякое, от всяких картин в университетские годы до того, что он переживает на данный момент. Видит лицо своей лже-пассии. Мотание головой, не хочет думать о ней. И разум, решив поприкалываться, отправляет фрагменты воспоминаний, связанных с Джонатаном. Уже лучше. Но вражеские частоты заставляют вообще перестать думать о жизни. Так что Натан прокручивает только одно — немного. Осталось немного. За дверью слышен грохот. — Вот и пиздец нам, — Натан отлипает, заметив, что фоновые звуки пропали. Ладонь сжимает запястье Джонатана, то ли боясь отпустить, то ли боясь быть отпущенным. — Это они, — шёпот Джона заставляет потерять частицы страха. Он звучит, как минимум вселяющим надежду. Натан не успевает спросить, кто именно эти «они». Как дверь перед ними выламывают безо всяких предупреждений. Агент-камера стоит перед ним, нацелив автомат. Оба автоматически отступают назад, завидев оружие. Агент извиняется, что заметно по робким движениям и камере, которая склоняется. Джонатан лишь хлопает по металлическому плечу, мотая головой, мол, не стоит. Присланный боец идёт к двери, подзывая спасенных, исчезая в лестничном пролёте. Джонатан останавливается сразу после первого шага, ударившись плечом об бетонную стенку. Частоты возымели свой эффект. Натан подходит ближе, кладя ладонь к разгоряченному лбу. Горит. Пиздецки горит. — Давай, опирайся, — Натан перекидывает чужую руку через шею, умещая свою на пояснице товарища. Джон еле отлипает от стенки, теперь навалившись имеющимся весом на него. — Спасибо, — хрипит он, делая осторожные шаги, представляя во всех красках, как им придётся ковылять по ступенькам.***
Очнулся Джонатан, видимо, от стекающих капель воды по лицу. Влажная тряпка прилипает ко лбу, чья-то ладонь убирает чёлку назад и он различает силуэт своего горе-друга сквозь размытую пелену. Самая ближняя к нему ладонь — левая, тянется, дабы удержать исходящее тепло. — Живой? — если бы Джон находился более трезвом состоянии, он, возможно, расслышал нотки волнения, тщательно скрытые за словами. Они вновь держатся за руки. На этот раз без каких-либо контекстов, красноречивых взглядов и шутливых фраз. Просто. Джонатан показывает палец вверх. До боли вялый, не удержавшийся дольше двух секунд, упав тяжёлым грузом на койку. Ему чертовски лень говорить, так что палец указывает на рот, а сухие губы пытаются что-то сказать. — Вода? — угадал. Натан высвобождает свою руку, подложив одну на затылок, приподнимая чужую голову. Стакан касается губ, а слабые глотки заполняют тишину тёмной комнаты. Резкий кашель, заставил отдернуть стакан от рта пострадавшего. Жидкость стекала с губ до подбородка, капая на одежду. Натан хлопает его по спине, кожей ощущая позвоночник, от этого немного стремно. Джон перестаёт кряхтеть, просто подняв руку, что означало «стоп». Ноги опускаются на ледяной пол, он вздрагивает, тем не менее игнорирует. Джонатан встаёт с места, аккуратно кладя тряпку обратно в небольшую чашку на тумбе. Натан, сидящий на стуле поднимается следом, дабы помочь товарищу. Странно, что он сам не поддался подобному эффекту. — Ну и куда ты намылился? — Натан не в курсе, вообще ничего не хочется. Джон смеётся и говорит что-то про то, что ему нужно рассмотреть местные виды перед смертью. Натаниэлю не смешно, усмешка не хочет появляться. Зато у Джонатана она такая, словно он успел увидеть весь мир за свои тридцать с чем-то. Натану не смешно. Но он выдавливает из себя нечто, чтобы не оставлять друга. Даже если это и ложь. — Пойдём к Титану. — Почему именно он? — Помнишь, ты сказал, что готов на любую, предложенную мною затею? — Джонатан оборачивается через плечо прямо у