Собственность

Муха бешено летала по палате, то приземляясь на одинаково белые стены и пол, то приближаясь к манящему ее тусклому свету лампы, висящей под потолком. Казалось, насекомое никак не могло найти себе места и вот, наконец, опустилось на руку единственного живого существа. Тоненькие лапки неприятно щекотали кожу, но Скарлетт даже не попыталась согнать отвратную гостью. Сидя на полу, девушка устало наблюдала за тем, как муха умывает свои большие сетчатые глаза и щетинистую мордочку. Впрочем, вскоре в коридоре послышались чьи-то шаги, и напуганное этим насекомое улетело прочь, оставив свою подругу по несчастью одну. Внутри все сжалось, когда тяжелая поступь приблизилась к двери. Скарлетт от ужаса задержала дыхание, ожидая, что кто-то из санитаров, мадам Ришар, или, быть может, сам Винсент Синклер войдет в палату, но неизвестный прошел мимо. Только когда посторонние звуки исчезли, пациентка расслабилась. Прикрыв глаза, прислонилась головой к стене, еще крепче обнимая поджатые к груди колени. — Здесь даже нет часов, — прошептала, боясь, что ее голос прозвучит слишком громко в тишине палаты и его непременно услышат снаружи. Не хотелось бы привлекать к себе лишнее внимание. Время тянулось бесконечно долго, и сколько бы раз девушка не предпринимала попытку посчитать минуты у себя в голове, всякий раз сбивалась. А потому в какой-то момент оставила эту глупую затею. Мыслями она вновь вернулась к Адаму. Казалось, на устах еще остался холод его сухих губ, а на щеках — белые соленые полосы от ее слез. “Не стоит тревожить будущего Зверя,” — голос эффектной блондинки в белом костюме эхом звучал в голове. — Бедный Адам, что они с тобой сделали? — спрашивала сама себя Скарлетт. Перед глазами стояла пугающая картина: неестественно бледный молодой человек распластался на кресле. Его дыхание, такое медленное и тихое — словно, его и не было вовсе. Что это за состояние? Предсмертное? Коматозное? Девушка не знала, но происходящее ее ужаснуло. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, она кинулась целовать Адама, будто надеялась, что это поможет пробудить его, как если бы они были в сказке, а не в жестокой реальности. В ушах было глухо от охватившего неудачливую принцессу отчаяния: где-то отдаленно звучал визгливый голос неизвестной блондинки — а затем крепкие руки санитаров подхватили Скарлетт под мышки и оттащили от сына хозяина. Девушка билась в истерике, брыкалась, царапалась и кусалась, пытаясь вырваться, но по силе значительно проигрывала этим амбалам. Они без труда дотащили пациентку до палаты, уложили на кровать, крепко привязав ремнями, и ушли от греха подальше. Та еще долго вопила и дергала руками-ногами в надежде оторвать свои кожаные путы от железного корпуса койки. Однако вскоре усталость взяла верх, и Скарлетт, потеряв последние силы, провалилась в нечто странное, похожее больше не на сон, а на наркоз. Перед глазами стояли то белые стены палаты в тусклом свете лампы, то чернота с переливающимися в ней цветными пятнами. Девушка смутно увидела, как открылась дверь и внутрь зашел силуэт, напоминающий мадам Ришар. Ее сухая рука коснулась мокрого от пота лба, а затем — шеи, будто женщина считала пульс. Кацен не услышала, как щелкнули замки ремешков, но ощутила, что те ослабили свою крепкую хватку и исчезли с ее запястий и лодыжек, как если бы они и вовсе испарились в воздухе. Скарлетт не помнила, когда окончательно пришла в себя. Больше не хотелось лежать на кровати, поэтому девушка сползла на пол и прислонилась спиной к холодной бетонной стене. Так и просидела неизвестно сколько в полном одиночестве. Забавно, теперь ее это радовало. Уж лучше быть одной, чем с такой соседкой, как Ханна. Эта пассивная идиотка только высказывала свои претензии на протяжении того времени, что они просидели в палате, а потом