От сердца к сердцу

После того как Нил и Эндрю официально объявили о своих отношениях, для скрытности не было места. Можно было затеряться в тени укромных кафе, где аромат свежесваренного кофе переплетался с приглушёнными голосами, или плутать по мощёным улочкам, где старые здания шептали истории минувших времён. Но они не искали убежища, а шагали рука об руку по залитым солнцем проспектам, и их чувства служили маяком в сутолоке города. «Я тебя ненавижу» — ежечасно произносил Эндрю. И в этих словах было в сто крат больше любви, чем в привычной нам фразе. Эндрю ненавидел Нила за то, что тот вызывал в нём чувства, которые он не мог контролировать. За его привлекательную внешность и тонкий шарм, за готовность прийти на помощь и даже убить, если потребуется. Каждая улыбка Нила была как удар по тщательно возведённой стене безразличия, каждое прикосновение — вспышкой в его тёмном мирке. Эндрю боролся с этими эмоциями, подавлял их, пытался бесследно выжечь из своего сердца. Но Нил был настойчив. Он пробивался сквозь трещины в броне Эндрю, заставляя его сомневаться в своих убеждениях, в своей ненависти к миру. И в один прекрасный день Эндрю понял, что его ненависть — это всего лишь маска, скрывающая удушающий страх. Страх перед болью, перед уязвимостью, перед любовью. Когда он наконец признался в своих чувствах, это было не чем-то громким и утешающим, а лишь тихим шёпотом на ухо Нила. «Я ненавижу тебя», — едва слышно произнёс он, но глаза говорили об обратном. — Я знаю… И хотя Эндрю никогда не говорил слов любви, Нил знал, что они всегда были в его взгляде, в его прикосновениях, в каждом нетерпеливом вздохе. После очередного тяжёлого матча против Воронов они решили расслабиться и предаться любви. Нил направился к кровати, но Эндрю резко перехватил его, притянув к себе и поцеловав без единого слова. «Я ненавижу тебя», — прошептал он в горячие губы, но его дыхание обжигало щеки, а поцелуй приторно осушал кожу. Нил закрыл глаза, растворяясь в этом противоречивом моменте. Он ответил на поцелуй Эндрю, и его руки скользнули по спине, притягивая всё ближе для очередного жаркого вздоха. Эндрю прикасался к нему словно тот был произведением искусства, изваянным из хрупкого узорчатого алебастра. Его пальцы судорожно плутали по коже Нила как по лепесткам нежнейшей розы, открывая под ними жилы из сверкающего золота. Он целовал трепетно, будто боялся разбить изысканную фарфоровую чашу средних веков. Эндрю перебирал его волосы словно струны арфы, извлекая из них мелодию неземной красоты. Он обнимал Нила крепко, но бережно, опасаясь, что тот растает в людской жестокости, если ослабит хватку. Его горячие ладони были убежищем, где Нил мог укрыться от бурь жизни и найти покой среди вечного хаоса. Эндрю прикасался к его душе, возрождая в ней давно забытые мелодии. Каждый элемент дыхания Нила был шедевром, написанным на старинном холсте лишь для одного человека. И в такие моменты время словно останавливалось. Были только они и тихий стук их уставших сердец, не умолкавших даже моменты спокойствия. Нил понимал, что быть желанным Эндрю — это самое прекрасное и самое мучительное, что когда-либо случалось с ним, ибо его действия были подобны огню, одновременно согревающему и обжигающему. Они были тем, что давало юноше силы жить, и тем, что могло уничтожить его в одно мгновение. В тишине спальни, нарушаемой лишь мерным дыханием, Эндрю склонился над Нилом, заглядывая в его глаза, полные ожидания и россыпи мерцающих звёзд. В них плескались отблески лунного света, проникающего сквозь щель в занавесках, и немой вопрос, на который не требовалось слов. — Да или нет? — хрипло прошептал Эндрю, его голос окутывал Нила подобно тёплой шали. — С тобой всегда да, — выдохнул Нил, и в этом коротком признании вместился целый мир, сотканный из доверия и невыносимого желания близости. Губы Эндрю встретились