двери, поглядывая на него со снисходительным выражением лица. Сам выбрал свой путь. — Пошли, не вешай нос. Натан кидает ему фак, ему, себе из прошлого и Титану. Говоря о Титане. Свет здесь врубается через рубильник, так что немного попотев Натан освещает ремонтный блок, хлопая самому себе. Джонатан, до этого идущий в темноте, дошёл до перил, подняв голову вверх, встречаясь с молчаливой линзой Камеры. Натан стоит позади со скрещенными руками, гримаса презрения. — Как думаешь, вдруг на меня повлияют частоты скибидистов? — Джонатан почти не смотрит на него, так что Натан сам подходит ближе, внутри всё же не желая частых столкновении с техникой. — Это не причина отдавать… — Натан, послушай меня, — и он слушает, повернувшись к нему. Пожалуй, смотреть на напряжённое лицо Джонатана чуть более лучше, чем на Камеру. — Все мы умрём такими темпами. Дэйв подал заявку на перенос сознания в робота. — Почему мы просто не можем подождать приказа? — Я не хочу ждать, — и это плохой знак. Джонатан пиздец терпеливая персона, а подобная спешка мало того, что нарывалась на разного рода вопросы, так и заставляла волноваться. — Если я вдруг…подохну в процессе переноса сознания, то может так и должно быть. — Ты падла, — шепчет Натан, сжимая перила, металл неприятно скрипит. В помещении сохраняется комнатная температура, вне зависимости от погоды снаружи, но он чувствует холодок, бегущий прямо по спине. Даже водолазка не спасала. — Не умрёшь ты. Не сейчас, не позже. Джонатан вновь смотрит на Титана. — Я хочу попробовать. — Ты мой друг, Джонатан, — Натан приседает на пол, уперевшись спиной об перила. Он поджимает колени к себе, кладя на них голову. — И если ты хочешь этого… Я постараюсь не мешать. Джон приседает рядом. Потертые джинсы в районе колен касаются вечно грязного пола. По крайней мере, никто не видел, чтобы его кто-то мыл. Джонатан кладёт ладонь на плечо друга. Лишние слова и действия ни к чему. Однако, зная, что Натан предубежденно относится к неловким молчанием. Он решает что-то да сморозить. — Спасибо, — слышится, как Джон сглатывает ком. Натаниэль знает, что ему хочется сказать нечто большее, но не получается в силу отсутствия красноречия, так что он закрывает глаза на это. Достаточно. Слов Джонатана хоть и критически мало, однако достаточно.***
Он смотрит на агентов-роботов, приветственно махающих ему и таскающих много коробок. И под много Натан подразумевает не десять или двадцать. А больше. Куда больше. Рэйчел — коллега, работающая в соседнем отделении, проверяющая новую поставку, — подходит ближе, нарисовав галочку на своём листе, куда время от времени записывала что-то. — И что это такое? — Поставка механизмов, малыш, — Рэйчел удовлетворенно кивает, когда агент показывает бумажку с надписями и огромным, сплошным текстом. — Оказывается камерамены уязвимы перед звуком. — Приехали. Они могут превращаться в скибидистов? — Не совсем, — Рэйчел опирается плечом об металлическую балку, которая служила в виде колонны. — Камерамены могут выйти из строя, если звуковая волна будет сильной, на них может пагубно влиять песни туалетных. Потому… — планшет для бумаг остаётся зажатым между рукой и боком. — Руководство отдало приказ для постройки новых роботов. Ура, — глухое хлопывание, в словах ни капли радости, лишь понимание будущей трёпки для мозгов. Рэйчел щурится, словно завидев кого-то, а позже махает рукой. Позади слышится звук отдаляющихся шагов, которые подозрительно быстро перешли на бег. — Эй, ебанат! — Рэйчел кидает пару слов на прощание, больше сосредоточенная на погоне. — Мэттс, подожди! — Новые роботы значит, — Натан хмыкает, похлопывая, — интересно.***