и вовсе завопила, чтобы санитары схватили вместо нее Скарлетт. На арене наивно поверила в ложь Винсента, что победитель получит свободу, и кинулась душить свою коллегу. — Сучка! И поделом тебе! — буркнула Кацен, вспомнив, как вцепилась зубами и ногтями в шею этой гадине. Вкус крови на губах… ее плоть на языке… какая приятная мерзость. Девушка безумным взглядом вперилась в стенку напротив, воспроизводя в памяти, как чуть не разорвала Ханну на арене. Еще немного, и она определенно вырвала бы ей гортань голыми руками. Однако неожиданное появление Каспера не позволило ей свершить эту зверскую расправу. — Быть может, всему виной препарат, который мне ввели? — спросила себя Скарлетт, пытаясь найти объяснение той яростной агрессии, которая охватила ее во время испытания. — Нет… я и до этого была такой. Точнее, стала, — тяжело вздохнула. — Гуннар, Дебби, мадам Ришар… я сама сделала то, что сделала. Без всяких препаратов. Ах, а как хотелось свалить все на Винсента Синклера и его безумные опыты… Винсент… Винсент Синклер. – Решил, будто он бог, но он — сам дьявол! — пальцы сильнее сжали ткань белых брюк. — Только такое чудовище может использовать для опытов не только посторонних живых людей, но и собственного сына! Казалось, в Винсенте не было ничего человеческого. Даже когда Скарлетт кинулась на него с гвоздем, желая воткнуть острие в глаз, мужчина не дрогнул — лишь ловко перехватил ее запястья и с упоением наблюдал за тем, как девушка отчаянно рвется осуществить задуманное. Ни тени страха во взгляде — только заинтересованность и, кажется… гордость? — Психопат… — невольно сорвалось с ее губ, и в этот момент распахнулась дверь. В палату по-хозяйски вошел сам владелец зверинца. Скарлетт подняла голову и увидела, что его лицо искажено недовольством. Темные, кажется, всегда безжизненные глаза сейчас горели страшным огнем, который мог испепелить до костей любого, кто имел неосторожность попасться Синклеру. Девушка заметила, что морщины мужчины стали глубже, а скулы — более ярко выраженными. Складывалось впечатление, что напряжение в его теле было настолько сильным, что натянуло кожу чуть ли не до костей. С чего вдруг этот умелый манипулятор, который так ловко менял свои маски в зависимости от ситуации, выглядел таким злым? “Дьявол!” — Скарлетт осенило. Должно быть, кто-то из санитаров или та блондинка уже донесли своему боссу, что его подопытная бросилась к Адаму с поцелуями. Еще на балу в честь закрытия сезона охоты Синклер-старший высказал свое недовольство по поводу того, что какая-то новенькая сотрудница вертится вокруг его сына. Тогда Кацен решила, что Винсент просто считает ее не ровней своему наследнику, но теперь ее посетила иная мысль. Такая дикая выходка наверняка могла как-то повлиять на ход процедур, что проводили с Адамом в экспериментальной. В тот момент Скарлетт не вдавалась в детали — была слишком напугана увиденным. Однако теперь ей предстояло столкнуться с последствиями своего отчаянного поступка: такой безумец, как Винсент, определенно был в бешенстве от того, что эта девчонка чуть все не испортила. Ох… как же эта несчастная ошибалась. И правда, Винсенту тут же сообщили о произошедшем. В тот момент он выходил с арены, довольный тем, как себя проявила Скарлетт, хотя реакция Каспера слегка подпортила финал испытания. Тем не менее, результат того стоил. Приятные размышления прервало появление Минервы, однако отчитать ее за то, что помощница оставила работу с телом, Винсент просто не успел — та в красках описала то, что случилось. Если раньше возможные отношения между новым администратором и его сыном были лишь неподтвержденными слухами, теорией глупца Мердока, то теперь Синклер был убежден, что все это — чистая правда. Мужчина сам не понимал, почему его это так злит… почему безумная ярость охватывает его тело