с губами Нила в поцелуе, который был подобен вздоху облегчения, вспышке молнии в ночном небе. Он был жадным и мягким одновременно, в нём переплелись страсть и обещание, потребность и уязвимость, от которой не скрыться. Подхваченный невидимым вихрем, Нил оказался под Эндрю, его тело прижато к матрасу, а над ним — вселенная, заключённая в одном человеке. Поцелуи парня подобные каплям летнего дождя орошали его лицо, шею, ключицы, оставляя за собой огненные следы вожделения. Нил отвечал с той же страстью, его пальцы зарывались в волосы Эндрю, лаская кожу головы, притягивая его ближе, ещё ближе, пока между ними не осталось ничего, кроме желания и любви. В комнате витал аромат близости, смешанный с запахом свежего постельного белья и терпкого одеколона. В лунном свете их тела казались скульптурами, высеченными из хрупкого греческого мрамора. В этот момент не существовало ничего, кроме них двоих. Ни прошлого, ни будущего, ни страхов, ни каких-либо сомнений. Были только они — два сердца, бьющиеся в унисон, две души, слившиеся воедино с оркестром ночной тишины. И в этой близости, в этом единении, они нашли свой рай. Поцелуи Эндрю становились всё горячее и требовательнее, спускаясь ниже, к шее Нила, где пульсировала тонкая жилка, наполненная изнывающей от желания кровью. Его зубы нежно касались кожи, оставляя за собой шлейф укусов, от которых Нила бросало то в неизведанный жар, то в нескончаемый холод. Он соблазнительно выгибался навстречу этим ласкам, не в силах сдержать стоны, которые так настойчиво вырывались из его груди. Эндрю стянул с Нила футболку, обнажая бледную кожу, покрытую многочисленными шрамами и хороводом веснушек. Его пальцы скользнули по рёбрам, вызывая немного болезненную дрожь, и спустились ниже, к поясу тёмно-синих джинсов. Нил нетерпеливо помогал ему, избавлялся от одежды, сбрасывая с себя железные оковы повседневности. Он жаждал прикосновений Эндрю как путник в пустыне жаждет живительной влаги. Их тела сплелись в тесных лабиринтах объятий, кожа к разгорячённой коже, тепло к вечному теплу. Нил чувствовал, как сердце Эндрю бьётся в унисон с его собственным, словно они делили один пульс на двоих. В лунном свете их силуэты казались единым целым, неразрывным и чем-то пугающе прекрасным. В их движениях была неподдельная синхронность, в дыхании — гармония, в прикосновениях — нежность, переходящая в привычную им страсть. Нил неустанно любовался красотой стройного тела Эндрю, прикусывая губу от накатившего возбуждения. Он вновь притянул его к себе, вовлекая в очередной немой поцелуй. Нил будто завороженный скользил по нему взглядом. Каждый изгиб, каждая линия казались ему совершенными, высеченными опытной рукой искусного скульптора. Широкие плечи, переходящие в узкую талию, сильные руки, покрытые тонкой сетью вен, — всё это вызывало в нем благоговение, смешанное с желанием обладать и быть обладаемым. Он не мог отвести глаз, боялся, что это видение исчезнет, растворится в утреннем призрачном тумане. Нил в очередной раз прикусил губу, пытаясь сдержать стон, рвущийся из вздымающейся груди. Возбуждение накатывало волнами, заставляя его тело вибрировать словно натянутую струну только что настроенной скрипки. Он притянул Эндрю к себе, утопая в его объятиях как в тихой гавани. Их губы встретились в поцелуе, который был подобен безмолвному диалогу, где слова были лишними. Нил чувствовал, как под его пальцами напрягаются мышцы Эндрю, как учащается его прерывистое словно вихрь дыхание. Он отвечал с той же ярой жадностью, будто пытаясь утолить жажду, которая мучила его столько лет. В сумеречной тишине, наполненной предвкушением, Эндрю заглянул в глаза Нила, желая прочесть в них ответ на невысказанный вопрос. — Да или нет? — в очередной раз прошептал он, его голос звучал хрипло, всё-таки оставался страх спугнуть то хрупкое равновесие, установившееся между ними. — С