Заявка на транспортировку от Джона была успешно принята и моментально забыта. Руководство в ауте, решив поджать зад, перестав связываться с работниками. Камера-Титан лишился нашумевшего внимания вокруг себя, теперь его стали воспринимать как пресловутую технику. Джонатан вновь курит, точнее наблюдает за тлеющей сигаретой после первого вдоха. Натан пихнул носком ботинка чужое плечо. Сидящая в тени Натаниэля фигура оборачивается без каких-либо признаков раздражения насчёт того, что на его личное пространство позарились. — Твоя жопа ещё не заледенела? — Можешь не переживать, — Джонатан усмехается, — для тебя места хватит. — Пидорас, — Натан смеётся с ним, пихнув ногой снова, оставив след на кофте. Забыл вернуть шинель, которая сейчас висит на нём. Он присаживается рядом на корточки, не касаясь тканью брюк бетонной крыши. Повисает молчание, которое прерывается выдохами с паром и сигаретным дымом. Натану хочется смеяться, но это немного неуместно, потому ветру остаётся лишь гладить слабую улыбку. — Натаниэль, — он ненавидит своё полное имя. Отвратительно, слащаво и слабо звучит. Как какой-то француз, ей Богу. Но Джонатан стебётся над этим как не в себе, так что некие Натаниэль и Джонатан просто шутка между Натаном и Джоном. А может и наоборот. — Помнишь то, что сказал тогда…бля, я не могу вспомнить где мы были. — Когда я сказал, что люблю тебя не как друга? — ему совсем немного стыдно и неловко, что-то щекочет внутри. А привычная пустошь в груди отступает. — Помню. — Я ожидал другого ответа. — Что именно? — Что ты станешь отрицать, и я вдруг неожиданно признаюсь в своих чувствах, а потом… — Завязывай с просмотром стереотипной романтики, — отрезает неоконченное предложение Джонатана, — и с курением тоже. — Ладно, — отмахивается Джон, если бы здесь был хоть какой-то минимальный источник света, то, возможно, Натан увидел мимолетное смущение напарника. — Что там с тобой? — Да можем хоть сейчас… — начать встречаться, делиться самым тайным и скрытым, отдавать всего себя друг другу, открыться настолько, чтобы даже не чувствовать страха. Но Натан замолкает, делая жест рукой, мол, пятьдесят на пятьдесят или «Я не знаю». — Слышал про Спикер-Титана? — отводит тему, хороший ход и Натаниэль подчиняется. — Даже больше, — Натан щёлкает пальцами прямо перед носом Джонатана, — лично видел. — И как? — Неплохо, — признается Натан, поеживаясь от мыслей, какая на деле техника огромна по сравнению с ним. — Пришёл поделиться мыслями на этот счёт. Может мне тоже попробовать… — Нет. — В каком смысле нет? — всплескивая руками, Натан задевает чужое плечо. — Ты значит можешь, а я… — Натан, я не первый. До меня были люди. — Которые умерли, — Джонатан молчит, а Натаниэль отводит взгляд. — Да-да, продолжай. — Ты небось не подумал толком. А если я лишусь тебя? — Джонатан касается кончиками пальцев нижней губы, не веря тому, что вырвалось наружу. — То есть ты уверен, что выживешь? — Ни много ни мало. — Спасибо за точность, — цыкает Натан, всё же решив коснуться коленями бетона. — Нет, — мотнул головой он. — Я лучше сначала погляжу на твои попытки стать Титаном. А потом попробую сам. — Звучит, — Джонатан показывает палец вверх, после повернув, подставляя кулак. Натан ударяет по нему в ответ.***