и разум, не позволяя мыслить здраво? Как можно скорее отослав Минерву обратно, Винсент со всей силы закусил кулак, пытаясь найти хоть какой-то выход для своего гнева. Против собственной воли представил, как девушка обхватывает обеими руками Адама за щеки и касается его уст своими. Нежно и мягко, постепенно углубляет поцелуй… отвратительно! Чем ее так привлек этот уродливый выродок? Почему он, даже находясь в бессознательном состоянии, первым вкусил сладость ее губ? Винсент никогда не признался бы самому себе в том, что в тот миг им овладело это ядовитое, порожденное грехом Зависти чувство — ревность. О нет, он стал бы искать иные объяснения этому внезапному всплеску эмоций. Свел бы все к банальному чувству собственничества — желанию обладать этой игрушкой единолично. И все же Синклер-старший не хотел делить ее именно со своим сыном. Отбросив эти мысли с неудачными попытками оправдать себя самого, уверенно направился в кабинет, чтобы побыть в одиночестве. Закрыв дверь на замок, долго сидел в кресле и взглядом сверлил в стене дыру. Думал, как поступить с Адамом и со Скарлетт… этой маленькой дрянью, которая, как выяснилось, водила его за нос. — Решили развлечься с обоими, мисс Нортвуд-Кацен? — спрашивал свою невидимую собеседницу мужчина. — Смело, но глупо. Винсент не раз слышал обрывки разговоров персонала. Сквозь едкие смешки проскальзывали фразы об “особых отношениях” новенького администратора и с отцом, и с сыном. Сперва хозяин отеля не придавал этим грязным слухам никакого значения, но сейчас невольно вспомнил их. — Чем она занималась, когда приходила к нему в номер? — мысль о том, что поцелуй в экспериментальной не был первым и связь этих двоих еще глубже, чем кажется, больно воткнулась в разум, как острый гвоздь. Красивое лицо мужчины скривилось еще больше и стало напоминать какую-то растянутую, перекошенную маску на Хэллоуин. Винсент начал воображать мерзейшие картины, как Скарлетт скрывается за дверью номера Адама. Защелкивает замок и кидается в объятия к его сыну. В красном брючном костюме, с длинными огненно-рыжими волосами она была похожа на охваченную жарким пламенем розу с кровоточащими шипами. Синклер-старший быстро заморгал, пытаясь выкинуть из головы эти раздражающие образы отдающихся страсти любовников. Злился еще сильнее от того, что сам хотел овладеть этим дивным цветком. Целовать каждый лепесток… ранить пальцы об острые шипы… постепенно отламывать по кусочку от тоненького стебелька, пока от него не останется ничего. И лишь когда изувеченная роза сможет полностью поместиться в его ладонь, Винсенту будет легче удержать ее при себе: чуть сдавить лепестки, если подует сильный ветер, и ослабить хватку, увидев, что цветок не собирается даже двинуться с места. Как все просто… было бы просто, не встань на его пути этот мерзкий выродок. Хозяин отеля схватился за телефон и набрал мадам Ришар. Потребовал, чтобы та немедленно пошла проверить состояние Скарлетт. Первая помощница без колебаний отправилась исполнять приказ. Спустя где-то 15-20 минут она перезвонила и сообщила боссу, что девушка начинает приходить в себя. — Адам еще получит по заслугам. Впредь будет знать, что нельзя трогать чужое, — произнес вслух, как только повесил трубку. — А пока… пора проучить девчонку. Выждав еще час, Винсент отправился вниз. Спокойный и уверенный в себе, он шагал по знакомым коридорам своего зверинца и вот, наконец, подошел к палате Скарлетт. Однако стоило ему открыть дверь и увидеть эту наглую мерзавку, как злость вновь охватила его. И все же мужчина попытался придать лицу более безмятежное выражение, хотя оно и было насквозь фальшивым — настолько, что даже плохо читающая эмоции девушка это поняла. Синклер подошел ближе к своей пациентке и встал прямо напротив нее, сцепив руки за спиной. Натянуто улыбнулся и произнес: — Отдыхаете, мисс Кацен? А что же вы сидите на полу? Разве на кровати не удобнее? Глядя на мужчину снизу вверх, Скарлетт чувствовала, как у нее внутри все дрожит от какого-то дикого ужаса. Винсент был непредсказуем, и это безумно пугало. Девушка даже предположить не могла, что он сделает с ней. Хотелось свести руки над головой, как в детстве, и крикнуть “я в домике”, будто сие глупое действие могло как-то защитить ее от гнева этого психопата. Сейчас у нее под рукой не было ни гвоздя, ни маленького камушка — ничего, что можно было бы использовать как оружие. Надежда была только на собственные конечности, которые, увы, были слишком хрупкими и слабыми в сравнении с сильным телом высокого, крепкого мужчины. — Спасибо, я уже належалась, — оставался только сарказм, который стал защитной реакцией. Скарлетт уже запомнила, что Винсента забавляет ее протест хоть в физической форме, хоть в словесной. — Какая жалость. Я специально приказал принести для вас самый мягкий матрас, чтобы вам было комфортно, — издевательски сказал Синклер. — С чего такая забота? — девушка изогнула бровь. — Вы – моя самая ценная подопечная, милая Скарлетт, — мужчина опустился перед ней на корточки и аккуратно провел ладонью по щеке, сдерживаясь, чтобы не схватить ее за шею прямо сейчас. — Вы меня очень порадовали на сегодняшнем испытании. Умница, я очень горжусь вами. От этих слов Скарлетт непроизвольно дернула головой, пытаясь уйти от прикосновений Винсента. Ей было невыносимо слушать его похвалу, чувствовать, как его пальцы мягко скользят по ее скуле, и испытывать от всего этого… радость? “Почему я наслаждаюсь этим?” — испугавшись самой себя, подумала она. — Я собирался наградить вас за старания, но… — сделал паузу, — затем персонал донес мне, что вы злостно нарушили дисциплину. Сами скажете, зачем поцеловали Адама, мисс Кацен? Или вас заставить? В тот же миг его рука, что еще секунду назад ласково гладила пациентку по щеке, грубо схватила ее за ворот белого костюма, и Синклер поднялся на ноги, потянув хрупкую девушку за собой. Прижал ее к стене так, что та ударилась затылком. Скарлетт была дезориентирована: перед глазами появилась темная мутная пелена, которая вскоре спала. Тогда Кацен увидела, как близко стоит к ней Винсент: между их лицами была лишь пара сантиметров. Почувствовала, как он вжал ее в холодный бетон, поставив свое колено между ее ног. Специально давил, желая увидеть, какие именно чувства вызывает у нее — отвращение вместе со страхом или возбуждение. “Дьявол!” — выругалась про себя Скарлетт, ощутив, как вспыхнули ее щеки. Ей вспомнился тот момент, когда она кинулась с гвоздем на Винсента. Ее зеленые глаза были налиты кровью, а внутренний голос отчаянно кричал в голове: — Убить! Однако девушка оказалась слабее своего тюремщика. Ему не составило никакого труда отнять импровизированное оружие и повалить мятежницу на кровать. Синклер ловко застегивал ремешки на тонких запястьях, склонившись над своей пациенткой так низко, что обжигал своим дыханием кожу на ее шее. Скарлетт не понимала, почему в тот миг все ее тело охватил какой-то дикий огонь. “Это же неправильно! Я ненавижу его!” — кричала в своей голове, продолжая пинать мужчину под ребра острыми коленями и пытаться вырваться из крепкой хватки его широких ладоней. И вот опять, сейчас она снова горела в его руках, как слабое пламя маленькой спички, которому хватило бы только капли бензина, чтобы разрастись в неконтролируемый пожар. Винсент прекрасно все понял по одному лишь выражению ее лица, и это его очень порадовало. Значит, он не ошибся: девчонка хочет его, пусть сама сейчас этого не осознает. Как ни крути, ее тянет к нему где-то на подсознательном уровне. Как бьющийся в темноте мотылек, она жаждет найти свет в непроглядной тьме своего безумия. Отчаянно ищет сильную