тобой всегда да, — выдохнул Нил, и в этих обычных, но крайне значительных словах не было ни тени сомнения. Улыбка скользнула по губам Эндрю будто ослепляющий солнечный луч, озаривший пасмурный летний день. Его пальцы, осторожные и нежные, скользнули по бедрам Нила, вызывая россыпь мурашек, пробежавших по его чувствительной коже, полной неисправимых увечий. В этих движениях было прекрасно всё: поцелуй, которым Эндрю запечатлел свое согласие, учащённое дыхание, просящее о большем, блеск в глазах, танец дрожащих рук для единственного человека. В них не было напора, только желание доставить удовольствие, успокоить и подарить ощущение безопасности. Это заменяло простую, но такую важную фразу: «Я рядом». Будто следуя невидимой карте для кругосветного путешествия, пальцы Эндрю скользнули ниже, к самому сокровенному месту. Его прикосновения были осторожными, почти невесомыми, будто он боялся, что Нил вот-вот рассыпется под ним. Один палец, затем второй, третий – Эндрю медленно растягивал упругие стенки анала, не жалея обильной смазки и тщательно подготавливая его к тому, что должно было произойти. Видя в глазах парня небольшой дискомфорт, он шептал слова утешения, успокаивал, уверял, что он рядом и всё будет непременно хорошо. Всё просто обязано быть хорошо. Плохо не будет. Только не с ним. – Нил? – М? – Не больно? – Нет... Просто немного непривычно, продолжай. – Да или нет? – Да... – выдохнул Нил, издав звучный стон и чувствуя каждой клеточкой возбуждённого тела, как Эндрю скользит прямо по простате. Нил выплеснул всё своё доверие, отдаваясь в его руки подобно кораблю, переходящему во власть бушующих волн. Он чувствовал явный страх, который постепенно улетучивался, уступая место предвкушению, желанию познать неизведанное, желанию познать себя, своё тело. Оно способно откликаться на многое. Нил знал это. Эндрю осторожно вытащил пальцы и снова с искрящимся жаром поцеловал Нила, желая навсегда запечатать это в памяти. Его рука потянулась к смазке со вкусом малины, плавным движением он нанёс её на весь ствол и аккуратно, боясь сразу же порвать, надел прочный презерватив. – Скажи, если что-то пойдет не так, – прошептал он, плавно входя в такого желанного, разгорячённого, хрупкого и до боли родного человека. Его дыхание оживлённо щекотало кожу, вызывая у обоих новую волну постоянно бегающих мурашек. Нил находился в состоянии поглощённости новыми ощущениями, которые дарил ему Эндрю. Каждое движение его накаченных бёдер, каждый толчок открывали в нём новые грани наслаждения, заставляя сердце колыхаться в бешеном ритме созвучно с ежесекундно понарастающими стонами. Тело Нила откликалось на ласки Эндрю с удивительной готовностью. Он чувствовал, как напряжение нарастает внутри него словно натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть. Эндрю, явно угадывая его мысли, ускорил темп, и его движения стали более уверенными и настойчивыми, выбивая из Нила очередной стон, побуждающий забыть о реальности и погрузиться в сладкую истому. Он целовал Нила, нежно покусывая его губы, определённо желая разделить с ним это удовольствие, эту невыносимую сладость, которая разлилась по их искрящимся от вожделения телам. Внезапно обоих пронзила волна такого острого наслаждения, что они не смогли сдержать синхронного стона. Их тела моментально выгнулись дугой словно мощно натянутый лук, а затем расслабились, погружаясь в ненасытную умиротворённость. Эндрю последовал за ним, скоротечно изливаясь внутрь презерватива. Нил чувствовал, как парень заполняет его собой, как они становятся одним целым, неразделимым и вечным. Дыхание Эндрю стало прерывистым, а тело напрягалось с каждым замедляющимся толчком уставших бёдер. Он обнял Нила, прижимая к себе и искренне надеясь, что они никогда-никогда не расцепятся и так и будут бесконечно лежать, обнажённые и счастливые, наперекор всему миру.