Спустя примерно две недели Джонатана пригласили на транспортировку сознания. Длинные коридоры со смотровыми окнами демонстрировали кипящую жизнь. Раньше Натан и Джон заглядывали мельком в каждое, но сейчас серые глаза товарища уставлены в пол. Он волнуется, дело ясное. Дверь прямо в конце — место, откуда выйдет только Натан. Они не хотят спешить, былая уверенность Джона растерялась, а Натаниэль всячески пытался подавлять любые признаки страха. Мурашки бегали по всему телу, заставляя крупно вздрагивать, Натан сжимает оба плеча, дабы дать тепло. Джон не знает куда деть руки, потому теребит пальцы между собой, делает какие-то фигурки, которые неплохо подошли бы к театру теней. Театр. Хорошее место. Жаль, Натан был там единожды. Белая, железная дверь приближалась, точнее они к ней приближались, от этого ещё жутко. По сути Джонатан сам, осознанно идёт на смерть. Натаниэль думает о том, что его стоило бы вразумить. Ладонь хватает за плечо напарника. Как вовремя. До комнаты транспортировки остаются считанные метры. Натан хочет что-то сказать, но в гуле разговоров, стуков подошв обуви об пол и людей, которые мелькали везде задача казалась сложной. Он бы мог начать разговор здесь, однако, на них скопится внимание. А оно не нравится ни Джону, ни Натану. — Мне нужно в туалет, — это единственное, что приходит на ум. Джонатан смотрит на него полный скептизма. — Иди. — Пошли вместе, — Натан вытравляет воздух внутри. — Вдруг там эти… Ну меня засосёт в туалет и я стану скибидистом. — Ты в своём уме? — Знаешь, что, Джон, — Натан улыбается, как псих, кладя обе ладони на надплечье. — Любовь заставляет меня терять голову. — Недо-романтик ты, Натаниэль. Естественно, в туалет ему не хочется. Потому зайдя в уборную Натан не спешит ничего делать. Джонатан кивает в сторону кабинок, молча прося поспешить. Тело, находящееся под контролем эмоции, почти не даёт себе отчёта. Натан хватает его за воротник, затаскивая в кабинку. Спина глухо ударяется, распрямив горб, кажется, даже хрустнув. Натаниэль щёлкает замком, подойдя чуть ли не вплотную. Он чертовски боится. Но Джонатан видит перед собой лишь разозленное лицо. Разумеется, в курсе о страхе друга. — Я не так представлял наше первое свидание, — страх — отвратное чувство, Джонатан пытается разбавить его своими, невсратыми комментариями. — Ты представлял наше свидание? — звучит Натан более, чем оскорблённо. Джонатан сложил губы трубочкой, пожав плечами, позже вернув рту пьяную усмешку. Хоть она и не была до конца пьяной, но точно не выглядела так, словно обладатель был трезвым. Натану захотелось стереть её. — Ты не забыл, что хочешь в туалет? — между делом напоминает Джонатан, когда хватка ослабла, но кулак впечатался прямо возле его лица. Даже не дернулся. — Перехотел. — Типа обоссался? — Сука, ты издеваешься или как? — снова схватив за воротник, тряхнул его Натан. — Ты, блять, умирать идёшь или на сцену, шутки травить? — Что сразу умирать? — приподнимая руки в проигрышном жесте говорит Джонатан. Он тоже волнуется, будь Натан сосредоточен не на его лице, то, возможно, увидел бы подкосившиеся ноги и дрожащие руки. Джон не хочет, чтобы Натаниэль лишний раз переживал, потому делает всё, чтобы удержать чужое внимание на собственной физиономии, не фильтруя базар ни минуты. Лоб Натана ударяется об лоб Джона. Он часто так делал, когда слов не хватало, руки постепенно обвивают шею, прижимая к себе. Чёртов тактильный контакт. Джонатан не любит прикосновения. Джонатан не любит объятия. И Джонатан точно не любит поцелуи. Однако, когда сухие губы Натана касаются его покусанных, местами лишённых защитной плёнки, Джонатан думает об этом на перефирии. Да. Он точно не любит поцелуи. Но он, Боже упаси, любит Натаниэля. А значит любит и остальное. Натан отрывается от него, глядя с лицом полным смирения. Единственное на что смотрит Джон — глаза. Зелёные глаза, глубочайшего принятия любых действий с его стороны. Натаниэль волей-неволей заставляет людей верить в самого любимого. И Джонатан верит. Ладони