личность, которая сможет взять ее под свое крыло и контролировать ее нестабильное состояние. И Винсент, как никто другой, идеально подходил на эту роль. Однако, все еще оставался открытым вопрос: как во всем этом оказался замешан Адам? — Я все еще жду ответ, дорогая, — повторил Синклер-старший уже более строгим голосом. — Что между вами с моим сыном? Этот вопрос вернул Скарлетт в реальность. — Ничего… ничего нет между нами, — неуверенно сказала она, глядя полными ужаса глазами на своего палача. — Ах ты, маленькая лгунья, — его рот искривился в злобной усмешке. Мужчина резко отстранился и потянул ее за собой. Все произошло так быстро, что Скарлетт не успела даже вскрикнуть. Винсент развернул ее к себе спиной и заставил нагнуться вперед, от чего девушка оказалась прижата грудью к кровати. — Что ты творишь?! Отвали от меня! — крикнула Кацен, увидев, как Синклер сковывает ее запястья ремнями. Она попыталась вырвать руку из хватки, но мужчина физически был сильнее ее, поэтому, как бы несчастная ни старалась освободиться, у нее ничего не вышло. Теперь Скарлетт видела перед собой лишь часть кровати со смятой подушкой и криво лежащим одеялом да глухую бетонную стену. Стоять в таком согнутом положении было ужасно неудобно: мышцы спины тянуло, ноги дрожали, — но это было меньшее из зол. Больше всего девушку напрягало, что сзади все еще был Винсент, и, что он собирается сделать, известно лишь ему одному. Послышался звон пряжки ремня, и Кацен почувствовала, как холодный страх пробегается по ее телу, сковывая каждую мышцу и не давая пошевелиться. — Скажи мне, Скарлетт, как папочка наказывал тебя за плохое поведение? — с издевкой в голосе спросил Винсент. — К чему этот вопрос? — испуганно прошептала девушка, пытаясь повернуть голову, чтобы посмотреть на мужчину, но смогла разглядеть позади себя лишь стену с висящими на ней цепями. — Ллойд никогда не бил тебя ремнем? — Синклер вынул кожаный предмет одежды из петелек на своих брюках и, сложив его вдвое, едва ощутимо провел по ягодицам подопытной. Скарлетт вздрогнула от этого движения. Нет-нет! Отец, конечно, был болен. Порой, его безумие доводило его до неконтролируемой истерики, во время которой он швырялся мебелью и кричал, но… девушка хорошо помнила, что в детстве папа никогда не наказывал ее за дурные проступки физически. Мог поставить в угол, запретить гулять, отобрать карманные деньги — в общем, наказывал так, как делают все нормальные родители, то есть без применения насилия. — Нет… нет! Папа никогда… — она не успела договорить — ее прервал разочарованный голос Винсента Синклера. — А зря. Возможно, ты стала бы более послушной. Что ж, тогда я исправлю эту оплошность, — одним движением он стянул вниз ее белые брюки. — Что?! Не надо! — вскрикнула девушка и предприняла очередную попытку вырваться, но безуспешно — ремни слишком крепко держали ее запястья. Увидев это, мужчина грубо схватил ее за волосы на затылке и крепко сжал, вынуждая чуть прогнуться в спине. Склонился ниже и прошептал на ухо: — Думаю, для первого раза пяти ударов достаточно. Но если ты будешь так брыкаться, я отшлепаю тебя десять раз. Ты меня поняла, Скарлетт? Та кивнула. — Я не слышу ответ, — повторил он, сильнее стягивая рыжие пряди. — Да… да, я поняла, — пробормотала она. Едва сдерживалась, чтобы не заплакать от боли и унижения, и все же одинокая слеза сорвалась с ее ресниц. Скатилась по щеке под пристальным взглядом Винсента. Тот ухмыльнулся и слизал языком соленую капельку. — Умница, — прошептал, опаляя горячим дыханием влажную кожу. Отпустил сжатые в кулаке волосы и отстранился, оставив перед этим легкий поцелуй на скуле. Это было так странно: грубость в сочетании с взявшейся из ниоткуда нежностью — этот манипулятор умело играл с ней, заставляя девушку теряться в ощущениях. Гнев сменялся страхом, а тот — шоком, который плавно перетекал в волнительное трепетание в груди. Сама не понимая зачем, Скарлетт повернула голову в сторону, будто надеялась поймать губы Винсента своими, но не успела. Осознав, что только сделала, мысленно отругала себя: “Дура! Дура! Что ты творишь?” Вдруг замерла, почувствовав, как шершавая, сухая ладонь скользит по ее округлым ягодицам. Гладит их, как бы расслабляя перед болезненной поркой. Время в ожидании первого удара, казалось, тянулось бесконечно долго, и Скарлетт, которая до сих пор находилась в напряжении, начала расслабляться от усталости. А Винсенту только это и было нужно. Дождавшись, когда его пациентка совсем потеряет бдительность, он занес руку с ремнем над головой. Резкий, болезненный хлопок оставил на гладкой коже яркую красную полосу. Девушка вскрикнула, прогнувшись в спине. “Один… один,” — мысленно начала считать удары. Винсент специально повременил со следующим шлепком, чтобы дать ей время привыкнуть… прочувствовать боль, которую причиняет ей. Он сам был хорошо знаком с этими ощущениями. В детстве отцовский ремень был единственный способом научить несносного мальчишку, как себя вести. Впоследствии мужчина невольно перенес этот варварский метод и на собственного сына, а теперь наказывает так и свою подопытную. Однако есть огромная разница между поркой ребенка и… взрослой девушки. Почему-то сейчас сам процесс казался ему… эротичным. Впрочем, подобные мысли возникли не только у него. Синклер нанес новый удар, такой же сильный, как и предыдущий. Он оставил новую яркую полосу на ягодицах. Жалящая боль возникла, как вспышка, а затем начала постепенно слабеть, оставляя вместо себя лишь горящий след от ремня. С пухлых губ сорвался странный звук: то ли крик, то ли стон. Скарлетт уткнулась в смятое одеяло, впиваясь зубами в ткань, чтобы совладать со странной дрожью в конечностях. “Два…” — мысленно сосчитала. Боль… физическая боль всегда была хорошим способом справиться со стрессом, с душевными переживаниями. Правда, прежде Кацен сама кусала себе губы до крови или обгрызала кожу вокруг ногтевой пластины. Эти мерзкие, малозаметные и едва ощутимые, словно легкий укол, действия помогали ей выплеснуть накопленные негативные эмоции и приносили странное удовольствие. Девушка никогда не задавалась вопросом, что именно в этой привычке было для нее самым приятным. То ли возможность отпустить сковавшую тело нервозность, то ли занимательный процесс отделения от себя кусочков, то ли ощущение саднящей боли, которая возникала, когда Скарлетт раздирала кожу до крови и мяса. Да и разве это было так важно? Однако сейчас все же пришлось задаться этим вопросом, когда она почувствовала, что удары Винсента приносят ей особое в своей остроте наслаждение. “Три!” Девушка уже не кричала — лишь шумно дышала, впитывая новую порцию жгучих ощущений. Приятное, тянущее чувство скручивалось тугим узлом в животе, и Скарлетт специально поерзала на постели, чтобы попытаться избавиться от него. Ей было страшно, что Винсент заметит ее состояние, но она попыталась убедить себя, что это выглядит как попытка совладать с болью или размять затекшие мышцы спины и конечностей. Впрочем, новый удар заставил Кацен выдать себя с головой. — Ах… ха… — чистый стон отразился от стен палаты, и Скарлетт от стыда вновь уткнулась в смятое одеяло, пряча пылающие от нарастающего возбуждения щеки. Услышав это, Винсент замер, будто не веря своим ушам. Нет, не может такого быть… девчонка и правда получает удовольствие от этой порки? Мужчина обратил внимание на реакции ее тела, чтобы окончательно убедиться в том, что ему не показалось. Колени были сведены вместе, а бедра — чуть приподняты, словно в томительном ожидании нового удара. Каждая мышца была напряжена — Синклер отчетливо видел в них легкий тремор. Однако самое интересное было между ног: влажное насквозь белье прилипло к половым губам. Винсент подцепил пальцами край ткани и медленно потянул вниз, обнажая истекающий смазкой клитор. Скарлетт ахнула и невольно толкнулась бедрами вверх. Разум окончательно утратил контроль над ее телом. Девушка почти ничего соображала — возбуждение болезненной пульсацией билось в самых чувствительных местах, не давая возможности даже задуматься над неправильностью происходящего. В голову лезли абсурдные мысли, порожденные желанием. Как хотелось, чтобы Винсент прямо сейчас вошел в нее. Грубо, резко, так же болезненно, как наносил ей удары ремнем. Освободил ее запястья и, схватив за волосы на затылке, поднял вслед за собой, заставив прижаться к его груди. Держал одной рукой шею, страстно целуя: то ласкал языком, то кусал до крови пересохшие губы. Другой же — гладил до невозможности чувствительную грудь, втянутый от напряжения живот и влажные, набухшие половые губы, усиливая удовольствие. Чтобы от этой дикой смеси жестокости и нежности девушка достигла желанной разрядки, содрогаясь от переизбытка ощущений. К черту все! К черту Адама! К черту лабораторию и эксперименты! Сейчас Скарлетт Кацен необъяснимо сильно хотела Винсента Синклера. Однако ее фантазиям не суждено было сегодня воплотиться в реальность. Увидев открывшуюся перед ним картину, мужчина из чистого любопытства потянулся к сочащемуся смазкой клитору, но вовремя одернул себя. О нет, еще рано… рано заканчивать столь занятную игру с этой интересной зверюшкой. “Так вот что тебя возбуждает, маленькая извращенка? — усмехнулся Винсент. — Посмотрим, что еще тебе будет по вкусу!” Наконец Синклер нанес последний, пятый удар, и вновь получил услаждающую его слух реакцию — долгий, протяжный стон. Ах, как бы хотелось остаться здесь и поэкспериментировать с этой подопытной. Посмотреть, как далеко она может зайти в получении унизительного и вместе с тем болезненного наслаждения. А затем, наконец, удовлетворить собственную жажду. Однако, всему свое время. Винсент уже давно не пятнадцатилетний подросток, что легко теряет голову при виде красивой, возбужденной женщины. Он умеет ждать… умеет растягивать удовольствие. Истязать, играясь не только с разумом своей жертвы, но и с ее телом. Испытывать, доводя до предела возможностей, и после всего — дарить долгожданную близость как избавление от плотских мучений. Мужчина вставил ремень обратно в петельки и застегнул пряжку. Еще около минуты молча любовался результатами своей работы, будто хищник, пометивший свою добычу: яркие красные следы исполосовали нежную кожу. Винсент по-хозяйски огладил горящие от ударов ягодицы. Довольный собой, он натянул обратно на пленницу белье и штаны, а после — освободил ее запястья. — Пусть это будет тебе уроком, дорогая, — ласково заправил рыжую прядь за ухо. — Впредь будешь знать, кому ты принадлежишь. Услышав это, девушка чуть не задохнулась от возмущения. Только теперь она поняла истинную причину злости мужчины. Дело было отнюдь не в том, что Скарлетт как-то помешала ходу эксперимента, который проводили над Адамом, или повлияла на результат процедур. И даже не в том, что простой администратор был неровней сыночку владельца отеля. О нет, Синклер-старший сам имел виды на новую сотрудницу. Однако удивиться или обрадоваться тому, что Винсент ревнует ее к своему сыну, Скарлетт просто не смогла из-за злости, овладевшей ею в тот момент. Эта циничная сволочь говорит о ней, будто о какой-то игрушке. Совсем забылся — возомнил себя богом. Вообразил, будто может повелевать людьми. Владеть ими, словно те — безвольные рабы. То, что девушка оказалась в его подземной лаборатории в роли подопытной, еще не значит, что этот психопат может делать с ней, что хочет. Он не ее хозяин, а она не его зверюшка! Хотя Винсент считал наоборот. — Пошел к черту! Я не твоя