касаются щёк с двух сторон, мимолетом трогая мочки ушей, а Натан вновь льнет к чужому теплу. Джон прижимает в ответ. Слабо, может и выглядя пофигистично, но точно искренне. Правая рука касается кисти Натана, накрывая сверху. — Я буду рядом. Они говорят это одновременно. Натаниэль усмехается ему в шею, почти неощутимо целуя в районе кадыка. Джонатан умещает свободную руку на пояснице напарника, гладя. Поясница — хуета, которая болит у каждого второго здесь. Натана подобное стороной, увы, не обошло. И от получаемого удовольствия с того, что вечно напряжённая спина утопает в чужой ласке и поглаживаниях, Натаниэль жмётся сильнее.***
Кэти стоит в метре от аппаратуры, занимающейся транспортировкой. Компьютеры и многочисленные экраны демонстрируют коды, диагностики внутренних систем, а после пульс, кровообращение Джона и прочего, что как-либо было связано с тем, что внутри. Джонатан прежде, чем присесть на кушетку, сжимает ладонь Натана в своей. Они смотрят друг на друга несколько секунд. — Не смей сдыхать, договорились? — Натан садится на корточки, вынудив Джона опустить взгляд, а не напрягать шею, поднимая. — Я и не собирался. — Болван, — Натан прикрывает лицо рукой, выдыхая. Это определённо грустный момент в их истории, однако, чего желает Натаниэль — расплакаться. К счастью, не может в силу характера. — Я… Обещаю, мы встретимся. Где, как и встретимся будучи живыми или нет, они предпочли догадываться своевольно. Натан хмыкает. — Буду преданно тебя ждать, — кивает он, — вне зависимости от того, кем ты станешь. Титаном или нет, Джонатан. — Может уже хватит, а? — вмешивается один из учёных, прерывая одну из таких романтических сцен. Натан бы показал кое-какие жесты, да не может. Статус не позволяет. Ладони отрываются друг о друга. — Я попрошу вас выйти, — говорит ассистент, указывая Кэти и Натану прямо на дверь. Он готов поклясться, если бы не лицемерное уважение, этот комик отправил бы их нахуй прямым текстом. Уж больно данная группа пушистая на вид. А Натан не верит в стопроцентное добро. Натаниэль машет на прощание и отправляет воздушный поцелуй, подмигнув. Джонатан закатывает глаза. Как только «посторонние» вышли, дверь с излишним хлопком закрывается, оглушив едва ли не всех мимо проходящих и создав хороший такой поток ветра. Теперь им двоим оставалось лишь пялиться в железную дверь. Кэти похлопывает его по плечу, что-то бормочет, видимо, слова поддержки, сильно обеспокоенна. Натаниэль поворачивается к ней до конца, кивая. Он в полном порядке. И Джонатан тоже будет. Кэти ловит слабую улыбку Натана, позже используя фирменную-двойную жестикуляцию. Два пальца вверх. Натан неизвестно за что благодарит её, направляясь в жилой блок. Ключи от комнаты Джона вертелись на пальцах, брелок в винтажном стиле кажется не протирали с момента покупки. Впрочем, Натан ничем не отличался. В этом крыле людей меньше. Замочная скважина принимает ключ, характерно щёлкнув, когда Натан повернул вправо. Дверь отворяется с лёгким скрипом. Мрак комнаты и леденящие частицы коснулись его. Слегка обернувшись и никого подозрительного не приметив, Натан входит в нору, закрыв единственный выход отсюда. Все комнаты представляли из себя восемь квадратных метров. Ну, жить на деньги государства круто. Натан уныло оглядел шкаф, приставленную к стенке кровать и стол рядом. А стул сиротливо находился напротив двери, обвешанный разного рода одеждой. Джон наверное их тоже не стирал, Натан предпочёл оставить уголок шмоток в покое. Кровать заправлена. Но несмотря на это Натан плюхается на постель вниз лицом. Он пытается снять обувь и, слава Богу, получается. Слышно, как те упали на пол. Натаниэль поджимает колени ближе, потому что жилые комплексы были обделены достойным отоплением. Рука просовывается под подушку, нащупав что-то. Без особого энтузиазма Натан достаёт по всей видимости рамку с фотографией. Он приподнимает её вверх, перевернувшись на спину, смотря на дату. XX.XX.197X. Последняя цифра, как назло была стёрта временем. Похуй, главное помнит. На него смотрел он же сам и Джон за компашку. День выпуска. Они, как самые адекватные и примерные студенты прошли главную часть мероприятия, а потом съебались, стоило всем отвести взгляд. Не нравилось им там. Джону вообще не нравилось что-либо делать и жить в последствиях людского творения, недофилософ. А Натан похоже ещё в подростковом возрасте потерял смысл жизни, делая не потому, что хочет, а потому, что надо. Они пытались сделать нечто похожее на селфи, но даже понятия не имели, что это такое. Джон жмется щёкой к Натану. Они пьяны. Они радостны. Они наслаждались тем моментом. Натаниэль смотрит на фотографию пустым взглядом. Чёрно-белая фотка была наполнена цветами. — Блять, — вырвалось тогда, когда первая слеза решила пойти из глаза и капнула на стекло рамки. Натаниэль кладёт фото стеклом вниз, прижимая к груди. Глаза скрыты в сгибе локтя. Сюда никто не войдёт, но Натан прячет эмоций и бурлящие чувства. Привычки, на то и привычки. Он поворачивается лицом к бетонной стене, касаясь шершавой поверхности кончиками пальцев, прощупывая особенно тщательно. Не заинтересован, но делает так, дабы отвлечься. Видны царапины, капли крови и сажа, наверное тушил сигарету. Говоря о них, запах едва ощутимый, тем не менее свободно разгуливающий в пространстве. Натан глубже вдыхает его. Ладонь соскальзывает со стенки, сжимая постельное бельё. Откуда-то идёт холодный воздух, но это последнее, что тревожит мысли. Веки тяжелеют, а красные глаза решают прикрыться на пару минут. Натан кладёт рамку себе под бок. Не раздавит.***
Число на календаре сменилось. Но выходить из комнаты не из-за прихоти физиологических потребностей Натаниэль не спешил. Стол был сделан из тёмного дерева, а также имел несколько выдвижных полок или мелких шкафчиков. Куда вполне можно вместить что-то. Джонатан вместил. Десятки писем в незакрытых конвертах, каждый из которых подписан именем адресата. Натан кладёт письма Дэйву, Кэти, погибшей матери Джона и одно, которое гласило «Я» слева от себя. Ему, естественно, интересно до смерти. Но такая штука, как уважения ещё имеется. Так что эти конверты отправляются обратно в пыльный ящик. Зато Натан находит письма адресованные ему. Довольно много. Будет чем заняться ближайшие часы. — И в какой последовательности это читать? — Натан хватает одну стопку, которая включала в себя штук десять злосчастных конвертов. Он присаживается на пол. Можно было бы сесть на кровать, только вот стенка пропускает холод. Натаниэль кладёт каждый по отдельности, замечая мелкие цифры, сделанные простым карандашом. Значит, Джонатан предвидел подобный ход событий. Еблан. Конверт номер один, внизу каллиграфическим почерком, что несвойственно и почти невозможно с лапищами Джона, выведено имя — «Натаниэль Фрэнсис». Ну точно вылитый француз. «Надеюсь, я уже умер к моменту, как ты читаешь эти хаотичные всплески», — надейся дальше. — «Натаниэль, ты безусловно тот, кого я могу звать своим другом. Если я правильно понимаю чувство в своей груди. Ощущение лёгкости, словно мне снова восемь лет, голубое небо, стремящееся к бесконечности. Я чувствую безопасность рядом с тобой, вне зависимости от места нахождения. Ты — мой покой.(Не воспринимай этот пьяный бред, как нечто серьёзное). Твой любимый Джонатан Тэрелл.»