собственность! — крикнула Кацен и резко поднялась с койки. Развернувшись, бросилась на Синклера, сама не до конца понимая, что хочет сделать. То ли отвесить ему пощечину, то ли расцарапать лицо, то ли задушить, то ли и вовсе впиться зубами ему в глотку. Однако вновь слепая ярость загнала ее в ловушку. Ожидавший подобной реакции Винсент без проблем схватил девушку за запястья… совсем как в тот раз. Повалил ее на кровать, нависая сверху, и прижал руки к смятой постели. Скарлетт еще брыкалась некоторое время, пытаясь вырваться. Затем, потратив на бессмысленную борьбу последние силы, потянулась к губам мужчины, отчаянно желая хотя бы укусить его, но тот отстранился, не дав осуществить задуманное. — Отпусти… меня… — на выдохе прошептала она. — Отпущу, как только скажешь, что усвоила урок. Ну, кто твой хозяин? — спросил Винсент. — Я… я сама себе хозяйка! — гортанный крик отчаянно вырвался из ее груди. — Ты… мне никто: не господин, не отец… не бог. Ты просто конченый психопат, который… ставит эксперименты над людьми. Винсент ухмыльнулся этому. Ах, какая же забавная зверюшка! Как его умиляет ее бессмысленный мятеж! И как приятно будет потом ее дрессировать, взращивая в ней дикую, первобытную ярость, которую она будет выплескивать на своих врагов, и покорность, с которой по первому зову приползет к своему хозяину! Предвкушая это, мужчина хищно улыбнулся. — Это мы еще посмотрим, — прошептал он. — Скоро ты будешь умолять меня о благосклонности, дорогая Скарлетт. Склонился к ней чуть ниже, приоткрыв уста, будто и впрямь собирался ее поцеловать. Скарлетт оторопела на мгновение, но затем, словно в тумане, опустила взгляд на его сухие, обветренные губы, обрамленные аккуратной седой щетиной. Вдохнула пьянящий аромат его парфюма, который окутывал ее со всех сторон. Вдруг задумалась о том, что сейчас она лежит на постели, сжимая коленями бедра мужчины, который впервые был к ней так близко… так интимно близко. Голова кружилась, и Кацен, не выдержав, прикрыла глаза. Если бы Винсент сейчас не держал ее за запястья, то она, не думая ни о чем, вцепилась бы пальцами в серебристые пряди, чтобы приблизить этого психопата к себе и вкусить запретный, но, наверняка, безумно сладкий поцелуй. “Я… я ненавижу его! Ненавижу! — кричал ее внутренний голос. — Тогда почему так сильно хочу?” Это была странная, необъяснимая, но, очевидно, взаимная тяга друг к другу, которая вплелась кроваво-красной связующей нитью в тела обоих. Когда это произошло? Когда Скарлетт впервые увидела Винсента в номере Адама? Или когда он сверлил взглядом ее спину, покуривая сигару, в охотничьем домике? А быть может, когда пригласил в свой кабинет на беседу, перетекшую в сеанс гипнотерапии? Да и разве имело ли сейчас это значение, когда Скарлетт медленно сходила с ума от близости этого мужчины? Пожалуй, нет. Винсент легко считывал ее реакции. Чувствовал грудью, как девичье сердце часто бьется о корсет ребер. Ощущал, как эта девчонка сжимает его ногами, пытаясь свести бедра. Видел, как она тянется к нему, отдаваясь во власть своих темных, потаенных желаний. “Хорошо… очень хорошо,” — отметил про себя, довольный результатами своего эксперимента. О, малышка Скарлетт определенно получит то, чего так жаждет… но позже. Хотя эта зверюшка и порадовала хозяина сейчас своей покорностью, но нельзя после наказания сразу же давать награду. Как тогда научить ее послушанию? Вся дрессировка будет коту под хвост! Их губы уже почти соприкоснулись в тот миг, когда мужчина резко отстранился. Недоуменная Кацен распахнула глаза, вопросительно глядя на него. В ответ на это Синклер только усмехнулся. Отпустил ее руки и, подмигнув, бросил перед уходом: — До следующей встречи, девочка моя. Дверь палаты захлопнулась, и Скарлетт осталась наедине со своей ненавистью к происходящему, к Винсенту и… самой себе.