Натан смотрит на нетрезвые мысли, которые Джон выплеснул на бумагу. Покой. Пальцы аккуратно, почти невесомо загибают письмо обратно, так заботливо сделанное Джоном. Он явно не был готов к подобному повороту событий. Учитывая их отношение на данный момент, попахивало признанием. Натан глядит на дату. Ещё несколько последующих писем оказались переживаниями Джона, о которых он боялся делиться в живую. О том, что алкоголь и табак — вещи, с чьей помощью тот пытался избежать тяжести вокруг. Джонатан упоминал про Камера-Титана. Точнее про то, что он хотел бы стать техникой хоть раз, избавившись от лишних чувств. А позже винил себя. О чем повествовали предложения по типу: «Камера-Титан — путь скрыться от всего этого и перестать быть зависимым, уязвимым из-за человеческих эмоции. Я знаю, что звучит эгоистично. Но это правда. А правда — то, что я ставлю выше всего». Ещё один конверт не имел письма. Лишь фотографии, сделанные в разное время. Джонатан, позирующий на крыше, сзади красуются десятки зданий, он показывает жест рокерской козы, угорая с того, что делает. Натан усмехается. Полный кошмар. А от вида следующей хочется переродится. Натаниэль хмурит брови на фотке, кровь хлещет из носа, а верхняя часть тела нагибается к раковине, он показывает фак в объектив, сжимая зубы. Подрался за внимание своей университетской подружки. Пиздец. Тогда казалось, что поступок, совершенный им — вполне правильный и романтичный. Джон думал ровно наоборот, прикалываясь и тыкая камерой в чужое ебало. Джонатан умел играть на фортепиано. Пальцы остановились на клавишах, а выражение лица было задумчивым. Тогда закатные лучи плавно проникали в музыкальный кабинет, пыльный и пустующий, пока они не нашли эту золотую жилку. Натан посчитал данную картину вполне эстетичной для того, чтобы запечатлеть на фото. Ещё одна — нечёткая, которую сделали в движении. Натан поставил камеру на панель с пассажирской стороны, делая изображение на отвали. Полученная фотография демонстрировала лишь нижнюю часть лица, их усмешки, которые, кажется, не переставали красоваться на губах в присутствии друг друга. Да, они и впрямь любили. Натан смотрит на другие, уделяя примерно пять минут на каждую, вдыхая несуществующий запах. Он пытался вспомнить дни на картинках, как можно чётче и ярче, но не мог. Так что оставалось читать мелкие заметки позади, написанные Джоном. В частности заметки представляли из себя одно лаконично слово, полностью выражающее настроение фотографа. Например, фото, где Натаниэль валялся на асфальте, после того, как хорошенько ебнулся на роликах, слава Богу, не сбив кошечку, Джонатан подписал, как: «Кошачий недо-герой». Или ещё одна, где Натан стоит прижавшись спиной к стенке, обрисованной граффити, сжимая в руках букет сорванных у соседей цветов. Должно было быть свидание, которое провалилось не успев начаться. Дама прийти отказалась, от того Натан остался в компашке друга. Цветы тоже к нему перешли. Сзади краткое — «Профан». А рядом фотка цветов в вазе на фоне окна, «Оставлю на свои похороны» — гласила надпись. Ну, Джонатан вряд ли был рад присутствию букета, состоящего из цветов чужих людей. И нет, не то, чтобы ему жалко соседей или нечто подобное. Просто учитывая то, как он срался под себя, стоило поблизости раздаться какому-то шуму, ему было жалко свои нервные клетки, чуть не сдохшие окончательно, когда Натан громко вскликнул мат на весь двор из-за неправильно сорванной сирени. Джонатана не было рядом, но Натаниэль знал, что он здесь. А эти письма, фотографии, рамки — непрозвучавшее: «Забери с собой после моей смерти».***
Дверь пропускает в комнату полоску света с жилого комплекса. Его разбудили посреди ночи. Повседневная одежда по-прежнему была на нем, правда, со складками, которые Натан пытался сгладить. Волосы растрепанны, к счастью, не напоминающие гнездо, как это было с Джоном. — Что? — вырывается злостно, когда гляделки продолжились ещё десять секунд. Кэти прямо-таки сияет, озаряя пространство вокруг. Дэйв более спокоен. Странно, он думал, что тот отправился на транспортировку. Натан и спрашивает. — Заявку отправил, но её так и не приняли, — пожимает плечами мужчина, — но есть кое-что более интереснее. Кэти резко хватает Натана за плечи, тряхнув и выбив все остатки сна. Сделай она такое утром, то не избежала бы пару-отборных ругательств. — Камера-Титан принял Джонатана! Девушка отлипает от него, дав пять обеими ладонями Дэйву. Она смотрит на него, жестом подзывая к себе. — Пойдём, — Натан наконец поднимает взгляд. Он пиздец удивлён, так что даже не может понять что происходит. Ремонтный блок, который раньше представлял из себя злосчастное место для Натаниэля, теперь напоминал что-то положительное. Коридоры были длиннее, чем раньше, что ли. Но шли они на зло долго. Помещение встретило с холодом. Кэти и Дэйв останавливаются возле друга последнего, начав переговоры о чём-то. Натаниэль так и застывает. Первый Титан был огромным, очень огромным. А когда он стал двигаться, так вообще все сомнения отбросил. Камера-Титан стоит, склоняя голову к подъёмнику с инженерами и парочкой агентов. Те спрашивают о самочувствии и начался ли запуск программы правильно. Оператор не говорит — не может из-за отсутствия каких-либо модулей или микрофонов. Так что ограничивается мотанием или кивком головы. А секунду спустя перейдя к жестам. Но Джонатан не умел общаться на языке жестов. Значит ему прибавили новую функцию. Натан восхищённо смотрит на Титана, подходя к перилам. Он поднимает голову, а Камера-Титан отворачивается от учёных, когда услышал звуки шагов. Натаниэлю больновато так напрягать шею (но это почти неощутимо), когда Камера-Титан просто опускает её. Нужно что-то сказать. Земля резко содрогнулась, Натан на автомате схватился за перила, а со стороны послышались вскрики. Камера даже не смотрит. Он встал на колено, опирая правую руку на неё. Делает так, дабы сравняться с Натаном. Левая ладонь тянется к нему, так и повиснув в воздухе, накрывая тенью. Натан усмехается, его правая идёт навстречу к металлу. Разница в размерах оставляла желать лучшего. Тем не менее, оператор почувствовал касание друга. Камера-Титан смотрит на него, не обращая внимания на то, что кто-то позвал. Техника не умела говорить, но Натан видит в этой линзе замену тысячи слов. Он прижимает ладонь ещё сильнее, словно оператор желал остановить прикосновения. Камера-Титан был… Камера-Титан просто есть. Однако, то, кем является Камера-Титан знают лишь единицы. Натан знает. И он необычайно горд, рад этим. Его друг — Титан. И наружу вырывается соответствующее: — Ты здесь, Джонатан.